Дэвид Митчелл - Голодный дом
– Ты не голоднее нас, – говорю я ей.
В проулок Слейд врывается ветер, спиралью взвихривает снежную крупку вперемешку с палой листвой. Натягиваю на голову Бомбадила капюшон, защищая наушники, застегиваю молнию до самого верха – поле моего зрения сужается до овала с меховой опушкой. Вспоминаю песчаные бури на родине сеида, в Атласских горах. Как быстро пролетел двадцатый век. Кошка наконец отвязалась. Ноги Бомбадила леденеют в хлипких кроссовках. Ничего страшного, он умрет раньше, чем успеет их отморозить. Угрызений совести я не испытываю.
А вот и наша гостья. Невысокая и худощавая, укутанная в теплую зимнюю одежду, она идет по проулку Слейд, окруженная снежно-белым летящим светом. Доктор Айрис Маринус-Фенби, врач-психотерапевт из Торонто, консультант в психиатрической лечебнице Докинса, неподалеку от Слау. Волею случая – точнее, двух – она выбрала путь, который и привел ее к нашей апертуре. Первой случайностью стало то, что в 2008 году она ознакомилась с дневниками Фреда Пинка, бывшего пациента психиатрической лечебницы Докинса, умершего в 2005 году, а по результатам изучения этих записей опубликовала ряд научных работ о психозе похищения. В этих трудах неоднократно упоминается, что Фред Пинк был одержим неотвязным страхом преследования и маниакально боялся энергетических вампиров, пожирающих души, – неких Иону и Нору Грэйер, давно умерших. А вторая случайность, вероятность которой вообще ничтожно мала, заключается в том, что Айрис Маринус-Фенби – Одаренная, и это делает ее весьма желанной добычей. Заманить мозгоправшу-искусницу в ловушку оказалось легче легкого. Вот она останавливается – негритянка лет за тридцать, с кожей гладкой, блестящей и черной-пречерной, как косуха, на фоне которой ярко блестят зубы и белки глаз. Доктор Маринус-Фенби, работник умственного труда, одевается немодно и безвкусно, скрывает фигуру под бесформенным, почти мужским нарядом: летная куртка из овчины, широкие мятые штаны, туристические ботинки, темно-зеленый берет, шея обмотана куфией, никакой косметики. Жесткие курчавые волосы коротко острижены. На плече висит холщовая сумка цвета хаки. Мозгоправша-искусница невозмутимо глядит на Бомбадила, тощего паренька лет двадцати, с прыщавой кожей, воспаленными глазами и лабретой в губе над акульим стесанным подбородком. Лыжная куртка размера XXL болтается на давно не мытом теле, от которого тянет кислой, творожистой вонью. Айрис Маринус-Фенби, доктор философских наук, изучает очередной объект своих будущих исследований, нового Фреда Пинка – вот только с этим она знакомится лично. По моему наущению Бомбадил извлекает наушники из ушей, изображает на лице немой вопрос: «В чем проблема-то?»
Маринус-Фенби произносит условленный пароль глубоким, четким голосом со среднеатлантическим акцентом:
– Я ищу паб «Зеленый человек».
Бомбадил сам, без моего вмешательства, нервно выпаливает отзыв:
– «Зеленый человек» давным-давно закрылся, как «Лиса и гончие».
Айрис Маринус-Фенби протягивает ему руку в перчатке:
– Бомбадил?
Пальцы, обтянутые кашемиром, искрят психической энергией.
– Доктор Айрис Маринус-Фенби?
– Девять слогов произносить замучаешься. Зовите меня просто Маринус.
Вблизи заметно, что синяя клетка куфии – крошечные щиты Давидовы. Какой нарочитый символизм! Рукопожатие завершается.
– Вроде как по фамилии, что ли?
Мозгоправша-искусница мысленно отмечает чуткость испытуемого к требованиям номенклатуры.
– Маринус – не фамилия, а своего рода традиционное семейное прозвище.
Заставляю Бомбадила пожать плечами.
– Добро пожаловать в проулок Слейд, Маринус.
– Спасибо за приглашение. Я польщена вашим доверием. – Судя по всему, она понимает, что настоящего имени субъекта спрашивать не стоит. – Меня очень заинтересовали ваши мейлы.
– Ну, вам оризон своими глазами увидеть вроде как полезно будет. Для науки.
– Да, Бомбадил, мне очень любопытно, что мы сегодня увидим. Ох, здесь, на ветру, кожу как бритвой дерет. Может быть, пойдем куда-нибудь в тепло? У меня машина за углом припаркована. А на площади есть «Старбакс». Вы уже обедали? Если нет, то я угощаю.
– Нет, я в непроверенном месте разговаривать не собираюсь. Везде жучки прослушки, – говорю я.
Маринус делает еще одну мысленную пометку.
– Да-да, разумеется.
Киваю в сторону проулка:
– Лучше сразу туда пойдем.
– Сразу в «оризон»?
– Ага. Он пока никуда не делся. Я вчера там был.
– Значит, и в четверг, и вчера – два посещения, так?
– Один плюс один равно два. – Меня забавляет ее профессиональный подход. – Такой случай не каждый день представляется.
– И вход в… «апертуру» все там же? – Она вглядывается в клаустрофобическую темень проулка Слейд.
– А где ж ему еще быть, док? Точно в том месте, где, по словам Фреда Пинка, его Гордон Эдмондс нашел. Вы же сами про это писали.
Маринус удивленно разглядывает гиковатого английского недотыку, который, оказывается, читает «Американский психиатрический журнал»{47}.
– Что ж, пойдемте.
Через двадцать шагов мы останавливаемся у апертуры, и тут наша гостья впадает в совершеннейшую растерянность.
– Вот, маленькая, черная и железная, – с удовольствием объявляю я, подчеркивая очевидные вещи. – Фред Пинк ее так и описывал.
Маринус прикасается к дверце:
– Три года назад ее здесь не было.
– Ее три дня назад здесь не было. А в четверг с утра пораньше я сходил на разведку – и вуаля.
Маринус оглядывается по сторонам, садится на корточки, разглядывает дверную раму:
– А похоже, что она здесь давным-давно. Очень странно. Все лишайником поросло, цементная кладка растрескалась.
– Апертуры – как хамелеоны, маскируются под окружающую среду.
Она переводит взгляд на Бомбадила. Очевидно, что ее вера в существование логического объяснения несколько поколеблена, но не уничтожена.
– А что за дверью?
– Ой, там самое прикольное! Если взобраться по двенадцатифутовой стремянке и заглянуть за стену, то видно вот что… – Заставляю Бомбадила извлечь из внутреннего кармана фотографию. – Задний двор дуплекса, построенного в пятьдесят втором году. Жильцы дома – Джамал и Сью аль-Ави и два и четыре десятых ребенка{48}. В полном смысле слова – хозяйка дома, Сью, на втором триместре беременности. Но если войти в апертуру… – я стучу костяшками пальцев по беззвучной дверце, – …то попадаешь на садовые террасы Слейд-хауса, в теплый туманный день где-то в середине тридцатых.
Маринус оценивающе смотрит на меня.
– Ага, все в тумане, представляете? – говорю я.
Она явно жалеет, что не записывает происходящего на диктофон.
– Вы имеете в виду Слейд-хаус, уничтоженный при налете немецких бомбардировщиков в сороковом году?
– Ага, двадцатого декабря сорокового года. Под самое Рождество.
– По-вашему, эта дверца – своего рода временной портал?
– Да нет же! Вот все так думают, но это ошибка. Апертура – портал в оризон. В полость реальности. Эх, док, посмотрели б вы сейчас на себя со стороны. Полный отпад!
Мозгоправша-искусница ошеломленно и недоверчиво глядит на меня:
– Я понимаю, что вы в это верите, Бомбадил, но наука требует доказательств, вы же знаете.
– Ага, а доказательства должны представить надежные очевидцы, – по моей подсказке отвечает Бомбадил. – Желательно со степенями и званиями.
Порыв ветра швыряет об стену пустую пластмассовую бутылку, она отскакивает, подкатывается к нам. Колышутся высокие стебли сорняков.
Маринус стучит костяшками пальцев по апертуре:
– Хм, звука она не издает. Странно, металл теплый, хотя на улице холод. Замочной скважины нет. Как вы ее открыли?
Заставляю Бомбадила хитро улыбнуться.
– Силой мысли.
Маринус, ежась от холода под слоями теплой одежды, ждет объяснений.
– Визуализируйте замочную скважину, – говорю я, – потом ключ, потом представьте, как вставляете его в замок, поворачиваете – и дверь открывается. Если действовать умеючи, в апертуру проникнуть легко.
Маринус серьезно кивает, давая понять, что принимает мои слова на веру. Смешная женщина.
– А что вы делали, когда оказались внутри?
– В четверг я из кустов не выходил – нарвался в нью-мексиканском оризоне на неприятности, теперь осторожничаю. Ну, минут десять я в кустах посидел, огляделся, а потом вышел. Вчера чуть осмелел, дошел до дерева гинкго – ясен пень, я тогда не знал, как оно называется, поэтому взял с собой палый лист и проверил. У меня в мобильнике специальное приложение есть.
– А этот лист у вас с собой? – вполне предсказуемо спрашивает Маринус.
По моему велению Бомбадил протягивает ей прозрачный пакетик для заморозки.
Она рассматривает его на просвет:
– Да, это листок гинкго.
Разумеется, не добавляет, что листок можно подобрать где угодно.
