Юрий Силоч - Союз нерушимый...
— Так может, ты просто тупой?
— Повтори ещё раз, и я тебя тут запру.
Нужно было действовать. Воспользоваться заминкой и сбежать, пока они будут заливать тут всё бензином. Бульканье и шаги сместились вправо.
«Всего лишь немного подождать, пока они уйдут на кухню», — успокаивал я сам себя. — «Дверь из кабинета просматривается. Только бы они пошли туда сначала!»
В ином случае я мог бы спрятаться либо под столом, либо за занавесками — одинаково опереточные варианты, особенно принимая во внимание, что моя температурящая тушка в тепловизоре сейчас светилась, как новогодняя ёлка.
Журчание и плеск доносились из спальни, постепенно передвигаясь в коридор. Я затаил дыхание… Да! Теперь в кухне.
— Ты точно тупой. На кухню-то зачем? Самое важное — это спальня и кабинет, на остальное можешь даже бензин не тратить. И сигарету убери, придурок, запалишь всё раньше времени.
Стиснув зубы, я в который раз оглядел комнату, пытаясь найти хоть какое-нибудь укромное место, помимо стола и окна, — но ничего. Ничегошеньки. «Чёрт! Чёрт! Чёрт!»
Я перехватил обрез за ствол и занёс как дубину. В тот самый момент, когда стало ясно, что идут именно ко мне, волнение пропало. К чёрту, их всего-то двое, а у меня обрез, пистолет и эффект внезапности. Хотелось, конечно, обойтись без крови, но раз уж драка сама меня нашла, то оставалось лишь бить без промаха и всякой жалости.
Пусть удача рассудит. В любом случае эти ребята пришли явно заметать следы, а следовательно, были не на той стороне.
Я затаил дыхание.
Дверь открылась, выброс адреналина, сознание автоматически ускорила боевая программа и, словно в замедленном действии, я увидел, как в комнату неторопливо вплывает коротко стриженая голова с длинным носом и шикарными усами. Возможно, где-то внизу находилось тело, но оно было мне безразлично, я следил лишь за тем, как цель медленно, но верно идёт под удар. Ждать доли секунды было мучительно, я весь сжался, как взведённая пружина. Сейчас, ещё немного ближе, как раз, когда он поставит ногу на пол…
Шаг. От него, казалось, сотряслась земля — и вся энергия, скрывавшаяся во мне, вырвалась наружу.
Рыжий приклад, описав широкую дугу, столкнулся с лицом моего коллеги. Оно тут же уродливо деформировалось, послышался отвратительный хруст и треск ломаемых костей и рвущихся тканей. Приклад сломался и отлетел в сторону, а первый сотрудник, не издав ни звука, опрокинулся на спину, хорошенько приложившись о пол. Его падение дезориентировало напарника, а я, выскочив, усугубил потерю равновесия ещё одним могучим ударом по голове.
Орёт, зараза, значит, жив и в сознании. На пол грохнулась канистра, разбрызгивавшая бензин, и к ней мучительно медленно понёсся огонёк сигареты, ослепительный в кромешной тьме.
Я был уже в кухне — добрался одним отчаянным длинным прыжком — когда за спиной полыхнуло — и человеческая фигура в чёрном пальто, крича, начала дёргаться и кататься по полу в попытке сбить огонь. С ужасом я увидел, как объятый пламенем сотрудник вскочил и рванул следом за мной. Сердце зашлось, кровь застучала в висках.
Зарычав, я вихрем промчался сквозь кухню и захлопнул дверь прямо перед носом горящего человека. Тот принялся лупить по ней кулаками, оставляя в металле глубокие вмятины, а я, оглядевшись, со всей силы ударил ногой по ножке ближайшего шкафа и едва успел отскочить. Старое дерево поддалось — и шкаф обрушился с громким хрустом, лязгом падающих сверху кастрюль и удушливым облаком пыли. Груда обломков надёжно заблокировала дверь, а я, тяжело дыша, слушал, как с той стороны всё ещё раздавался стук и яростные крики, полные боли и отчаяния, но они слабели и затихали с каждой секундой.
Добежав до «мусорного лифта», я услышал, как включилась пожарная сигнализация. После нескольких нажатий на кнопку стало понятно, что спуститься на лифте не удастся — тревога их отключала. Выругавшись от души, я лихорадочно стал думать, как выбираться: ни лестницы, ни пандуса, лишь вертикальная шахта, кажущаяся бесконечной, да тросы.
Чертыхнувшись, я отправился обратно и набрал универсальный код на первой попавшейся двери. Эта квартира практически не отличалась от депутатской — та же огромная кухня с кучей бытовой техники, те же ковры и паркет, та же роскошь, доступная только номенклатуре. Когда я приблизился к спальне, оттуда вывалился полуголый толстый мужик, который, увидев меня, пискнул, упал на колени и заверещал:
— За что?! За что, я же ничего не сделал?! Только семью не губите!
Болван вцепился мне в ноги и, кажется, собирался облобызать сапоги.
— Да отстань ты! — я отбросил толстяка, и тот, упав на четвереньки, пополз обратно в спальню. — Пожар! Соседи горят! Где тут лестница?
Дрожащая пухлая рука указала на выход из квартиры.
Подъезд оказался очень приятным и ухоженным — цветы в горшках, лимонное дерево у лифта. Стены выкрашены в весёленький салатовый цвет, всюду висят флажки, портреты и лозунги. Патриотичненько. Пожарная лестница находилась на внешней стороне здания — за застеклённой дверью, ведущей на потемневший от времени металлический балкончик.
Снаружи было красиво.
Панорама огромного города — сотни огней окон, машин, фонарей, подсветки зданий, памятников и автострад — воодушевляла и очень мне нравилась. В багровых небесах перемигивались огоньки вертолётов, сновавших в небе, как светлячки, сверкали красным габаритные лампы на трубах, высотках и шпилях, улицы и проспекты тянулись параллельно-перпендикулярными жёлтыми нитями, сияли исполинские стеклянные иглы элитных жилых комплексов и министерств. Особенно выделялся наркомат тяжёлой промышленности: три башни из стекла и бетона, стилизованные под заводские трубы. Где-то на окраине медленно плыл в воздухе огромный даже на таком расстоянии дирижабль. Единственным минусом пейзажа было то, что отсюда не было видно Дворца. Уверен, среди чинов считалось наиболее почётным жить на стороне, выходившей на него окнами.
Однако красота была не единственным, что меня занимало: проснулся страх высоты. Стараясь переводить взгляд на стену дома, я уговаривал себя: «Не смотри вниз. Только не смотри вниз».
Каблуки сапог стучали по лестнице, огни Москвы приближались, мышцы ног ныли и слабели от бесконечных скользких ступеней, а ветер усиливался и хлестал по лицу, словно мокрой тряпкой. Иногда на балкончиках встречались жестяные баночки, полные окурков. Сверху слышался топот, и, задирая периодически голову, я видел жителей, спускавшихся вместе со мной. Порыв ветра принёс запах гари и звук пожарной сирены — нужно было поторапливаться. В самом низу пришлось прыгать: бетон больно ударил по пяткам, и я шлёпнулся, не удержавшись на ногах.
Охранник в будке проводил меня пристальным взглядом: он ощущался кожей и будто впивался между лопатками, но, тем не менее, я сдержался и не обернулся.
К парадному входу подъехали пожарные машины и принялись разворачивать высотное оборудование: было хорошо заметно, как из окна выбивались языки пламени, а по пожарной лестнице спускалась цепочка полуодетых людей — на таком расстоянии они выглядели совсем крошечными.
Всю обратную дорогу я обдумывал новые факты, сопоставлял их, оценивал, делал выводы и чуть не свихнулся. Депутатский порошок неплохо помог, но вскоре — от дождя и холода — меня снова начало знобить. Я еле двигал ногами, а рюкзак с трофеями оттягивал спину. Неизвестные поджигатели не называли имён, я не видел их служебных удостоверений, но почему-то был совершенно уверен, что это Контора: верней, то крыло, что подпало под влияние… Кого? Разума? Видимо, да.
Эта загадка сводила меня с ума.
Наутро, как следует проспавшись, я постучал в дверь Марии, но никто не открывал, и я уже собрался уходить, когда звякнула цепочка и на пороге возник героический муженёк — опухший, с синим лицом и красными глазами, взлохмаченный и, как обычно, неодетый.
— Чего тебе? — агрессивно спросил он.
— Привет, — я постарался выглядеть дружелюбно и даже улыбнулся. — Держи, — я передал ему пакет с частью экспроприированного. — Гостинцы.
Муж насупился и сжал кулаки:
— Подачки… — герой затрясся так, что я всерьёз испугался, не хватит ли его сейчас инсульт. — Подачки свои в задницу можешь засунуть! Понял?! — дверь захлопнулась, а я остался стоять, всё ещё не вполне понимая, что это вообще было.
Часть дня я провёл, отсыпаясь и отъедаясь депутатской колбасой, а ближе к вечеру задумался над дальнейшими действиями и с неудовольствием пришёл к выводу, что все нити ведут на заводе имени Лебедева. Имплантаты убийц, работа Унгерна, подпольная деятельность депутата, — всё сходилось в одной точке. Очень защищённой режимной точке. Точке союзного значения с соответствующей статусу охраной. В поисках информации я снова зашёл в Айсберг, заранее предполагая, что придётся как следует раскошелиться. Страницы сменяли одна другую, но там были явные подделки: даже того, что я знал о «Лебедях» было достаточно, чтобы их раскусить. Странные планы, едва ли не нарисованные от руки и позднее отсканированные.
