Николай Удальцов - Что создано под луной?
– Где она, душа?
– От пола до макушки – тело.
От макушки до неба – душа…* * *Скорость АН-2, даже летящего по ветру, не превышает ста шестидесяти километров.
Так, что оставшиеся до бывшего берега бывшего моря небывшего морем, и уже никогда морем и не станущего, самолет преодолел за пол часа.
Еще пол часа ушли на то, чтобы обнаружить полу занесенный песком остов трехосного «Урала» и какое-то подобие лагеря – две поваленные ветром палатки, ящики с оборудованием и недособранную буровую, лежащую на песке.
То, что людей рядом со всеми этими вещами, как-то очень быстро превращенными песком и ветром в хлам, не было давно, Риолю и летчику стало очевидно сразу.
Не было и не каких следов.
Летчик показал ладонью пикирование в низ.
– Зачем? – ответил на это Риоль.
– «Урала» было два. Посмотрим, что случилось со вторым.
– Тогда, лучше посмотрим, что случилось с первым…
Ни Риоль, ни летчик не знали, что второй «Урал», занесенный песком по самую кабину, станет для них ловушкой…
…Песок в пустыне только на первый взгляд одинаково сыпуч и плотен. На самом деле, каждый участок пустыни состоит из разного песка, и в чем здесь причина сразу и не скажешь, но только в одном месте можно совсем спокойно стоять на песке, а в двух шагах уже проваливаешься по пояс.
Вот на таком, зыбком песке, и остановился один из грузовиков.
И оттого, первый «Урал» возвышался над поверхностью и был легко заметен, а второй – погрузился в песок и постепенно занесся силикатовой крошкой.
Летчик пошел на посадку почти вслепую, не зная местности и возможностей полосы.
АН-2, выпустив подкрылки на тридцать градусов, на малой скорости, едва не сваливался в пике, но иначе было нельзя – рискуя, пилот уменьшал риск.
Риоль чувствовал профессионализм летчика.
Профессионализм – это умение пройти между двумя рисками, не перейдя грани ни одного из них.Садившийся на песок самолет оставлял своими колесами колею. Колея от шасси самолета – это та же дорога, только начинающаяся в небе. Там, где многие дороги заканчиваются…
Самолет зарывался в песок по самые колесные оси, и одной из осей въехал в погрузившуюся в пустыню кабину «Урала». И сразу «скозлил».
Это была плохая неожиданность.
Хорошая неожиданность та, к которой человек оказывается готов.
Жаль только, что таких неожиданностей не бывает…Хвост АН-2 приподнялся над землей, словно предлагая обоим находившимся в кабине посмотреть себе под ноги. Толечек был очень сильным, но Риоля оглушило не им, а треком крушащегося о песок винта – во всяком случае, он на несколько мгновений потерял сознание, и не почувствовал, как фюзеляж, ломая хвостовой дутик, ударился о землю, возвращая летательный аппарат планете. То, что весь хвост разбит вдребезги по пятнадцатый шпангоут, тот самый, за которым находилась рация и остальное радиооборудование, он узнал только потом, и только потом понял – к чему это может привести…
Когда Риоль пришел в себя, он оказался в тишине, не нарушаемой даже гудением ветра в оснастке самолета.
Риоль осмотрелся кругом, обнаружил, что вся стеклянная оснастка кабины исчезла, и то, что летчика рядом не было.
Отлетели и боковые пилотские форточки-лазы, обычно закрытые потому, что экипаж, как правило, проходил в кабину через бортовую дверь, сквозь внутренний салон.
«Значит, удар был все-таки сильным», – подумал Риоль, ощущая боль в грудной клетке и суставах.
Через ближнюю для себя кабинную дверцу-форточку Риоль выбрался на песок.
Прямо перед капотом лежал летчик, видимо выброшенный из кабины через лобовое стекло.
Вокруг головы летчика песок был совсем черным. Правда, не на много, а так, пальца на два. Риоль наклонился над другом и увидел, что тот дышит.
Тогда Риоль вернулся в кабину. Взял оттуда зеленую сумку с белым кругом на боку и красным крестом посреди этого белого круга.
И вновь спустился к летчику.
– Ты – жив? – услышал он шепот.
– Да. Контужен только.
– А – я?
– Ты тоже жив. Голова разбита, а остальное, вроде, цело.
– Это хорошо, – прошептал летчик.
– Что – хорошо?
– Что только голова разбита.
– Почему? – Риоль разговаривал машинально, словно через какую-то плотную пелену, мешающую и говорить, и думать.
– Если от раны в голову животное не умирает сразу – рана заживает быстро.
– Откуда ты знаешь? – Риоль слушал полубред летчика и свои полубредовые ответы, но при этом очень плотно перевязывал голову летчика, не забыв прыснуть на рану перекисью водорода, от чего летчик лишь слегка поморщился, – Откуда ты знаешь?
– Додумался.
– До чего?
– До того, что животные без нормальной головы долго существовать не могут…О том, что у летчика сломан позвоночник, ни Риоль, ни летчик не знали.
Риолю это не пришло в голову, а летчик находился в шоке.
Но после укола пенициллина, летчик понял все.– Сейчас я перетащу тебя в тень, – проговорил Риоль.
– Не надо.
– Почему?
– Хочу посмотреть на солнце подольше.Риоль оставил летчика и обошел то, что когда-то могло быть лагерем.
Чуть дальше, шагах в сорока от занесенных песком остатков палатки, он обнаружил пять крестов из стальной арматуры, перевязанной проволокой.
Тогда Риоль вернулся к летчику:
– Сколько людей было в экспедиции?
– Шестеро.
– Пятерых я нашел, – Риоль не сказал о том, что он нашел не людей, а их останки – это было понятно без слов.
– Шестой в кабине «Урала».
– В кабине никого нет.
– Значит – в той, что занесена песком.
– Попробую откопать.
– Не надо. Не рискуй.
Они все заражены.
Риоль посмотрел в лицо летчика и поразился его бледноте:
– Как ты себя чувствуешь?
– Уже никак, – ответил летчик, и Риолю тоже все стало ясно:
– Не волнуйся. Скоро за нами пришлют спасателей.
Летчик повернул голову – шея пока слушалась его – в сторону самолета. Внимательно осмотрел то, что осталось от АН-2, а потом прошептал:
– Мы не можем передать сигнал СОС. Рация разбита.
За нами никого не пришлют…– И еще – канистра с водой разбилась. Значит – ждать помощи тебе придется совсем не долго…
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Риоль. – Что мне повезло больше, чем тебе…
– Это плохо, но сейчас проблема не в этом. – Да, – вздохнул летчик, – Худшее в том, что к худшему мы никогда не готовы…
* * *…Летчик умирал медленно…
И вместе с ним умирали его желания, которые рождаются первыми и последними умирают.
– Я могу что-нибудь для тебя сделать? – спросил Риоль.
– Можешь, – тихо проговорил летчик.
– Что?
– Ответь мне на один вопрос.
– Спрашивай.
– Это правда, что Христос ходил по нашей земле?
– Нет. Он ходил по своей земле.
– Значит, он поступал так же, как я…После этих слов наступила смерть. Смерть – это точка, у которой не видно конца…
Риоль не стал хоронить летчика.
Потому, что на что-то еще надеялся, хотя и понимал, что теперь приходила его очередь.
Он присел у стойки каким-то образом сохранившегося шасси, в тени плоскостей, где не таким страшным было солнце, опустил голову на скрещенные руки и стал ждать.
А тишина сушила его мозги.
При сорока пяти в тени, человек без воды умирает за шесть часов потому, что температура превращает жидкость, находящуюся в нем в пар, делая из человека нечеловека.
Вначале, еще живого, потом – никакого, и, наконец – мертвого.
Постепенно Риоль превращался в никакого человека, и последней его мыслью, которую он смог разобрать была мысль:
– В жизни очень много придуманной правды и непридуманной лжи……После этого начались галлюцинации.
Какой-то шум, отдаленно напоминавший звук работающего мотора.
Какие-то тени перед почти закрытыми, ничего не видящими глазами Риоля.
Вкус льющейся в рот воды.
Воды, мгновенно исчезавшей из иссушенного тела, выходившей, тут же испаряющимся потом, оставлявшим на коже белесый соляной налет.
Голоса людей.Возвращение с того света – это путь со многими пересадками, и Риоль проходил его так же безмолвно, как и предыдущую дорогу в противоположенном направлении.
Наконец, он смог различить лицо Анатолия Романова.
И рядом – лицо диспетчера, широкое, густобородое.
Кроме диспетчера и Анатолия вокруг находились еще какие-то люди, лиц которых Риоль рассмотреть не мог.
– Вы – настоящие? – тихо спросил Риоль, с трудом шевеля губами.
– Если сомневаешься – значит, все по настоящему, – ответил ему диспетчер, – В своих иллюзиях не сомневается никто…– Как вы меня нашли?
– Кто ищет, тот всегда найдет, – не очень уверенно проговорил диспетчер. Потом, видимо вспомнив о том, что когда-то являлся, может, самым известным рыбаком в мировой истории, добавил:
– Если повезет, конечно…– Мы искали, – сказал Анатолий Романов Риолю, – Вот нам и повезло.
– Так, оказывается, повезло вам.
А я думал, что повезло мне……Вода постепенно возвращала Риолю разум.
Он видел, как люди, прилетевшие с Романовым, завернули тело летчика в брезент и понесли его к самолету.
