Джей Эм - Там, где начинается вселенная
– Йон, по-твоему, зачем вообще учиться владеть силой?
– Чтобы… использовать её. На добрые цели.
– Разве без этого нельзя делать добрые дела? Чтобы сделать счастливым другого человека, нужно много доброй силы в сердце. Чтобы воспитать ребёнка – тоже. Так зачем тратить время, чтобы получить способность угадывать чужие мысли или видеть с закрытыми глазами?
Йонне ответил, почти не раздумывая:
– Это тренировка! Она помогает развить другие способности – например, способность лечить людей, как вы…
– Да, – подтвердил Шэн. – Но даже эта способность – не цель, только средство.
– А какая же тогда цель?..
– «Цель» – не лучшее слово. Слишком жёсткое. Но раз уж оно произнесено… Ясность направления. Одно начало. Если направление ясно, что бы ты ни делал – это будет правильно. Потому что делать неправильно ты разучишься. Даже твои ошибки будут правильными…
Шэн улыбнулся, и на лице Силвера тоже появилась сперва немного робкая, а потом всё более уверенная улыбка.
– Не спеши ни от чего отказываться, Йонне, – сказал мастер. – Только в одном случае это может быть не зря.
– Если сможешь накопить больше силы, чтобы больше помогать людям?
– Ну, примерно так. И, заметь, помогаем мы потому, что у нас есть такое желание. Желания бывают очень разными… Никогда ни от чего не отрекайся из злости или гордости. Никому ничего не докажешь, а силу начнёшь тратить на бестолковое разрушение. А это хуже некуда.
– А если не из злости?.. Как узнать, надо мне отрекаться, или нет?
– Внимательно осознавай всё, что появляется. И когда узнаешь, надо или нет – продолжай быть осознанно внимательным. На самом деле слова «владение силой» – просто уловка. Есть только владение своим умом. И учимся мы не угадыванию чужих мыслей и не целительству… Без ясности даже доброта может привести к ошибкам. А вот ясности без доброты не бывает… Но ты всё это и сам понимаешь, правда?
На оконном стекле появились серебристые косые чёрточки. По дорожкам парка, по крышам домов, по листьям деревьев и зеленовато-зеркальной прудовой глади зашуршал дождь.
Обещанное знакомство с мастером Дамо состоялось, когда Йонне прожил среди психологов около полутора лет. И впечатление от этой встречи – если её можно так назвать – осталось не самое лучшее. Стараясь навести подобие порядка в мыслях, Силвер засел в своей квартире, никого не желая видеть. Даже в школу на следующий день не пошёл. Когда звонил теленоут – не брал трубку, а когда позвонили в дверь – пробубнил что-то невразумительное и не открыл. Но очередному посетителю своего добиться удалось. Патроклос давно обратил внимание, что замки в дверях их квартир одинаковые. Не церемонясь, он отпер своим ключом. Йонне, поверх покрывала лежавший на кровати, хотел запустить в него подушкой. Но увидел, что правая рука Патроклоса висит на перевязи, чертыхнулся и передумал. Ещё вчера сын Энэ Симоны гипсом не щеголял.
– Когда угораздило-то?
Патроклос подошёл и пристроился на краешке кровати.
– Вечером. Ты уже изволил удалиться от мира…
В другой раз Силвер последнюю фразочку мимо ушей не пропустил бы. Но не в этот.
– И как?
– Да перебрал лишнего, вот и грохнулся, – с притворно виноватым видом повёл плечом сын Энэ Симоны.
– Сильно болит-то?
– Живу пока. Ладно, не левая. – Он сказал так потому, что был левшой. – Но я не свои боевые раны пришёл обсуждать. Ты вот что… не переживай из-за этого.
– Не начинай, – резко обрубил Йонне. – Ничего я не переживаю.
– Чего же психанул вчера?
– Тебя там не было, так что не болтай. Не психовал я. Просто… ну, ушёл. Не могу я разговаривать с этой… машиной.
Когда Шэн сказал Йонне, что наконец-то можно увидится с мастером Дамо, и повёл в цокольный этаж Воздушного дома, Силвер удивился. Он знал, что в этом доме, за стенами, на которых нарисованы облака, живут и работают инженеры, физики и специалисты по информационным технологиям. Последние, если по-простому – хакеры, среди всего прочего отвечающие за сетевое «прикрытие» для психологов. Но какое отношение к ним может иметь мастер Дамо?..
Ничего похожего на компьютер, установленный в одной из дальних комнат, Йонне прежде не видел. Выглядел он как наполовину белое, наполовину серебристое кольцо высотой в человеческий рост, в центре которого время от времени вспыхивали, складываясь в отчётливые узоры, бледно-оранжевые лучи. Но всё-таки это был только компьютер. И Силвер не смог воспринимать телепатический голос, зазвучавший в голове, как человеческий. Не смог даже ответить на приветствие – ни мысленно, ни вслух. Источником голоса была всего лишь машина.
– Зачем он это сделал, Пат? Зачем превратил себя в компьютерную программу? Психологи всегда были за то, чтобы развивать человеческие возможности, а не технологии.
Патроклос покачал головой.
– Нет, Йон. Просто мы смотрим на развитие технологий как на одну из человеческих возможностей, вот и всё. Когда психологи и техники ещё вместе были участниками фоксовских обществ, эта идея – перенесение сознания в виртуальную реальность – развивалась как ещё один способ удлинить человеческую жизнь. И были достигнуты успехи. Но сделать эту методику общедоступной не удалось точно так же, как генно-инженерное продление жизни.
– Из-за разделения?
– Да. Превратить себя в компьютерную программу, как ты выражаешься, это ещё полдела. Мало кто захочет существовать в таком виде. Людям нужно тело. Искусственно выращенное биологическое, или с применением кибертехнологии, но всё-таки больше похожее на тело, а не на машину. Но такие оболочки ни мы отдельно от технократов, ни они отдельно от нас пока делать не научились. Дальше запчастей дело не идёт.
– Каких запчастей?
– Ну, протезов. А ещё у нас говорят, что если бы и научились, всё равно без объединения технического потенциала и умения владеть силой сознание в оболочку переместить не получится. Но я думаю, может, и получилось бы… Если «программой» стать можно и сейчас, почему бы обратно человеком не сделаться? Хотя я в таких вещах, конечно, не понимаю ничего. Специалистам виднее. В общем, не знаю, что стало с теми людьми, которые двести лет назад согласились участвовать в эксперименте.
– А что, были такие?
– Да. Смертельно больные. Надеялись, им недолго придётся существовать как «программам».
– Ладно. Но мастер Дамо… Он ведь теперь…
– Не человек? – Патроклос хитро прищурился. – Для психолога ты слишком привязан к внешней форме. Она не имеет значения.
– Всё равно. По-моему, лучше уж умереть, чем жить так.
– Зависит от обстоятельств, Йон. Само собой, мастер Дамо – не тот, кто пошёл бы на это из-за страха перед смертью.
– А почему тогда?
Патроклос сделал пространный жест.
– Говорят, иногда бывает так, что тело уже отслужило свой срок, но человек ещё должен оставаться здесь. В нашем мире, понимаешь? Не ради каких-то своих целей. Ради людей, которым жить ещё долго. Ради нас. Толком я этого не объясню… Есть предел, разделяющий живущих и тех, кто ушёл. Чтобы не уйти и оставаться в этом мире, нужно хоть что-то материальное, если не тело, то хотя бы компьютерная программа.
– Он остался из-за нас? Но для чего?
– Мастер Шэн говорил, мастер Дамо будет с нами до тех пор, пока не случится что-то важное.
– Что – важное?
– Наверное, в мире должны начаться какие-то изменения… Лучше спроси у Шэна сам. Правда, по-моему, точно он и сам не знает. Но не заставляй меня больше произносить умные речи, не силён я в них. Я просто хотел отвлечь тебя от мрачных мыслей. Помнишь, что сегодня у «Кристалл роз» концерт в форинском «Оракуле»?
– Нет, чёрт, совсем забыл…
– Эх, ты. Так и пропустил бы. А я ведь купил нам билеты. Можно пойти сначала на концерт, а потом в «оранжерею». Ты раньше бывал в Форине?
– Нет. Слышал, это что-то среднее между Риг Пэлатс и кварталами неспящих.
– Ерунда. Риг Пэлатс – надутое занудство. Там у каждой шлюхи медицинский сертификат. А у неспящих слишком много стреляют… Форина – это другое. Это мечта. Может быть, идиотская, но мечта.
Форину, центральный сектор Эстхелминга, одни считали большим сумасшедшим домом, другие – раем на земле. Располагалась она на восточном берегу пересекающей Карану реки Ката-Нара. Главной местной достопримечательностью были пляжи под огромными прозрачными куполами, которые прозвали «оранжереями». Под колпаками поддерживали по-настоящему жаркую температуру, мелководье в несколько десятков метров шириной тоже искусственно подогревалось, так что вода становилась пригодной для купания. Эти рукотворные «тропики» создали совершенно особенную атмосферу во всей Форине. За пределами «оранжерей» была та же, что и везде, промозглая сырость летом и мороз зимой, но это не имело значения.
Говорили, что только в Форине можно зарабатывать, ничего не делая. Преувеличивали, конечно, но именно так людям, привыкшим к рабочему графику с девяти до шести, представлялась жизнь бесчисленных прокатчиков надувных матрасов и катамаранов, инструкторов по плаванию и садовников, ухаживающих за теплолюбивой растительностью, призванной обеспечивать достоверный южный антураж. Что уж говорить о любителях целыми днями валяться на песке, загорая под искусственным солнышком – ведь и они умудряются жить на какие-то деньги!
