Константин Шеметов - Магазин потерянной любви
VII
«Российский сыр» между тем и до сих пор продавался во всех продуктовых магазинах Содружества Стран-героев. Это Содружество во всей своей самобытности набирало силу. Его новая коммунистическая идея (в высшей степени имперская идея) вновь завоёвывала умы человечества. Ни о какой потерянной любви здесь не могло быть и речи. Тут и любви-то никто не знал. Ценность чувства в постсоветском Понте определялась исключительно материальными соображениями, а поскольку жизнь была — отстой, то и чувств не наблюдалось. Если не считать, конечно, повсеместный хохот, стрельбу и звук перфоратора, доносившийся отовсюду: понтийцы благоустраивали хотя бы жильё, если не жизнь.
Понимая, что лучшего теперь не ждать, Джони гонял своих персонажей по всему свету, пока, вероятно, и сам не оказался у разбитого корыта. Последние его записи относятся к осени 2019 года, когда его герой прибывает наконец в Феодосийский порт. Как раз здесь, в юго-восточной части полуострова, измотанный Джони Фарагут и завершает свою одиссею. В одиночестве и при полном душевном раздрае. Это и есть по сути добавленная стоимость его любви.
ДОБАВЛЕННАЯ СТОИМОСТЬ«В Джонином представлении, — читаем мы в заключительных главах, — исход драматической пьесы, каким бы он ни был, являлся лишь частью хорошо продуманной маркетинговой акции». Взять хотя бы Тайку Нефёдову — пиар-менеджера компании «Римус».
— Согласись, — говорила она, — бесконечную колбасу разве продашь?
— Непростая задача, — соглашался Джони.
— Так вот, — Тайка сложила свой «Продовольственный бизнес» и улыбнулась, — чтобы продавать было легче, колбасу надо поделить на части.
Складывалось впечатление, что Нефёдова наконец устроила свой быт и была по-настоящему счастлива. Нет, в самом деле, пьеса, поделённая на части, и воспринималась проще, и имела существенно больший успех. Даже провальная постановка вскоре забывалась. Колбаса съедалась, и человек принимался думать о новой. Станет у плиты, включит чайник и размечтается: а не купить ли колечко-другое «краковской»? Купить. Джони прекрасно представлял себе этого покупателя, его плиту и тележку с колбасой в магазине «Билла».
Жизнь обывателя неприхотлива, убеждался он раз за разом. Счастье, поделённое на части, позволяет человеку хотя бы не убиваться попусту: не сейчас, так позже. Вот два примера из новостной ленты «Римуса». В Мухосранске разбился аэростат — сто пассажиров как не бывало. И второй: колбасный цех «Бородино» возобновляет производство «сырокопчёной российской». Ведь ясно же, что провальная постановка в Мухосранске — лишь часть этой бесконечной «сырокопчёной». Последние мысли воздухоплавателей были записаны на магнитную ленту, но обнаружить «чёрные ящики» так и не удалось. Можно сказать, что мыслей и не было. Как не было и непрерывного удовольствия. Счастье, поделённое на части, — единственная реальная его форма. Череда половых актов, денежных переводов и любви (потеряв одну, находишь другую).
Так что «Занавес» — не последняя книжка Милана Кундеры. Джони припомнил, как купил её лет десять назад и вдруг подумал, что это, быть может, последняя его книжка. Беспокоил и возраст писателя, и название. К тому же не оставляло предчувствие дождя. В тот день поднялся небывалый ветер, он трепал листья, выметал из подворотен пыль, и та искрилась в жёлтом свете фонарей, словно скорый снег. Писателя давно уж нет, но книжки писались, и Джони будто читал их. Они сыпались с неба и кружились в воздухе не прибитыми листьями в осеннюю пору.
Шло время. Джони постепенно отдалялся от Vi, а на смену ей так ничего и не было. Счастье, поделённое на части, не выходило из головы, но занавес будто и не останавливался: приспустится, повисит и дальше. На сцене валялись с десяток тряпичных кукол, сотня-другая фотографий да черновики фантастических рассказов. Иными словами, от влюблённости в Вику мало что осталось, и сцена всё уменьшалась. Джони сидел в оркестровой яме и дудел — худой и осунувшийся — в свою дудку, время от времени поднимаясь, чтобы попить и отлить. «Любовь, таким образом, — писал он Хью, — это то, с чем полжизни носишься, выдавая за счастье, а затем падаешь в чёрную глубину шутки».
Получив письмо, Хьюлет встревожилась.
Она читала про эту «глубину» у Кундеры и теперь искала правильные слова. «В постепенном отдалении случайно соединившихся людей, — ответила Хью спустя час, — нет ничего удивительного. Это происходит сплошь и рядом, причиной чему служит неудовлетворённая сексуальная и эстетическая потребность». Вообразив, что Вика годилась для обеих ролей, Джони жестоко ошибся: она и вправду годилась, но лишь на время. Тут как с электричкой на станции Лось. Сев в Викин поезд и чуть отъехав, Джони так и застрял на полпути к счастью. Вот основная мысль Хью. «Впрочем, быть на полпути — уже неплохо», — добавила она.
Хорошо хотя бы у Джони была карта.
«Карта Господа Бога», — смешил он сам себя и притворялся, что продвигался. В действительности, следуя этой карте, Джони топтался на месте, а перед ним простиралось море. Так и не придумав ничего лучшего, он снова приехал в Крым и теперь без конца думал о Рёнэ. Они не попрощались и расстались обыденно, словно в понедельник, как ни в чём не бывало, увидятся снова. На Феодосию надвигался шторм. Ясно, что не увидятся. Вот Джони и слонялся из кафе в кафе, укрываясь от ветра.
Тем временем в Феодосийском порту швартовался сухогруз «Святая Виктория». Он следовал из Джидды в Бургас, набитый аравийским песком, так необходимым для строительной индустрии Восточной Европы. Из Бургаса песок отправится в Плевен (Болгария), Тыргу-Муреш (Румыния), в польский город Новы-Сонч и в боснийскую Дервенту, где из него изготовят высококачественную цементную смесь. Покончив с коммунистическим прошлым, постсоветские страны постепенно приходили в себя. Наладив демократические механизмы, они взялись за экономику, развивая в том числе и строительный рынок. Аравийский песок против советской деспотии. Вопрос стоял примерно так. В Феодосии «Святая Виктория» собиралась пополнить запасы продовольствия и воды, а заодно переждать шторм.
Иначе говоря, Джони будто получил от Вики письмо. Из него следовало, что она и вправду везла аравийский песок, а Джони был её коммунистическим прошлым. Значит, не зря он купил карту «Укртелеком» и там же проверил почту. Карты хватило на полчаса. Впрочем, слоган провайдера большего и не обещал: «Плати лише за те, що тобі потрібно» (плати только за то, что тебе нужно). Вот Джони и платил. Он прекрасно понимал, что творится на борту сухогруза и чего стоят его рассказы. Джони хоть и ждал письма, но пройди «Виктория» мимо, не очень бы и расстроился. «К чёрту рассказы», — думал он. За них не возьмётся ни один приличный издатель, зато Vi наконец уйдёт из его жизни.
«В общем, так, — писала она. Тут у меня аравийский песок для стран демократии, так что не до любви. Время и случай — вот факторы, которых недостаёт для счастья, в том числе и нам с тобой. К тому же у нас заурядные мозги, а перед лицом глупости разум бессилен». С этого места Вика цитирует «Занавес» и — пока-пока: «Разуму просто нечего разоблачать. Глупость не носит масок. Она здесь и невинна. Искренна, обнажена и необъяснима».
Как выяснилось, «Святая Виктория» делала остановку в Акабе, где взяла на борт с десяток гостей Ганноверской книжной ярмарки. Их паром разбился в Красном море, но гости выжили и теперь подсчитывали убытки от незаключённых контрактов. В глубине души Вика ненавидела Джони — мало ли какой контракт она упустила, связавшись с ним. «Вот дура, — то и дело терзалась Vi, — искренна, обнажена и необъяснима». А ведь могла бы и радоваться: причалив в Анталье, гости Ганновера получили существенную компенсацию и полис, гарантировавший им безопасный рынок в Индии и на территории Российской Федерации. Оставив «Укртелеком» и сев в автобус до Коктебеля, Джони так и видел склонившихся за чтением индуса в очках и тётю Машу из Мухосранска.
И вновь Коктебель очаровал Джони своей запущенностью. Ветер теребил фанеру, у мусорки спала собака, моросил дождь. «Как нельзя лучше, — подумал Джони, выйдя к морю. — Пройду до конца набережной, залезу на гору и прыгну вниз». Он уже представил, как катится по крутому склону, натыкаясь на камни и оставляя за собой борозду, когда вдруг услышал: «Ну и что вы здесь потеряли?»
Джони обернулся. И в самом деле, что он здесь потерял? Последняя борозда не выходила из головы. Продавщица сувениров с причёской Бьёрк пинала коленом свой лоток, и не поймёшь — улыбалась ему или злилась на него.
— У меня здесь магазин, хотите, покажу?
— Хочу.
На вид ей казалось лет двадцать восемь. Хоть бы это не был продовольственный магазин, подумал Джони, но не успел и рта открыть, как: «Нет, это художественный салон. Старая утварь, книжки, картины». Бьёрк порывисто двигалась, читала его мысли и торговала живописью. «Лазили уже на гору?», — спросила она и, сложив товар, сунула пакет Джони.
