Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо
– Чего они все ждут? – спросил Чарли.
– Мне кажется, я тебе говорил – каждые двадцать восемь дней они являются на осмотр.
– А почему?
– А почему бы и нет? Ледом невелик; население его составляет не больше восьмисот человек, и, чтобы добраться до Первого медицинского, тому, кто живет дальше всех, понадобится какая-то пара часов. Любое оборудование у нас есть, так что почему бы и не провериться?
– Насколько тщателен осмотр?
– Весьма тщателен.
В коридоре под самой крышей здания Филос остановился перед дверью.
– Приложи ладонь, – предложил он Чарли.
Тот приложил, но ничего не произошло.
Тогда свою ладонь к виртуальному замку приложил Филос, и дверь открылась.
– Мое личное убежище, – сказал Филос. – Если хочешь что-нибудь укрыть от посторонних глаз, лучшего места во всем Ледоме не найти.
– А зачем что-то укрывать? – спросил Чарли, который уже отметил про себя полное отсутствие каких-либо замков, особенно – в Первом детском.
Филос пригласил Чарли войти и плотно закрыл дверь.
– У нас, в Ледоме, очень немного запретов, – сказал он. – Допустим, нельзя оставлять без присмотра контагиозные материалы.
Хотя эти слова Филос произнес шутливым тоном, Чарли понимал – тот говорит об очень серьезных вещах.
– Вообще-то, – объяснил Филос, – мало кто из ледомцев захочет с этим возиться.
И он показал рукой на книжные полки числом с полудюжину, которые высились от пола до потолка, да на стеллажи, где штабелями лежали небольшие прозрачные кубики.
– Нас страшно интересует будущее, а все это, – он обвел полки и стеллажи широким жестом, – все это не имеет никакого значения. И тем не менее никто не отменял древнего правила: «Познай самого себя»… Хотя, радости и счастья через самопознание не обретешь…
Филос подошел к стеллажам, сверился с каталогом и выбрал один из кубиков, на котором густым красным цветом был нанесен ряд цифр. Заглянув в каталог еще раз, Филос подошел к низенькой кушетке, над которой находилась ниша. Из нее он извлек напоминающий блюдо шлем с ручкой.
– Церебростиль, – пояснил он и показал Чарли внутренность шлема. Там, в самой макушке, располагалось несколько маленьких, словно бы резиновых, выпуклостей.
– Никаких электродов. И никаких неудобств, – сказал Филос.
Он взял пронумерованный кубик, открыл небольшой полый отсек в верхней части шлема и, опустив туда кубик, закрыл крышку, после чего лег на кушетку и натянул шлем на голову. Тот – самостоятельно, без участия Филоса, – некоторое время двигался взад и вперед, вверх и вниз, ища оптимальное положение.
Наконец шлем затих, а Филос расслабился. Улыбнувшись Чарли, он сказал:
– На пару секунд я отвлекусь, извини.
Закрыв глаза, он протянул руку к кнопке на шлеме и нажал. После этого рука его опустилась, кнопка же осталась нажатой.
Наступила глубокая тишина.
И буквально через несколько секунд кнопка щелкнула, а Филос открыл глаза. Сняв с себя шлем, он сел. На его спокойном лице не было и тени усталости.
– Все прошло быстро, верно? – спросил он.
– А что ты делал?
Филос показал на шлем, куда он поместил кубик с красными цифрами.
– Там у меня трактат о некоторых особенностях вида homo sapien, – пояснил он. – Я занимался редактурой. Ты сказал, что не хотел бы знать о некоторых фактах своей истории, поэтому я их и убрал. К тому же лучше будет, если ты все-таки узнаешь о них от меня, если, конечно, захочешь. Сухой научный трактат может оказать на тебя убийственное впечатление.
– Ты хочешь сказать, что можешь изменять записи?
– Нужна определенная практика, умение сконцентрироваться… Ну что, начнем?
Чарли, глядя на шлем, колебался. Филос рассмеялся.
– Перестань, – сказал он. – Он тебя не укусит. Зато ты окажешься почти дома.
Волевым усилием взяв себя в руки, Чарли Джонс прилег на кушетку. Филос протянул ему шлем и помог водрузить на голову. Некоторое время шлем двигался, находя оптимальную позицию, после чего Филос взял Чарли за руку и помог нащупать кнопку пуска.
– Нажми сам, когда будешь готов, – пояснил он. – Все начнется только после нажатия кнопки. Это будет похоже на письмо от друга.
И, отступив назад, Филос сказал:
– Расслабься.
Чарли посмотрел на Филоса. В странно темных глазах ледомца не было ни злости, ни хитрости. Чарли нажал на кнопку.
Херб пересекает задний дворик, размышляя о том, как бы потактичнее расспросить Смитти по поводу плаката, который так взбесил Джанетт, и одновременно ничем не выдать того, что она разгневана.
Смитти возится с бархатцами, но, увидев Херба, поднимается, отряхивает пыль с колен и приходит ему на выручку.
– Привет! Идем со мной. Кое-что тебе покажу. Думаю, тебя это изрядно взбодрит.
Херб перешагивает через низенькую ограду и, пройдя вслед за соседом к его дому, поднимается по лестнице. У Смитти в доме отличная игровая комната. Обогреватель выглядит как шикарный радиоприемник, а радиоприемник – как обогреватель. Посудомойка похожа на телевизор, телевизор – на кофейный столик, бар – на бар, и все отделано полированной сосной со сложным рисунком.
Над баром, посредине стены, висит плакат, убранный в раму и застекленный, заполненный готическим шрифтом, который, конечно же, затрудняет чтение, отчего текст становится еще смешнее. Это цитата, как сказано в правом нижнем углу, «из сочинений средневекового философа», которая гласит: «Найти хорошую женщину – все равно что отыскать угря в мешке с пятьюстами змеями, и, если тебе повезет, то в самом лучшем случае ты ухватишь угря за его мокрый хвост».
Херб готов уже был разделить с Джанетт ее гнев, но, к его удивлению, плакат ему страшно нравится; он закатывается смехом, позади Смитти рычит и повизгивает от удовольствия.
Херб спрашивает, что по этому поводу думает Тилли.
– А что с женщины возьмешь? – усмехается Смитти. – Они же такие все правильные – как прямоугольные треугольники!
Филос оказался прав – это было нечто, напоминающее письмо, хотя «чтение» этого письма не походило ни на что, с чем Чарли когда-либо сталкивался. Он нажал кнопку, кнопка мягко щелкнула, после чего время словно остановилось, и невозможно было сказать, сколько прошло – пять секунд, пять минут или пять часов. Но, как оказалось, все длилось не очень долго; кнопка вновь щелкнула, Чарли открыл глаза и увидел над собой улыбающегося Филоса. Ему показалось, что он только что внимательно прочитал и отложил в сторону длинное и страшно интересное письмо от друга. И он спросил, почему-то перейдя на английский:
– И что это такое было?
А было вот что.
«Чарли Джонс (так начиналось письмо), ты не способен быть объективным, но очень прошу тебя – попытайся!
Ты не способен быть объективным, потому что с младых ногтей тебе промывали мозги, тебе внушали и прямо-таки силком заталкивали в мозг определенные представления. Ты явился к нам из времен,
