Галина Тер-Микаэлян - Грани миров
Выйдя из подъезда, они с Наташей долго шли рядом, не произнося ни слова. Наконец девушка нарушила молчание:
– Когда у вас поезд, вы не опоздаете?
– Что? – он с трудом оторвался от своих мыслей. – Поезд? Я еще не знаю точно – не взял пока билета. Вечером, наверное.
– А, ну да, – она прошла еще несколько шагов и спросила: – Вы думаете, Юру оставят со мной? Я боюсь, что вдруг его отправят в детдом.
– Да с какой стати? – удивился Сергей. – Он уже почти взрослый, да и вам уже есть восемнадцать. Вам ведь уже исполнилось восемнадцать?
– Да, в марте.
– Возможно, вас назначат его опекуном, но точно не знаю. У вас есть сейчас деньги?
– Да, Лиза, – она проглотила комок в горле, – Лиза оставила половину отпускных.
– Но они скоро кончатся, нужно поскорее оформить пенсию, чтобы у вас были деньги.
– Я знаю, где оформляют пенсию – мы с мамой ходили оформлять на меня, когда умер папа. Только я не знаю, какие нужны документы. Все наши бумаги лежат в ларце, но мама с Лизой не разрешали нам с Юркой туда лазить, поэтому я даже как-то… Раз ваш поезд еще нескоро, то не могли бы вы зайти и помочь мне разобраться? Или у вас нет времени?
– Гм, – Сергею меньше всего хотелось заходить сейчас к ней и копаться в бумагах умерших людей. – Нет, время у меня есть, но я ведь посторонний для вас человек. Может, лучше вам поможет ваша соседка Екатерина Марковна – она, кажется, очень душевная женщина, и вы ее давно знаете.
– Тетя Катя очень хорошая, но стала плохо видеть, а очки надевать не хочет – считает, что они ее старят. Как она разберется в документах, если не может читать?
– Но как же она обходится? – изумился Сергей.
– Так она на заводе почти сорок лет работает, все операции на станке вслепую может делать. А книжки читать я ей наши с Юркой детские даю – там шрифт в полстраницы.
– Ладно, – рассмеялся он, – не будем затруднять тетю Катю с очками, пусть она еще немного походит молодой.
Документы и старые фотографии Лузгиных лежали в резной шкатулке, которую Наташа почему-то называла ларцом. Сергей не стал смотреть фотографии – отыскал в пачке свидетельства о рождении сестер и Юры, протянул девушке:
– Сделайте у нотариуса копии и заверьте, а подлинники не отдавайте – могут потерять. И со свидетельства о смерти тоже сделайте копию. Еще, наверное, нужно будет взять справки у управдома и из школы – вам скажут.
– Спасибо, – она осторожно взяла бумаги и, закрыв шкатулку, положила их на крышку. – Я напою вас чаем, ладно? А то вы у вашей сестры Людмилы не попили. Почему вы там не остались – не хотели встречаться с Андреем или обиделись на меня?
– На тебя? – слегка смутившись, изумился Сергей. – Простите, на вас. С какой стати я должен на вас обижаться?
– Говорите мне «ты», ничего страшного. Просто Людмила решила, что я ваша невеста, а я помешала вам ей объяснить.
– Ну, я думаю, большой беды от этого не случилось, – усмехнулся он.
– Просто потому, что Людмила ведь встретится когда-нибудь с вашей женой, и вам всем может быть неприятно.
Ее опущенные ресницы на миг дрогнули, и Сергей едва не расхохотался – маленькая хитрющая девчонка! Нет, что бы спросить в лоб: «женаты вы, дяденька, или нет?». Ладно, любопытство сгубило кошку, помучайся, детка, в неизвестности.
– Думаю, что в этом случае особой катастрофы тоже не произойдет, – губы его тронула загадочная улыбка.
Наташа незаметно вздохнула и ушла на кухню за чайником. Вернувшись с оставшимися от поминок по Лизе бутербродами, она разлила чай, села напротив Сергея и долго в задумчивости размешивала сахар в своем стакане, позвякивая чайной ложкой.
– Мне ваша сестра Людмила очень понравилась – такая смелая и сильная женщина! Как она это сказала – нужно радоваться жизни сегодня, иначе завтра даже вспомнить будет нечего. Мне кажется, она по своим взглядам субъективная идеалистка – как Кант.
– Разве вы на первом курсе уже изучаете философию? – удивился Сергей.
Наташа покраснела до кончиков ушей.
– Нет, у нас пока была только история КПСС. Это я у Лизы в учебнике посмотрела. У них, когда она училась, был старичок-преподаватель по философии – субъективный идеалист.
– Да ладно!
– Серьезно, – девушка оживилась. – Он каждого студента рассматривал, как комплекс ощущений – приятных или неприятных. В зависимости от этого ставил оценку, а готовиться у него было бесполезно – хоть учи, хоть не учи.
– Ну, для этого не обязательно быть субъективным идеалистом, таких преподавателей пруд пруди. Особенно если старые, то они вообще могут быть с маразмом.
– Нет, он был точно субъективный идеалист, Лиза говорила, у него все признаки. Ей он поставил пятерку – она вызывала у него положительные эмоции. Ее вообще все любили.
Неожиданно она закрыла лицо и горестно заплакала.
– Наташа, не надо! – усадив ее на диван, Сергей сел рядом и обнял за плечи, тихонько покачивая, как ребенка. – Тихо, тихо, девочка, не надо. Что поделаешь, надо жить.
– Да, – она подняла распухшее от слез личико. – А вы могли бы… вы могли бы меня поцеловать? По-настоящему?
Застигнутый врасплох Сергей смутился и убрал руку с ее плеча.
– Знаешь, Наташа, я…
– А я вас могу, поцеловать, вот!
Обхватив руками его шею, она неумело прижалась губами к его рту. Сергей, взяв ее за плечи, немного отодвинул и чуть насмешливо оглядел с ног до головы.
– Ну, и что ты хочешь этим доказать?
– Что вы мне нравитесь, и я не хочу, чтобы, как говорит Людмила, завтра мне нечего было вспоминать.
– Я смотрю, Людмила произвела на тебя сильное впечатление.
Наташа вдруг обмякла в его руках, закрыла глаза и жалобно попросила:
– Поцелуйте меня, пожалуйста, почему вы не хотите меня поцеловать? Разве от этого случится что-то плохое?
– Нет, конечно, ничего плохого от этого не случится.
Он осторожно поцеловал подставленные ему губки, которые отвечали неумело, но очень страстно, потом соленые от слез щеки и, наконец, тоненькую девичью шейку. У него вновь начала кружиться голова, и неожиданно тело утратило над собой контроль. Наташа, почувствовав закипавшее в нем желание, торопливо спросила:
– Хотите, я разденусь, да?
«Черт знает что, а может она уже и не девушка – теперь рано начинают. Возможно, как раз это ей сейчас и нужно, чтобы прийти в себя».
При виде обнаженной девичьей груди Сергей престал себя сдерживать. Обхватившая его за шею Наташа слабо вскрикнула, но продолжала крепко прижимать к себе. Когда порыв страсти миновал, он немного отодвинулся и, увидев следы крови на девичьих бедрах, похолодел:
– Ты с ума сошла! Зачем ты это сделала?
Она с беспечным видом легла на спину и закинула руку за голову.
– Ничего страшного тут нет, не волнуйся – я не собираюсь разрушать твою семью. Но ты у меня будешь первый и последний. Ночь моя – бред о тебе, день – равнодушное: пусть!
Услышав это, Сергей испустил нечто среднее между стоном, вздохом и смешком.
– Детка, лучше бы ты продолжала изучать Канта – тебе нельзя читать Ахматову, ты слишком впечатлительна! Или переключись на классиков – на графа Толстого, например. Или на Стендаля – он тебе расскажет о суровой реальности.
– Я Толстого не люблю, нас в школе с «Войной и миром» достали. А Стендаля я только «Красное и черное» читала – в девятом классе. Лиза принесла из библиотеки, а я у нее потихоньку утащила книгу и за ночь прочитала в туалете. «Пармскую обитель», жалко, не успела – только начала, а мама проснулась и отняла, сказала, что мне еще рано такое читать. И Мопассана мне не разрешали. А сейчас в нашей библиотеке не достанешь – все на руках.
– Да, смотрю, тебя сурово воспитывали, но результат-то, как оказалось, равен нулю. Не стыдно тебе было соблазнять взрослого серьезного дядю?
– Разве я соблазняла? Мне просто… Ну, сама не знаю, что со мной стало. Но мне все равно, – взяв его руку, Наташа перевернула ее, коснулась губами ладони, а потом, как котенок, потерлась об нее щекой, – а если у меня будет от тебя ребенок, я буду только счастлива. Твоя жена ничего не узнает, не бойся, и я ничего от тебя не потребую.
От такого заявления у Сергея уже не то, что кровь застыла в жилах – у него даже живот свело судорогой. Все дамы, с которыми ему приходилось прежде общаться, обычно сами заботились о подобных нюансах, и проблем у него никогда не возникало. Надо же было ему сейчас так нелепо влипнуть – оставив с носом интеллигентную Валю Синицыну, ускользнув из сетей коварной Лины и проигнорировав кокетку Аиду, попасться на нехитрую удочку вчерашней школьницы! Счастье еще, что эта малышка считает его женатым человеком – ну и пусть пока считает. Ладно, безвыходных ситуаций не бывает – что-нибудь можно будет сообразить, да и с первого раза редко беременеют.
Немного успокоившись, он вздохнул, ласково провел рукой по волосам девушки и шутливо их взъерошил – в конце концов, она была всего лишь милым ребенком, которому вовремя не дали прочитать Мопассана. Возможно, из-за этого она и решила поиграть в романтику. Наташа, однако, словно ждала сигнала – тут же потянулась к нему, обхватила за шею и начала осыпать короткими страстными поцелуями его глаза, губы, подбородок, шею. Она вся прямо-таки горела и до чего же была сладкая со своими неумелыми поцелуйчиками, паршивка!
