Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до "Трудно быть богом": черновики, рукописи, варианты.
1) Проблема.
2) Опозоривание философии.
3).0бщий взгляд на возможность жизни.
4) Однако, это одни пустяки, доказательств нет.
5) Пока не слетаем, не увидим.
6) Или пока они не прилетят.
7) Если бы было, давно бы прилетели.
8) Не обязательно за 20–30 тыс. лет истории.
9) Возможность прилета еще при ящерах.
10) Может быть, уже и на нашей истории.
11) Есть косвенные доказательства: мифы (боги спускаются с неба), драконы и т. д.
12) Это допускает множество толкований.
13) Возможно, и в наше время. — Чушь!
14) Не думаю, что их прилет произвел бы много шуму: сели в Сахаре, в океане, в Амазонке, в деревне, во льдах…
15) Рассказы жителей о-вов о том, как прибило стальную сигару со странными людьми. Их засосало в песках. Один выбрался; его съели собаки (пауки, скорпионы).
16) Странно было бы, если бы только в нецивилизованных областях.
17) Было, что и в цивилизованных. Есть один совершенно достоверный случай и много непроверенных.
18) Чушь!
19) Это так. Только нельзя быть уверенным… В общем, судите сами.
Но далее Стругацкие не пошли. Объяснительная часть оказалась незатребованной. Куда интереснее писать о приключениях, чем объяснять недалекому читателю причины, породившие эти приключения. «Отказаться от каких-либо объяснений» — на это они решатся только гораздо позднее, в «Попытке к бегству», но первая «попытка» вырваться из стандартной в то время фантастики, из канонов ее, осуществилась уже здесь.
[Крупнейший американский физик Р. Фейнман заметил как-то: «философы? Они только стоят возле нашей дороги с таким видом, как будто вот-вот скажут что-то очень важное».— В. Д.]
МАСШТАБЫ ПРОИСШЕДШЕГО.Можно только досадовать на реалии того времени, на запрет на все яркое, необычное, нестандартное… Массовые (катастрофические или юмористические) приключения не поощрялись. А какой бы яркий, запоминающийся рассказ мы бы получили! Можно дать волю своему воображению и представить ненаписанное (что-нибудь типа «Роковых яиц» Булгакова), прочитав еще один вариант начала повести: Около двух часов ночи с двенадцатого на тринадцатое февраля на квартире командира отдельного учебного зенитно-артиллерийского дивизиона зазвонил телефон. Звонки были непривычно громкие и длинные, и полковник, оставив безуспешные попытки нашарить в темноте под кроватью теплые домашние туфли, поспешил в кабинет босиком.
— Слушаю, — хрипло буркнул он в трубку.
— Докладывает второй. Товарищ полковник, звонят из города, секретарь райкома.
— Давайте.
Пол был холодный. Полковник переступил с ноги на ногу, затем кряхтя забрался на кресло и сел на стол. Где-то над потолком или в неплотно прикрытой печке выл и свистел ветер. Пурга мириадами колючих сухих снежинок стучала в окна. Зябко поеживаясь, командир дивизиона с недоумением и тревогой подумал о том, какие причины могли заставить хозяина района, всегда такого сдержанного и спокойного, звонить к нему в это неурочное время. В трубке трещало и посвистывало.
— Алло, Матвеев! — услышал он вдруг заглушённый расстоянием и метелью голос— Матвеев, слушаешь?
— Да, слушаю… Это ты, Василий Сидорович?
— Я… да, я! Матвеев, срочно требуется твоя помощь…
Тиуи-и-и…
Полковник шепотом выругался, подул в микрофон.
— Ничего не слышно. Что требуется?
— Помощь требуется, говорю. Алло…
— Ага, понял. Говори громче, Василий Сидорович! Что стряслось?
— Косой Яр знаешь? Колхоз «Краснознаменец»…
— «Краснознаменец»?
— Да-да. От города по шоссе на север, потом сразу за мостом через Куршу налево по проселку километров двадцать…
— А, знаю. Мои хлопцы там позапрошлым летом работали.
Ну и что?
— Нужно срочно послать туда…
Туууи-и-и… Голос секретаря потонул в визге и скрежете.
— Алло, алло!
— Да, слышишь меня?
— Нет, не разобрал. Кого в «Краснознаменец» послать? Зачем?
— Солдат пошли! Пока пошли взвод, а там видно будет…
— Да что случилось? Пожар, что ли?
— Хуже!
— Алло…
— Хуже, говорю! Непонятное что-то… Вчера утром звонил… — сельсовета… и не смогли… пауки… ломают… ловят людей…
На линии снова завыло, заверещало. Полковник сморщился, плотнее прижал трубку к правому уху, левое прикрыл ладонью. В кабинет заглянула заспанная жена:
— Тише кричи, детей разбудишь.
Он нетерпеливо отмахнулся.
— Алло… Василий Сидорович!
— Товарищ Матвеев, — послышался слабый, но более отчетливый голос телефонистки, — Василий Сидорович передает, что из рощи позади Косого Яра выползли какие-то… пауки, ломают в деревне дома и… и людей ловят и уносят…
«— Алло, Матвеев, слышишь меня?
— Слышу, но ничего не понимаю. Какие пауки? Что за чушь?
— Говорят тебе, сам еще не знаю. Вчера послали наряд милиции… бежали, за ними гнались.
— Кто гнался?
— Эти… пауки.
— Ага…
Полковник озадаченно посмотрел на трубку и снова прижал ее к уху.
— …нужно срочно оказать помощь. Поднимай своих хлопцев и как можно скорее… Поедешь через город, захватишь меня.
— Да что делать-то? Какую задачу поставить?
— Задача у тебя одна. — Секретарь, видимо, начинал злиться. — Охранять жизнь и достояние советских людей. Выполняй.
— А… конкретнее?
— Конкретнее… на месте увидим. Я, брат, сам еще ничего не понимаю. Для ясности считай, что будет облава на… на волков, что ли…
— Так, это уже…
— Слушай, ручные гранаты у тебя есть?
— Что?
— Ручные гранаты, говорю… стреляли… говорят, не берет. Ну, действуй. Буду ждать.
Некоторое время полковник молча и сосредоточенно разглядывал свои босые ступни. Он был трезвый и практичный человек, и то, что он слышал, не укладывалось у него в голове.
Пауки, вылезающие в метель из рощи! Пауки, которые ломают дома, хватают людей… на которых нужно проводить облаву… и еще ручные гранаты! «Впрочем, райкому виднее», — подумал он и несколько раз повернул рукоятку индуктора.
— Второй слушает.
— Дежурного по части.
— Дежурного по части вызываю.
— Дежурный? Лейтенант Петренко? Полковник Матвеев говорит. От кого сегодня дежурный взвод?
— От третьей батареи, товарищ…
— Поднять третью по боевой тревоге.
— По боевой?
— Слушайте, что вам говорят, и не имейте привычки перебивать. Поднять третью батарею по боевой тревоге. Дежурному взводу приготовиться к выходу. Вызвать в штаб заместителя по учебной части, замполита, командиров батарей… и начальника боепитания. Я сейчас приду.
Через полчаса из ворот военного городка, подминая сугробы и шаря лучами фар по черно-белой завесе ночной пурги выполз гусеничный тягач. Командир дивизиона в полушубке и с кобурой на поясе расположился рядом с водителем. За его спиной в крытом брезентом кузове сидели в два ряда друг против друга двадцать четыре солдата с карабинами и автоматами между колен. Некоторые осторожно ощупывали подвешенные у пояса холщовые сумки. В сумках были гранаты — по две на каждого.
За тридцать три часа до этого, в шесть часов вечера одиннадцатого февраля фельдшер села Косоярское Алексей Фомич Курочкин возвращался из города. [Далее текст отсутствует.]
ВОЕННЫЕ В ОКРЕСТНОСТЯХ КАРАКАНСКОГО ХРЕБТА.Опубликованный текст «Извне» изменился по сравнению с рукописными вариантами мало. Есть какие-то отрывки, которые не попали в окончательный вариант. Есть какие-то моменты, которые были исправлены уже редакторами или цензорами. Есть места, которые изменялись только в какой-то из публикаций по вести. Наиболее интересные, с точки зрения данного исследования, отрывки приводятся ниже.
Первый рассказ повести «Извне» в окончательном тексте имеет подзаголовок: «РАССКАЗ ОФИЦЕРА ШТАБА Н-ской ЧАСТИ МАЙОРА КУЗНЕЦОВА». Первоначально же подзаголовок содержал больше информации как по времени, так и по местонахождению излагаемого: «РАССКАЗ ПЕРВЫЙ, любезно предоставленный в распоряжение Сталинабадской комиссии офицером разведки [слово «разведки» позже вычеркнуто] штаба Н-ской бригады майором Кузнецовым и повествующий о странном происшествии, которое имело место у отрогов Караканского хребта на Дальнем Востоке нашей страны в сентябре 196.. года».
… Если же брать географические реалии, то вначале они были именно реальными, а не вымышленными (с тем, однако же, минимальным изменением, за которым легко угадывается прототип):
Абакан (позднее — Алакан), Петропавловск (позднее — Павлопетровск и даже Павлодемьянск), Караканский — Калаканский, и Кановская ~ Адаидская — Адаирская сопка.
Вообще же, черновик этого рассказа проникнут «армейским духом» (более грубыми, более обидными, более «мужскими» шуточками), чем причесанный позднее для печати. Наши советские военные предстают в черновике более реальными, более жесткими… объемными.