Ольга Белоусова - Перекресток волков
— Нет, Эдди! — возражает Том, понимая, что в какой-то степени брат прав. — Нет, я не хотел! Правда!
Тот не слушает, бормочет, как в лихорадке:
— …Я дрался и проигрывал… Я попросил помощи у Клыка. Он дал мне Силу в обмен на мое будущее волка… Он спас меня, не знаю, не помню, как, но спас… Я пришел сюда, потому что знал, что ты дружишь с этим человеком, Борисом. Где ты был так долго?..
— Я… я убивал…
— Ты теперь волк?
— Да.
— Я завидую тебе, Том.
— Прости.
— Я умру…
— Нет! Я клянусь, нет!
— Это же лихорадка… ты забыл?
— Я не дам тебе умереть!
— У меня нет Силы… Совсем нет, я чувствую… Меня не возьмут в племя…
— Возьмут, Эдди. Я никогда не оставлю тебя. Ты разве забыл, что мы — одна семья?..
Но мальчик уже спит. И тихонько плачет Лина.
Том молчит, теребя тонкую цепочку. Я почти слышу его мысли. Он зовет богов. Любых, волчьих и человеческих. Всех. Но боги так и не придут…
Тьма и свет. Возвращение…
Бэмби сидел, обхватив себя руками, словно пытался согреться.
— Этот мальчик, Эд, он твой дядя, да?
— Да. Он — отец Лизы.
— А где он сейчас? Он ни разу не приходил к вам в дом.
— Эдвард где-то в городе. Лина говорит, должен скоро вернуться.
— У них были хорошие отношения с твоим отцом?
— Конечно, хорошие, — я в недоумении посмотрел на Бэмби. — Если ты еще не заметил, то моего брата назвали в честь дяди.
— А тот кулон? Клык? Это его ты носишь сейчас? Это память об отце?
Эти слова обожгли мне сердце. В который уже раз я подумал, что ношу на шее убийцу своего отца.
— Это наследство Белого Волка. Говорят, когда старая ведунья на коленях молила бога о спасении племени, он дал ей свой зуб — свои силу и знание. С тех пор у наших волчат левый клык вырастает только в день шестнадцатилетия — как символ Силы, которую мы получаем вместе с ним. И еще говорят, что Клык впитал в себя кровавый рассвет той последней ночи. Он сам выбирает своего хозяина, и это всегда сопровождается чьей-то болью и чьей-то смертью.
— У вас много преданий, — еле слышно заметил Бэмби.
— У нас много бесполезных преданий, — возразил я. — К тому же вторая их половина придумана в оправдание первой. Мы слишком стары, чтобы хранить верность собственному Богу, и слишком искренне верим в вишневое небо, чтобы забыть о нем навсегда. Мы противоречивы и привередливы, как дети. И с нами, как и с нашими преданиями, нелегко иметь дело.
— А ты?
— Что — я?
— Ты веришь в бога?
— Странный вопрос… Верю, конечно. А ты что, нет?
— Вот уж никогда бы не подумал, что ты религиозен, — Бэмби улыбнулся.
Я коснулся Клыка, чувствуя, как он дышит в унисон со мной.
— Белый Волк спас мне жизнь. Я не просто верю в его существование, я знаю, что он существует. Но это не имеет никакого отношения к религиозности.
Бэмби задумался, потер шрам на щеке, потом переспросил на всякий случай:
— То есть ты хочешь сказать, что собственными глазами видел бога?
— Да.
— Ну и какой он?
Я немного помолчал, вспоминая.
— Высокий… наверное, очень сильный… Я имею в виду физическую силу… Он носит джинсы и белые футболки. И еще — черный рваный плащ. У него белые волосы и зеленые глаза. Он тоскует, как и все мы, — по чужому небу. И знаешь, мне показалось, что он очень устал.
— Такое чувство, что ты описываешь самого себя.
Я засмеялся.
— Нет. Нет, Бэмби, не себя, конечно. С чего ты это взял?
— Больно уж вы похожи…
— Джинсы и футболки — униформа для половины человечества и почти всех волков.
— Я не об этом… Ладно… А когда ты его видел?
— В ту ночь, когда мы умирали с тобой в лесу, помнишь?
— Еще бы не помнить, — Бэмби зябко поежился, потом скептически добавил: — И еще я помню, что у тебя была горячка…
Я невесело усмехнулся.
— Я знал, что ты мне не поверишь. Оно и правильно. Зачем тебе наши боги? Ты и своих-то не признаешь…
— Вообще-то я пытаюсь поверить во все, что ты говоришь, — Бэмби тоже усмехнулся. — Но очень трудно изменить свои представления о реальности. Даже если дал слово… а ваш бог, он какой? Хороший?
Клык затаил дыхание и как-то вдруг сразу похолодел.
Мой бог придумал талисман, убивший моего отца. Мой бог чуть не убил моего друга. Мой бог…
Вместо ответа я лишь мотнул головой. И Бэмби каким-то образом понял, что я не отвечу.
— Что случилось с твоим отцом потом? — помолчав немного, спросил он.
— Потом?.. Потом он долго искал свое племя…
Клык искрился желтым и красным, зло и надменно… и вокруг была только темнота и тишина… Много-много тишины…
— Ты кто такой?
У мужчины, задавшего вопрос, раскосые черные глаза, тонкие губы, острый нос и худое гибкое тело. Он насторожено оглядывает переулок и, кажется, игнорирует парнишку перед собой.
— Меня зовут Том.
— Очень приятно.
В его голосе совсем нет дружелюбия.
— Том Вулф.
— Вулф… — раскосые глаза останавливаются, наконец, на собеседнике. — Вулф… Понятно…
— Что понятно?
— Новости быстро распространяются… Кто-нибудь еще выжил, кроме тебя?
— Только брат.
— Дом сгорел?
— Да.
Мужчина, что-то вспоминая, хмурится.
— Но нам сказали, что все погибли.
— Я был на охоте… Эдварда отправили встречать меня… вместе с Клыком.
— Клык! — в голосе мужчины прорезается надежда. — Клык у тебя?
Том расстегивает рубашку. Талисман спит, и цепочка холодна, как лед.
— Да.
Мужчина протягивает руку, но коснуться Клыка не решается.
— Он выбрал тебя?
— Да.
— Хорошо… Пойдем!
— Куда?
— Пойдем со мной, — настойчиво зовет мужчина. — Тебя будут рады видеть.
— А как же мой брат?
— А что с ним?
— У него волчья лихорадка.
Мужчина поджимает губы.
— Я не хочу, чтобы он умер! — выкрикивает Том, угадывая непроизнесенный ответ.
— Тише! Уже поздно, могут быть неприятности…
— Чего вы прячетесь, словно воры! — снова кричит Том. — Разве вы в чем-то виноваты?
— Замолчи! Пошли, надо разбудить ведунью…
— Как тебя зовут?
Мужчина улыбается. Впервые за все время разговора и, кажется, впервые за долгие месяцы.
— Меня зовут Чен.
Том кивает. Они идут куда-то в темноте. Тихо скрипит калитка… гравий под ногами… Из-за обитой железом двери девичий голос спрашивает испуганно:
— Кто?
— Я, малышка, — отвечает Чен.
— Папа?
— Открывай, не бойся…
Внутри тоже темно. Том оглядывает помещение, принюхивается к запахам чужого дома. Подходит к окну, упирается лбом в холодное стекло и замирает, задумавшись о чем-то.
— Позови маму, — говорит Чен.
Девочка, открывшая дверь, исчезает в соседней комнате.
— Почему так поздно, дорогой?
Том, даже не оборачиваясь, чувствует, что женщина очень устала. Он вдруг понимает, что все эти дни они живут в страхе, сомнениях и ожидании.
— Я привел гостя… — шепчет Чен.
— Гостя?
— Это сын Эрика Вулфа…
— Как? Они же все погибли!
— Не все… У него Клык, Лора! Я сам видел!
— Клык?..
Том нетерпеливо барабанит пальцами по стеклу и говорит, не оборачиваясь:
— Мне нужна ведунья, Чен! Мой брат остался в лесу… с ним девочка, но она мало чем сможет ему помочь. Где ведунья?
— Какая девочка? — испуганно спрашивает женщина.
— Обыкновенная. Дочка моего друга.
— Она — волк?
— Нет, она человек…
— Ты оставил своего брата наедине с человеком? — изумленно рычит Чен. — После всего, что случилось?
— У меня был не такой уж большой выбор, — огрызается Том. — А ей он хотя бы доверяет. Ну же! Чен!
— Разбуди Эльзу, дорогая…
Женщина кивает.
— Здесь есть кто-то еще, — вдруг настораживается Том. — Кто еще в доме, Чен? Кроме твоей семьи?
— Я…
Голос старый, надтреснутый, немного сонный. Том делает шаг в темноту.
— Кто «я»?
— Эльза.
Ведунья кутается в шерстяной платок. Из-под седых бровей на Тома смотрят яркие, очень живые карие глаза.
— Клык, значит, снова выбрал?..
— Выбрал.
— Кто-то умер…
— Мой отец. Вся моя семья. Их сожгли заживо. Мой младший брат болен волчьей лихорадкой. Ты поможешь ему? — Том говорит торопливо, словно боится, что его перебьют.
Эльза, как раньше Чен, протягивает руку к талисману. Только, в отличие от Чена, она совсем не боится. Клык просыпается, загорается изнутри, освещая всю комнату.
— Свет… Почему же ты всегда убиваешь?.. — бормочет Эльза, легонько поглаживая талисман.
— Не надо! — Том отшатывается — Клык обжег ему кожу. — Мне больно. Скажи, Эльза, ты поможешь Эду?
Ведунья опускает руку, качает головой.
— Ты же должен знать, мальчик, что от волчьей лихорадки нет спасения…
