Гоар Маркосян-Каспер - Земное счастье
— А медицина?
— Не совсем примитивна. Использует множество лекарственных растений, хирургические методы. С асептикой и обезболиванием. Но от совершенства далека.
— И ничего неожиданного?
— Как будто нет. О медицине мне судить труднее.
— Словом, из естественных наук ничего почерпнуть не удалось, — резюмировал Маран. — Пошли дальше. История.
— С истории следовало бы начать, — заметил Патрик.
— Следовало бы. Если б она нам что-то дала.
— Не дает?
— Ну… Я посмотрел половину, мы с Даном ее поделили.
— Ах ты и работал, — сказал Патрик. — Не только амурами занимался.
— Не только. — Маран был невозмутим. Дан все ждал, когда он рассердится, но тот, видимо, твердо решил на подначивания Патрика не реагировать. — Кстати, я взял на себя еще и философию. И должен вам сказать, их философия меня потрясла.
— Чем? — спросил Дан с любопытством. Он знал, что Марана потрясти нелегко.
— Своей скудостью. Если не сказать, почти полным отсутствием. По сути, она сводится к этике, а скорее, к нескольким этическим принципам. Несколько веков назад у них был популярен аскетизм, но теперь он забыт, и ныне их главный философ, если можно его так назвать — некто Эвесса, который жил примерно лет триста назад по земному времени и проповедовал нечто родственное атараксии с элементами гедонизма…
— Погоди! — остановил его Патрик. — Что такое ата… как ты сказал?
— Атараксия. Безмятежность духа или душевный покой как высшая ценность.
— Слово похоже на земное.
— Оно и есть земное, — усмехнулся Маран.
— Да? А откуда ты его знаешь?
— В каком смысле, откуда? Разве земная философия это тайна?
— Нет, — сказал Патрик, — но я лично ни о чем таком не имею понятия.
— Очень зря. В общем, выпадет свободная минута, я расскажу вам об Эвессе подробнее. — Маран посмотрел на Патрика и ехидно добавил: — Конечно, это не амуры с кариссой Асуа, может, не всем будет интересно.
Патрик промолчал, и он продолжил уже иным тоном:
— Теперь об истории. Дан, слово тебе.
— Практически все, что есть в этих томищах, касается истории собственного государства, — сообщил Дан скучным голосом. — Начиная с его создания примерно шесть тысяч лет назад…
Патрик присвистнул.
— Ну и долголетие! На Земле, по-моему, таких и не было?
— Почти. Разве что Китай или Древний Египет, да и те только приближаются к здешнему стандарту. Но на Земле все время воевали. А тут ни одной войны…
— В чем же заключается их история?
— В основном, в смене династий и правителей. При одном короле жилось лучше, при другом хуже, неурожай там, землетрясение тут. Географические открытия. Какой-то мореплаватель доплыл до Пустынного континента, другой открыл кучу островов. Кар Лосор совершил кругосветное путешествие чуть не тысячу лет назад. В таком роде.
— А что было до создания государства? — спросил Артур.
— В этих книгах очень краткие предисловия. Раньше, мол, были разрозненные племена, которые постепенно объединились, возникли племенные союзы, затем государства… Прямо как в школьном курсе истории, который я терпеть не мог.
— У меня примерно то же самое, — сказал Маран. — А тебе не попадались какие-то рассуждения? Попытки, например, объяснить существование пустынных земель? Или происхождение человека?
— Нет. Ни слова. По-моему, они вообще не любят рассуждать.
— Нелюбознательный народец эти стануты, — сказал Патрик. — Ну а что с географией?
— География это, в основном, карты, — отозвался Маран. — Форму планеты они знают…
— Чистое знание?
— Не думаю. Они ведь плавают. Совершают кругосветные путешествия, Дан же сказал, кар Лосор и тому подобное… И, кстати, карты неполные. Не все острова обозначены, не прочерчена северная граница большого материка. С одной стороны, это показывает, что о чистом знании речи нет, с другой… Непонятно, почему они туда не заплывают. Правда, им наверняка известно, что это бесплодные земли, а они, как я понял, народ практичный, из одной жажды открытий в столь сложные и дальние плавания не отправляются. В конце концов, у них всего лишь парусные суда… Это касается не только жителей Стану — всех… И однако за шесть тысячелетий все же могло бы появиться на свет несколько любопытных…
— Все-таки вырождение, — заключил Патрик.
— На выродков они не похожи, — возразил Дан.
— На первый взгляд, не очень, — согласился Маран и повернулся к Миту. — Ну а ты что принес?
— То, что ты просил, — ответил Мит спокойно, кладя на стол несколько листов бумаги, которые он уже некоторое время назад вынул из кармана и держал в руке.
Маран взял листы и стал просматривать.
— Что это такое? — спросил Патрик.
— Я обратил внимание на то, что среди книг нет ни одной по законодательству, — пояснил Маран. — И подумал, что должны ведь у них быть какие-то законы.
— Может, и нет, — сказал Патрик. — Может, у них правосудие вершит король. Единолично.
— Не может король судить каждого крестьянина, — возразил Маран. — Максимум вероятного, что король, так сказать, единолично выдумывает нормы правосудия. Издает законы. И потом мы же видели судилище в ратуше. Я подумал, что искать надо именно там. Или в городской страже… Где ты это взял? — спросил он Мита.
— В страже, — ответил тот лаконично.
Маран передал листы Патрику, у которого их перенял Дан.
— Ничего не понимаю, — сказал он растерянно, кладя бумаги перед Артуром. — Как можно наказывать за намерения?
— Потому тут и мало преступников, — заявил Патрик. — Весьма жестко. Но эффективно.
— Слишком уж жестко, — возразил Дан.
«Уголовный кодекс», изложенный на нескольких страницах, был не только краток. Он был совершенно необыкновенен. Рядом с наказанием за каждое преступление значилась кара за намерение таковое совершить. Если за кражу полагалось от двух до пяти лет тюрьмы, то за намерение — от года до двух. Если убийство каралось пожизненным заключением, то за намерение убить полагалось до десяти лет. Десять лет!
— С ума сойти, — сказал Дан. — Десять лет за намерение, которое может быть просто пьяной болтовней или пустой угрозой. Удивительный народ. Ну и суровость! А ведь все вокруг кажутся такими добродушными… И как это они… — Тут он запнулся и умолк. Наверно, вид у него был достаточно красноречивый, поскольку Патрик тут же спросил:
— Что тебя так смутило?
— Я вспомнил… Вообрази себе, у нас на земле было нечто в этом роде… не совсем в этом роде, но некоторую аналогию провести можно. Не знаю, помните ли вы историю прошлого века…
— Не слишком хорошо, — сказал Патрик нетерпеливо. — Не тяни резину!
— Я имею в виду то, как был положен конец терроризму.
— Исламские войны?
— Это была лишь часть акции, продлившейся добрую четверть века. А остальное… Никакие полицейские операции, нападения на базы террористов, ликвидация главарей и прочие меры не давали полного эффекта, и в итоге пришлось принять специальный закон, кстати, первый из общемировых, по которому все члены террористических организаций, независимо от того, успели они что-либо взорвать и кого-то убить или нет, подлежали превентивной изоляции. Проще говоря, их всех сунули в кутузку, вернее, совали в течение пары десятков лет, пока они не угомонились. Тоже выходит как бы за намерения.
— Но тут нет террористов, — возразил Патрик. — Тут нет ни взрывчатки, ни оружия, ни убийц-маньяков.
— Откуда ты знаешь? Может, где-то…
— Где? И, кроме того, в этом кодексе нет ни одного упоминания о терактах. Сплошная мелочь — кражи, подлоги, мошенничество… Максимум — обычное убийство.
— Вы не обратили внимания на главный парадокс, — заметил Маран. — Чтобы карать за намерения, надо о них знать. То есть либо иметь сильную, умелую полицию, либо все здесь должны быть доносчиками. Однако полиция…
— Полиция тут никакая, — сказал Мит. — Я свел знакомство с несколькими стражниками, в том числе двумя довольно высоких чинов. В смысле сыска это абсолютный нуль.
— Что же, выходит, здесь все следят друг за другом и доносят? — поразился Дан. — Никогда б не подумал. Непохоже.
— Непохоже, Маран, — сказал Патрик. — Ты, по-моему, заблуждаешься.
— Я не заблуждаюсь, — возразил Маран, — потому что я с вами согласен. Действительно непохоже.
— Но что тогда?
— Загадка, которую надо решить. Запишем отдельно, так сказать. Что ты еще раскопал, Мит? Насчет кариссы с Гортом выяснил?
— Выяснил. История старая. Твоя карисса принадлежит к весьма знатному роду, ее отец доводился королю чем-то вроде двоюродного брата. Ее прочили в жены наследнику престола. Но после смерти отца, а умер он довольно давно, семейство постепенно обеднело, мать не справлялась с делами, взяла какого-то любовника-обиралу, словом, в итоге она оказалась бесприданницей. Не мать, разумеется, а дочь.
