Ольга Голосова - Преобразователь
– Ты меня не бойся. Я король крыс. Зовут меня Яг. Ты мне жизнь спас, и я тебе помогу. Говори, что тебе надо.
Испугался парень. На древнем языке «яг», или «йег», значит «проклятый», а делать нечего. Вида не подал.
– Мне бы огня, да в свой табор вернуться, – отвечает парень. А сам за спиной охранительные знаки пальцем делает. От морока и злых духов.
– Будет тебе огонь. Вставай. Только делай все так, как я скажу.
И они пошли вдвоем. Вскоре Яг вывел парня к стоящему посреди степи дому с персиковыми деревьями. В очаге перед домом огонь горит. Навстречу им выбежали женщины и стали обнимать Яга.
Потом они увидели парня и спросили:
– Кого ты привел, Яг?
– Он спас мне жизнь. Накормите и переоденьте его, – велел Яг и ушел в дом. Три дня юноша ел пил и веселился в чужом доме, а потом пришел Яг.
– Ну что ж, парень. Теперь тебе пора возвращаться. Я дам тебе коня. Ты поедешь вон туда, ночью проверяя свой путь по большой звезде, – я тебе ее покажу. Огонь я тебе дам и научу, как довезти его до твоих шатров.
Яг сорвал в саду самый толстый стебель фенхеля и поднес его к огню. Потом задул пламя, и найко увидел, как вьется небольшой дымок от одного конца стебля. У стебля фенхеля мягкая сердцевина под твердой кожурой. В ней-то и жил огонь.
– А теперь прощай, и забудь дорогу к моему дому, – сказал Яг, поддерживая под уздцы коня, когда парень взбирался на него. Ему дали мешок с едой, и в ответ на слова благодарности Яг крикнул ему:
– Теперь твой народ через огонь навеки связан с моим, помни это и передай детям!
Парень хлестнул невиданного скакуна по белым бокам, и тот за день доставил его к родным шатрам.
С тех пор наш народ называют «мугат» – огнепоклонники, а сами мы понимаем крыс. Люди нас зовут, когда крысиный народ чересчур досаждает им. Игрой и пением мы уводим крыс прочь, а от нас это умение переняли крысоловы. Они не братались через огонь и могут убивать крысиное племя. Мы же не можем, иначе Яг прогневается на нас и нашлет черную смерть.
Цыганка вытряхнула пепел из догоревшей трубки и посмотрела на меня.
– Погоди, мой золотой, еще немного, тогда моя история станет и твоей.
Я осторожно переменил позу. Затекший седалищный нерв бурно протестовал против разъезжающихся в стороны подушек и жаждал ортопедического матраса. Конверт жег мне руку, и, несмотря на семейные саги и племенные легенды, мне больше всего хотелось залезть внутрь и выяснить, чья взяла.
– Успеешь еще, все там, золотой.
Цыганка правильно разгадала ход моих мыслей и усмехнулась, звякнув монетками.
– Ты меня послушай, тогда тебе все ясно будет, тогда узнаешь, что делать тебе. Когда во двор ко мне вошли трое мужчин, сердце мое будто упало. Спросили они баро, и я пригласила их в дом. Муж велел мне выйти. О чем говорили они – не знаю, только муж вскоре вышел и сказал, что приходили сваты к дочери. Он так смотрел на меня, будто я во всем виновата, но я-то ни при чем…
Потом все было по обычаю. Три дня гости могли смотреть на свадебные подарки жениха, развешанные в комнате. Ой, золотой, чего там только не было! – глаза старухи заблестели при воспоминании о богатствах невесты.
– Были расшитые золотом платья, и серебряная посуда, и золотые серьги с бриллиантами, и браслеты, и шубы…. Моя дочь выходила замуж не опозоренной. Но мой муж и я не веселились. Да, жених знал обо всем, но что ждет мою бедную доченьку в чужом доме? Я пытала мужа, но он сказал, что жених очень важный крысолов, он живет в нашем городе, уважаемый человек и без жены. Что он сам пришел к нему – а цыгане не могут отказать крысоловам. Впрочем, как и крысам.
Но беда не приходит одна. Доченька моя, как оказалось, забеременела от насильника… – Цыганка на минуту замолчала и уставилась в пол. – Но и это стерпел ее муж. Моя доченька жила как в раю: руки ее не знали грязной работы, когда она выходила из дома, вся улица сбегалась посмотреть на ее наряды. Муж подарил ей машину, и она – единственная женщина в городе кроме жены секретаря обкома – ездила на машине с водителем, – в голосе старухи зазвучало горделивое торжество. Моя дочь была счастлива! Однажды, когда моя Тамила была уже на пятом месяце, я тайком прибежала к ней в дом. В каком богатстве она жила… Умирая от страха, я спросила ее, чей ребенок, и она ответила, что… И муж знает. Я дождалась ночи, когда он пришел домой, и упала к его ногам. Я умоляла его простить мою дочь, но он поднял меня и подарил мне это – цыганка протянула руку, и я увидел тяжелый золотой перстень с рубином. Он сказал, что моя дочь – луна в его сердце, и я поклялась, что отдам за него жизнь. Дочь родила девочку, он смеялся и целовал младенца на празднике… и подарил моей дочери кольцо с изумрудом. Я видела счастье в глазах моей девочки – думала ли я, что она, опозоренная, будет жить так! – цыганка говорила, а из глаз ее катились слезы. – Потом доченька забеременела второй раз… Она и младенец умерли во время родов – ее бедное сердечко не выдержало… Я никогда не видела, чтобы мужчина так убивался по жене. Он больше не женился, а мою внучку воспитывал как принцессу. У нее было все! И когда твой отец, а это был твой отец, попросил меня любой ценой спрятать эти бумаги, могла ли я отказать ему! Ему, который дал моей кровиночке рай на земле! Он велел отдать их женщине и ее сыну, если они придут. Если не придут, велел ждать. Разве могла я умереть, не выполнив клятву? О, слава Богу, теперь душа моя спокойна: я отплатила ему за дочь. Постой, я не все сказала. Место, где лежит то, к чему стремится твоя душа, не здесь. Тебе надо в Бухару. Там тебя найдут. Народ мугат будет ждать тебя неделю начиная с понедельника. А теперь – прощай. Я знаю, кто ты и кто твоя мать. Твой отец все рассказал мне, он знал, что мать не предаст памяти дочки. Знаю, что еще у тебя под сердцем. Не сестра она тебе – ни по отцу, ни по матери. Она не знает этого: он запретил говорить. Я была для нее бабушкой Розой, а потом умерла для нее. И все. Но разве это цена за счастье моей дочери и внучки? Молчанием я продлеваю ей жизнь, не укорачивая ее для людей своего племени. А теперь – иди, и храни тебя Девла на всех путях твоих. Ты чужд нам, но мы служим Ягу, а в тебе – кровь Яга и твоего отца. Цыганка замолчала, погрузившись в свои мысли. Но потом вдруг подняла голову и произнесла, глядя мне в глаза:
– Со и муло паш джижонэндэ санапэ 57. Будь осторожней, чаво.
Я поднялся и вышел. Что мне еще оставалось. Жаль, что тогда я не понял, что сказала мне напоследок старая цыганка.
Глава 14
Бухара-2
Итак, я ждал проводника. Прошло уже пять дней с намеченного срока, а его все не было. Правда, легитимность свою я доказал тем, что принес завещание. Даже отксерил в трех экземплярах, чтобы никому не было обидно, и раздал заинтересованным лицам. Читайте на здоровье духовную моего папаши. Может, чего и поймете. Лично я так ничего и не понял. Да и что понимать, если препарат в тайнике, а формулы расписывать в нотариальной конторе папа не пожелал? Кремень-мужик все-таки. Всех достал и помер безнаказанно.
Чем больше я узнавал своего папеньку, тем больше чуял во всей этой истории какой-то подвох. Какой? У меня никак не получалось его постичь. Мне не верилось, что магистр хотел совершенно безвозмездно осчастливить крыс и людей. Может, таким хитрым способом он просто решил их разом притравить? Очистить мир от заразы? Присочинил новое бактериологическое оружие, а мы, как придурки, ищем его себе на голову. Нет, что-то здесь не так. Откуда вообще возникла идея превращения крыс в людей посредством лекарства?
Вот не верю, что химическое вещество превратит зверя в человека. Может быть, преобразователь расставит точки над «i»? Человек останется человеком, а животное станет тем, кем оно и является? Обыкновенной крысой? Вдруг отец придумал, как устранить путаницу, и каждый получит по заслугам?
Крысы перестанут ездить в лимузинах и управлять людьми, присосавшись к нефтяным скважинам, алмазным трубам и финансовым потокам, а люди осознают высшее предназначение и станут хорошими?
А если магистр искренне мечтал об освобождении человечества от паразитов? Крысолов он, в самом деле, или кто? И кому первому пришла в голову нелепица, что при помощи укола и косметики можно превратить зверя в человека? «Каждому воздастся по делам его» – разве не так?
Как бы только при приеме лекарства люди не стали превращаться в крыс – вот в чем вижу проблему. Не хотелось бы увеличивать поголовье крысиного вида за счет людей – боюсь, помоек и подвалов на всех не хватит.
Я посмотрел в окно на минарет.
Что ж, я уколов не боюсь, если надо – уколюсь. Мне хочется стать самим собой. И я питаю слабую надежду, что отец не обманет сына. Тогда стану я тем, кем был сотворен, – грызуном с неиспорченным культурой сознанием.
Назад к природе, как говаривал старина Руссо!
К исходу пятых суток мне осточертело сидеть в номере, и я решил выйти к народу. Мир посмотреть и себя показать. Поскольку народ во всех его проявлениях удобнее наблюдать на площадях и торжищах, то туда я, ничтоже сумняшеся, и направил свои стопы.
