Виктор Слипенчук - Звёздный Спас
В общем, Кеша не сильно комплексовал, а получив приглашение этой удивительной троицы посетить их скромное жилище, мгновенно и напрочь позабыл о своём одеянии.
Вначале они шли по газону, растянувшись цепью. Но, выйдя на тропинку, спускающуюся в лесок, вынужденно перестроились. Мальчик и женщина пошли впереди. За ними следовал Кеша. А замыкал процессию мужчина – нёс ящик с досочками , на крышке которого, поверх свёрнутого покрывала, лежал диск. Диск и целлофановый пакетик были настолько прозрачными, что казалось, будто они сделаны из одного воздуха.
Люди, располагавшиеся на склоне сопки, никак не реагировали на процессию. То есть, как и прежде, неотрывно следили за участком железной дороги, по которой должна была промчаться так называемая допотопная электричка. Иногда некоторые из ожидающих, очевидно на правах друзей, спрашивали – кто? На что женщина или мужчина, или даже мальчик односложно отвечали: «Гость». И любопытствующим этого было достаточно – они вновь погружались в ожидание. Точнее – в отсутствие – скорректировал Иннокентий, невольно поражённый не столько погружением, сколько глубиной отчуждения этих людей от окружающей действительности.
– Кто они? – спросил он.
– Человеческие подобия, – ответил мужчина.
– То есть они – не совсем люди?
– Да, они самопроизводящиеся подобия людей.
– Не понял.
– Это трудно понять, потому что здесь не материальный мир предметов, а мир энергий, кстати, вполне материальных. Эти подобия в какой-то степени можно сравнить с компьютерными копиями, которые компьютер создаёт по своему усмотрению.
– И кто же этот Компьютер?
– Земля. Внутриатомный эфир. Всепроникающая энергия космоса, которая создаёт и перемещает светила и галактики. Ещё Его называют Главным Аттрактором.
– Точнее сказать – Богом, мыслящим телом Бога.
– Да, так точнее, – согласился мужчина.
– А мне (своей отрешённостью) они напомнили самоубийц из клуба «Сталкер». И ещё – их заправилу.
Женщина остановилась и, повернувшись, многозначительно переглянулась с мужчиной. И сразу мальчик с серьёзностью много повидавшего старичка сказал:
– Вы вспомнили Бэмсика, пэ-пэ-зэ, плоть падшего змея. Он тоже индиго. Но он – духовный вампир. А его пращуры – монстры, уничтожившие материнскую планету Неборо́беН. Все его опыты (по отделению духа от оболочки тела) преследуют одну цель – овладение божественной силой. Он жаждет беспрекословной власти и ещё доставит всем кучу хлопот, – явно с чужого голоса сказал мальчик.
И Иннокентию вдруг открылась вся подноготная суть Бэмсика, не только изощрённо обирающего экзотерические общества, но и внушающего всем духовно слабым людям неизбежный и мучительный Конец света.
– Вот, пожалуйста!
Женщина наклонилась над белым цветком-колокольчиком и ласково приблизила его к лицу. И вновь Иннокентий испытал ни с чем не сравнимое волнение.
На безымянном пальце правой руки он увидел необыкновенной синевы перстень, который вспыхивал с такой силой, что казалось, из него выплёскивается синее пламя. Но не это взволновало.
Перстень на его руке и перстень на руке женщины были идентичны. Кажется, они даже мерцали синхронно. Мелькнула мысль сопоставить перстни. Но сопоставить не удалось. Они услышали железный шум ветра, ворвавшегося в лесок. Предметы вокруг и сам холм стали мелко-мелко вибрировать, набирая немыслимое ускорение. Иннокентий услышал оклик мужчины, требующего немедленно закрыть глаза.
Это не шум ветра, это шум так называемой допотопной электрички, возвращающейся в наше время , догадался Иннокентий и закрыл глаза. Он нисколько не сомневался, что через мгновение окажется в том же вагоне той же электрички, в какой выехал из дому в Москву.
Глава 21
Вечеринка была в разгаре, а Кеши всё не было. Фива добровольно взяла на себя обязанности хозяйки, и ей приходилось то и дело бегать на кухню, чтобы за столом никто ни в чём не нуждался. Ей это было в удовольствие потому, что давало возможность отлучаться от компании и минуту-другую оставаться наедине со своими мыслями. А мысли были о Кеше, о внезапной встрече с ним, настолько фантастической и странной, что она старалась не думать о ней. Более того, все эти обязанности хозяйки она взвалила на себя как раз потому, что хотела этими обязанностями отстраниться от мыслей о нём. Но именно потому, что не могла отстраниться и с нетерпением ждала новой встречи, использовала всякую возможность отлучиться от праздничного стола, чтобы побыть одной.
Конечно, Фива ощущала противоречивость чувств. Ведь поначалу она радовалась тому, что подруги со своими ухажёрами в сборе и только её Кеши не было. Да-да, её радовало его отсутствие, оно доказывало, что никакой фантастической встречи не было и она лишь плод разгорячённого воображения. Даже когда дантист, поглядывая на запотевшие бутылки, многозначительно изрёк афоризм:
– А может, мальчика-то и не было?
И Ксения Баклажкина в ответ бесцеремонно отрезала:
– Значит, она меня надула!
И под общий смех командирски зычно призвала начинать гулянку. Фива наравне со всеми смеялась, испытывая необъяснимое облегчение.
Впрочем, необъяснимость была вполне объяснимой. Непредсказуемое будущее страшило. А ей хотелось обыкновенного, как у подруг, счастья, и отсутствие Кеши как бы давало на него надежду. Надежду на счастье сейчас, на счастье как у всех.
А между тем время шло, и, забегая на кухню, чтобы в очередной раз ополоснуть тарелки и подать, она услышала игриво-кокетливый голос Агриппины, упрашивающей дантиста не забывать, где они находятся.
– А я и не забываю, – пьяно растягивая слова, возразил дантист. – Правда, Сатурн?
– Правда, Юпитер, – с трудом выговаривая слова, отозвался Кислородный Баллон.
– О боги! – вмешалась Ксения. – Один бык, а другой козёл.
Послышался впечатляющий «ляск» по рукам и так называемый заразительный смех – гу-гу-гу!
Минуту назад, кажется, и Фива была бы не прочь посмеяться вместе со всеми. Но пьяное мычание дантиста почему-то вдруг напомнило одну из домашних сцен с отцом.
Он сидел за кухонным столом напротив матери и требовал, чтобы она принесла припрятанный самогон.
– Я на пилораме такой же, как все, понимаешь, как все, – повышал голос отец, считая, что подобие со всеми даёт ему неоспоримое право на выпивку.
Пьяная настырность отца пугала малолетних сестрёнок, они сбились в углу вокруг Фивы и тихо похныкивали, готовые разреветься.
– Нет, ты не такой, как все, – убеждённо сказала мать и, ойкнув, прикрыла рот рукой.
– Это почему же? – внезапно отрезвев, вполголоса спросил отец, но с такой силой, что матушка, всхлипнув, стала просить прощения неизвестно за что, готовая сейчас же принести треклятый самогон.
Но отец отказался – он знал, почему она так сказала. У всех пилорамщиков руки с выщербленными пальцами, а у него, как у младенца, все целёхонькие. Но ничего!
Он встал из-за стола. Матушка кинулась к нему.
– Феодосушка, прости Христа ради!
Но он опять усадил её на стул и, чуть-чуть пошатываясь, прошёл в спальню.
Матушка сидела за столом, словно окаменев, пока плачущие сестрёнки не растолкали её. А ещё через несколько дней отец попал в больницу. Циркуляркой ему снесло два пальца на левой руке.
Впоследствии, выпивая, отец даже куражился, выставляя напоказ покалеченную руку.
– Ну что, мать, теперь ты согласная, что я такой же, как все, и мне причитается дополнительный шкалик самогона?
В ответ матушка молча приносила бутылочку и молча ставила перед ним.
– А ты, я вижу, не такая, как все?
– Такая же, Феодосушка, такая же, как все, – тихо соглашалась матушка и садилась напротив него, пододвигая к нему и свой стакан.
– Вот именно, – удовлетворённо подтверждал отец и вставал из-за стола, более не притрагиваясь к выпивке.
А поутру, обнаружив бутылочку на столе, просил матушку спрятать её – с нею немудрено и обеих рук лишиться, а ему, чтобы оставаться таким, как все, достаточно и того, что уже есть.
Внезапно вспомнив об отцовской идее фикс непременно быть таким, как все, Фива невольно содрогнулась: как она могла соблазниться счастьем таким, как у всех? Её матушка, конечно, мечтала о лучшей доле, но отец, в конце концов, и себя потерял, и её затюкал. Более бесчеловечного желания, чем быть таким, как все, просто не существует, ужаснулась Фива. Наверное, Кеша почувствовал её сомнения в понимании счастья и решил, что она только на словах считает его своим суженым. Да, наверное. Иначе он был бы уже здесь, но его нет.
Фива услышала весёлый смех из спальни, на время вечеринки переоборудованной в фуршетную, и ей нестерпимо захотелось взять пуговицу и приложить к щеке. (Реальный предмет её фантастической связи с Кешей.) Пуговица могла подтвердить необыкновенность их отношений, а стало быть, и возможность необыкновенного, то есть не такого, как у всех, счастья в будущем. В будущем, которое ещё минуту назад пугало, а теперь было желанным. И вдруг её словно окатило кипящей волной. Не домыв тарелки и позабыв про горячее, она вбежала в фуршетную и, не обращая ни на кого внимания, бухнулась на пол и торопливо заползла под сдвинутые кровати. Фива вспомнила, что, целуясь с Кешей, она в какой-то момент уронила пуговицу от его пальто. Да, конечно, она хорошо запомнила звук катящейся по полу пуговицы, которая где-то у изголовья, с отскоком ударившись о плинтус, умолкла.
