Игорь Поляков - Доктор Ахтин. Бездна

Ощущение поглаживания по голове. Странное прикосновение. Ласковые и нежные касания, давно забытые и поэтому такие желанные. Она даже замерла, перестав пить кровь. Воспоминания пронеслись в голове с быстротой молнии.

«Мама также перед сном гладила меня по голове, но убитая мной добыча не может этого делать. Она должна содрогаться от страха и ужаса смерти».

«Утоли мною голод и стань сильнее», — услышала она спокойный голос, возникший внутри неё. До боли знакомый голос. В своих воспоминаниях она часто слышала его, но так ни разу не смогла понять, откуда она его знает.

Она подняла голову и встретилась глазами со своей добычей.

«Посмотри, сколько мяса», — он руками распахнул шкуру, обнажив грудь.

Бугристая кожа, покрытая темно-коричневыми корками. Нежно-розовая мясистая ткань с зеленоватым отделяемым, стекающим в чистый снег. Резкий зловонный запах заживо гниющего тела ударил в её чуткий нос.

«Это прекрасная пища, возьми меня, утоли мною голод».

Она, упав на колени, исторгала из себя свернувшуюся кровь, куски непереваренной зайчатины, ощущая себя бездонной клоакой. Запах гниения не давал вдохнуть чистый лесной воздух. Мерзкий привкус во рту и боль в животе.

«Ты не сможешь выжить, ты сдохнешь от голода, если не научишься пользоваться любой белковой массой».

Он уходил, не оглядываясь, оставляя в снегу в своих следах кровь, от вида которой болезненно сжимался пустой желудок. Холод пробирал до костей, и, главное, — она уже не ощущала себя сильной здоровой самкой, хозяйкой этого мира.

Она замерзнет и умрет.

Пусть будет так.

Умереть — это хорошо.

Мария Давидовна, вздрогнув всем телом, вынырнула из сна. Тяжело дыша, она смотрела в темное окно, где полная луна казалась пожаренным на сковороде серебристым блином. Кислый привкус тошноты во рту и тянущая боль внизу живота. Положив руку на дно матки, она почувствовала каменистую плотность. Испуганно прислушиваясь к себе, Мария Давидовна затаила дыхание.

Через несколько мгновений матка расслабилась, плод толкнул её в бок, и — с облегчением выдохнув, она улыбнулась.

Всё хорошо. Просто плохой сон, вызванный постоянным чувством голода.

Встав с дивана, она пошла на кухню и открыла холодильник.

Мы сидим у костра. Виктор рассказывает о том, как он сбежал из пещеры, когда меня увел Архип. Как он бежал по запутанным переходам, как заблудился и пришел в заброшенную часть пещеры. Там он нашел узкий проход в бункер.

— Не продолжение пещеры, а помещения, построенные людьми. Очень похоже на военный бункер. Всё разграблено и разрушено, ржавый металл, покрытый льдом, и разбитые стены, поэтому трудно понять, для чего это подземное сооружение в тайге. На обломках какого-то агрегата нашел надпись «Сделано в СССР». Скорее всего, бункер был построен в советские времена, а потом, когда страна развалилась, военные бросили его. Я нашел одно достаточно большое помещение, и от него еще несколько поменьше размером. Вот в самой дальней комнате я и нашел штык-нож от автомата Калашникова. Взял его в руки и сразу как-то увереннее себя почувствовал.

Виктор улыбается, вспоминая свои ощущения.

Я смотрю на огонь и говорю:

— Ну, и дальше что?

— Пошел обратно, потому что подумал, что тебе нужна будет помощь. Безоружный, я бесполезен, а вот с ножом, уже веселее. Бродил по переходам, бродил, пока не услышал крик. Пошел на звук и вышел в большую пещеру. Смотрю, а Пророк кол занес над головой, хочет в тебя воткнуть. Ну, я и метнул нож. Слава Богу, навык с армии остался.

Виктор молчит пару минут, а потом продолжает:

— Ну, а потом подошел ближе и увидел кучу трупов. Несколько человек еще были живы, но я, как только посмотрел на раны, сразу понял, что не выживут. Немного помучились и один за другим умерли. Ты тоже выглядел очень плохо, но во всяком случае, я не нашел на тебе смертельных ран. Затем Анна появилась. Она испугалась и спряталась, когда всё началось, поэтому осталась в живых. Вместе мы перетащили тебя сюда, и вдвоем, что смогли, то и сделали.

— А где трупы?

— Потихоньку перетащил в бункер. Одного за другим. Там, как в холодильнике, они сохранятся, а потом, может быть, кто-нибудь их похоронит.

Виктор говорит так, словно уже точно решил, что скоро он отсюда уйдет и эти проблемы он решать не будет. И он тут же озвучивает мои мысли:

— Думаю, что надо уходить отсюда. Нога у тебя выглядит значительно лучше, еще пару дней, и ты сможешь идти. Анна знает дорогу к людям.

Я киваю. Моё тело быстро восстанавливается после ран и болезни. Рана на бедре очистилась от гноя, появились первые грануляции. Я, действительно, совсем скоро смогу идти без помощи.

— Как думаешь, какой сейчас месяц года?

— Я даже знаю, какое сегодня число, — улыбается Виктор, — Анна показала мне календарь, в котором они отмечали дни. Так вот, сегодня двадцать третье марта две тысячи десятого года. Без сознания ты был больше двух месяцев. Иногда мне казалось, что ты не выживешь.

— Двадцать третье марта, — задумчиво повторяю я. В памяти всплывает знание, которое пришло из бездны.

— Да, скоро закончится первый весенний месяц, — кивает Виктор. Он думает о своем. А я созерцаю точку отсчета, которая приходится на этот день. Времени еще достаточно много, но обратный отсчет начался. Моё знание иррационально и недоказуемо, — я просто знаю. Доказывать я никому ничего не собираюсь. Пророчествовать тоже не буду.

В пещеру забегает Анна. У неё большие испуганные глаза, словно она увидела нечто страшное.

— Там…

Она не может говорить. Указующая рука дрожит.

— Что там? — спрашивает Виктор.

— Там… в пещере для молитв…

Мне кажется, что я знаю причину её испуга.

— Виктор, помоги, — прошу я.

Поднявшись на ноги с его помощью, я опираюсь на его плечо. Мы идем за Анной, которая исчезает впереди. Мы двигаемся медленно, поэтому, когда добираемся до пещеры, Анна уже делает то, что нужно. Она поджигает факелы и расставляет их вокруг каменного распятия.

Свет факелов освещает стену пещеры. Неровность, похожая очертаниями на человеческую фигуру. Я понимаю, что это всего лишь случайность природы, — вода и время вырезали из камня гигантский барельеф, который человек принял за скульптурное изображение распятого Христа.

Верх распятия виден плохо, но вполне достаточно того, что мы видим в центре и внизу. Вязкая темная жидкость сочится сквозь камень в тех местах, где находятся грудь, руки и ноги изваяния, созданного природой. Медленно стекающая по каменистой поверхности жидкость похожа на кровь.

В тишине, нарушаемой только легким потрескиванием горящих факелов, я смотрю на свершившееся пророчество отца Федора. Я словно снова слышу его слова:

«Когда пробитая гвоздями плоть Христа начнет сочиться кровью, когда из ран проступит кровь, когда из глаз Его хлынут кровавые слезы, узнаем мы, что пора собираться в путь».

— Этого не может быть, — говорит Виктор, но я слышу в его голосе опасливые нотки. Он реалист, и не верит в чудеса. Сейчас он хочет сам себе объяснить то, что видят глаза:

— Может быть, отец Федор всё это как-то устроил, например, наверху на горе в специальных резервуарах замороженная краска, которая начала таять и просачиваться вниз.

— Это кровь, — тихо говорит Анна.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

— Значит, это не человеческая кровь. Может, кровь свиньи или коровы. Одна убитая корова, брошенная в нужном месте, кровь которой растаяла на солнце и стала просачиваться сквозь щели в камне вниз.

Я сижу под распятием и смотрю на темные потеки на камне. Неважно, является ли то, что мы видим, искусной инсценировкой отца Федора или божественным чудом. Если бы овцы из стада, ведомого Пастухом, были сейчас живы, то они бы ни на секунду не сомневались в реальности божественного знака. И покорно отправились бы за отцом Федором на смерть. Действо, которое мы созерцаем, скорее всего, происходит для них. Во всяком случае, мне очень хочется надеяться на это.

Если это кровотечение из камня создано Пророком, то я, убив его и паству, нарушил планы отца Федора.

Если сочащаяся кровь — это действительно знак, данный Богом, то я нарушил планы Всевышнего.

И мне совсем не хочется думать, что чудесное истечение красной вязкой жидкости из камня — это послание только для меня.

Напоминание о том, что мне надо выполнить свою работу.

Боль ослабла, и Мария Давидовна смогла вдохнуть. Как рыба вне родной стихии, она хватала воздух открытым ртом, зная, что у неё всего несколько минут, а потом снова придет боль.

— Пожалуйста, может можно что-то сделать, чтобы было не так больно?