Нил Гейман - Все новые сказки
— Бобби, разве ты меня не поцелуешь? — протянула Аделина.
— Откладываю поцелуй на будущее, чтобы был слаще, — сказал он и, опустившись на колени, приник своими губами к ее губам. Поцелуй затянулся. Декс перекинул ногу через столик и лягнул музыканта в зад. Все засмеялись. Набоб обошел столик и уселся.
Скрестив на груди изящные длинные руки, тромбонист подался вперед, задумчиво покачал своей остроконечной головой:
— Вы сегодня ради звезд приехали?
— Спрашиваешь! — откликнулась Аделина.
— Расскажи-ка мне новости, — попросил Декс.
— Да так, знаешь ли, все по-прежнему. Киллхеффер ждет не дождется, когда ты вернешься.
Официантка принесла две порции «Сладкого джина». Коктейль состоял из жидкого розового мороженого и фирменного джина «Ледяного сада» — зубодробительного самопального напитка. Если взглянуть на просвет, видны крохотные воздушные пузыри, облепившие сочные красные вишни на дне бокала. Декс сунул девушке пятерку. Она улыбнулась и упорхнула.
— Киллхеффера к чертям собачьим, — Декс чокнулся с Аделиной.
— Приходит почти каждый вечер. Сидит в уголочке, щелкает костяшками счетов, записывает цифры в книгу, — сказал Набоб.
— У Киллхеффера шарики за ролики заехали, — вставила Аделина.
— Странный субъект, — подтвердил Набоб. — Однажды, когда в ресторане было затишье, — а когда вас нет, мои драгоценные, тут почти всегда затишье, — он угостил меня рюмкой и растолковал, что все на свете состоит из чисел. Сказал: когда падают звезды, это значит, что все делится само на себя. А потом выдул кольцо дыма — он, как всегда, курил сигару. И говорит: «Вот так оно делится», — и показывает на дырку в колечке.
— Ты понял, что он хотел сказать? — спросила Аделина.
Набоб со смехом помотал головой:
— Джим-Джим — и тот умнее говорит.
— Если сегодня я увижу здесь его глупую ухмылку, все — начищу рожу, как пить дать, — сказал Декс.
Аделина улыбнулась, затянувшись сигаретой:
— Так забавляются мальчики. Я-то думала, ты пришел потанцевать и выпить.
— И не ошиблась, детка, не ошиблась, — сказал Декс. Допил коктейль, ухватил зубами черенок вишни. Отнял от губ бокал, демонстрируя, что вишня свешивается изо рта. Аделина перегнулась через стол, обняла Декса одной рукой за плечи, впилась губами в вишню. Медленно размяла языком, пока соприкосновение губ не превратилось в долгий поцелуй.
— Вы просто артистка, мисс Аделина, — сказал Набоб.
Декс заказал всем еще по порции «Сладкого джина». Они немного поговорили о старых добрых временах; туманные воспоминания о солнце в зените и голубых небесах.
— Перерыв окончен, — сказал Набоб, торопливо допивая коктейль. — Ведите себя хорошо.
— Сыграй «Имя и телефон»! — крикнула Аделина ему вслед. Набоб разбежался, подпрыгнул, сделал кульбит и приземлился на колени перед микрофонной стойкой. Неторопливо поднялся, как поднимается по оконной решетке лиана.
Декс с Аделиной зааплодировали. Остальные посетители, увидев, что артист вернулся, устроили овацию. Набоб — худой, грациозный — немножко потанцевал сам с собой и схватил микрофон. «Недотепы» заняли свои места, вскинули инструменты.
— Мондриан, голубчик. Прикрути вентиль — свет слишком яркий, — попросил Набоб, и его голос раскатился эхом в саду и донесся до пустыни.
Через секунду огоньки свечей в центре каждого столика потускнели примерно вдвое.
— О-о-о… — выдохнул Набоб. Толпа зааплодировала.
— Еще чуточку! — крикнул Набоб метрдотелю.
Мондриан повиновался. Над тусклой янтарной мглой «Сада» разнеслись свист и шиканье. Баритон-саксофон взял первую ноту — низкую, очень низкую, она катилась по полу, точно перекати-поле, занесенное ветром из пустыни. Вступили струнные, потом флейта-пикколо вывела замысловатую трель, хромированный тромбон Набоба издал три ноты — словно спустился по трем ступеням. Набоб отвел от губ мундштук, защелкал пальцами в ритме музыки и запел:
Листаю книгу, ищу твое имя и телефон,Листаю книгу, ищу твое имя и телефон,И сердце мое пылает со всех сторон.
Боль и надежда — мучительные тиски,Боль и надежда — мучительные тиски.Когда твои ноги надавят мне на виски…
Когда Набоб приступил ко второму куплету, Декс встал и протянул руку Аделине. Повел ее сквозь сумрак к людскому морю на танцполе. Декс и Аделина вцепились друг в дружку, словно утопающие, их ноги сплелись, губы слились. Так они медленно кружились впотьмах, дрейфуя под музыку по непреодолимому течению, возникавшему в толчее.
Но вот песня закончилась.
— Пойду напудрю нос, — сказала Аделина.
Свет снова разгорелся. Они отправились к огромному зданию, где размещались игорные залы и салоны разнообразных услад «Ледяного сада». Трехэтажное, в стиле венецианского палаццо, здание-монстр, построенное из мрака. В глазах монстра отражался лунный свет. У входа, под портиком, Декс дал Аделине двадцать долларов и сказал:
— Встретимся за нашим столиком.
— Знаю, — тихонько вымолвила она и поцеловала его в щеку.
— Как ты, нормально?
— Все по-старому, — вздохнула она.
Ему следовало бы рассмеяться, но он лишь тихо улыбнулся. Они разошлись. Огибая танцпол, Декс перехватил взгляд Набоба, а тот, не прекращая петь, скосил глаза, указал подбородком на столик. Киллхеффер, легок на помине. Одет в смокинг, улыбается своей «тысячезубой», как сам ее называет, улыбкой, курит сигару «Wrath Majestic»[60] и пялится в небо.
Добравшись до своего столика, Декс сел напротив Киллхеффера. Тот, все еще глядя вверх, сказал:
— «Сладкий джин». Я взял на себя смелость.
И верно, три полных бокала. Декс взял один.
— Сегодня звезды изнывают от любопытства, — сказал Киллхеффер, отвлекшись от небес.
— А я вот не изнываю, прости, — сказал Декс. — Ну, профессор, что заготовлено на сей раз? Русская рулетка? Снимите колоду трижды и возьмите последнюю карту? Метатель ножей с завязанными глазами?
— Ты смакуешь воспоминания о моих просчетах, — сказал Киллхеффер. — Но капля камень точит. Только повторяя попытки, можно взять верх над временем.
— Все тот же бред сивой кобылы. С меня хватит.
— Не спеши, выслушай. Имею тебе кое-что сказать — я нашел способ. Я его вычислил. Насколько сильно ты мечтаешь отсюда вырваться, а?
— Вырваться? — переспросил Декс. — Я даже не знаю, врывался ли я сюда. Ну-ка, попробуй еще раз доказать мне, что ты — не сатана.
— Я скромный профессор судеб и обстоятельств. Ученый с непомерно развитым воображением.
— Тогда зачем тебе эта полоумная улыбка? Все твои фортели? Твоя сигара пахнет не табаком, а океаном, если память меня не обманывает.
— Я всегда был душой компании и ценил хорошие сигары. А улыбка в тысячу зубов — салонный фокус с умножением.
— Прах тебя побери… Как же я от всего этого устал, — пробурчал Декс.
Киллхеффер достал из кармана шприц для подкожных вливаний. Выложил на стол:
— Вот решение проблемы.
Огромный стеклянный шприц, наполненный жидкостью нефритового оттенка.
Декс присмотрелся, встряхнул головой. На его глаза навернулись слезы.
— Издеваешься? Тоже мне, решение! Туфта и липа!
— Тебе придется поверить мне на слово, — возразил Киллхеффер, не переставая улыбаться.
— Ты, похоже, не заметил, что мы опять здесь. Ну ладно. Что за снадобье? Яд? Сироп от кашля? Дурь?
— Амнистия по моему личному рецепту. Концентрированная свобода воли. Я назвал это средство «Смех в темноте»[61], — сказал профессор, горделиво приглаживая свои блестящие черные волосы.
Декс невольно улыбнулся:
— Да ты не только псих, но и вредина. Ну ладно, валяй. Какую сделку ты мне теперь предложишь?
— В этот самый момент Мондриан находится на третьем этаже. Отделение «Пекло», четвертый номер. Он поджидает одну мою сообщницу, которая посулила ему нетривиальное наслаждение, но, увы, не сдержит слова. Вместо нее придешь ты. Я хочу, чтобы он умер.
Киллхеффер торопливо потушил сигару и щелкнул пальцами, подзывая проходившую мимо продавщицу сигарет. Девушка остановилась перед Дексом, приподняла крышку своего лотка. Сигарет там не было — только какой-то предмет, прикрытый носовым платком.
— Ты все предусмотрел, — Декс взял пистолет, встал, сунул за пояс. — А как насчет гонорара?
— Лекарство будет доставлено еще до рассвета, — сказал профессор. — Спеши. Мондриан скоро смекнет, что зря теряет время, которое мог бы потратить на выцыганивание чаевых.
— Чем он тебе не угодил? — спросил Декс и взял со стула шляпу.
— Он — бесконечный цикл, — сказал Киллхеффер. — Самая настоящая игра с нулевой суммой[62].
В начале длинного темного коридора на третьем этаже Декса остановил ночной портье — лысый здоровяк с дробовиком-обрезом в левой руке.
