Александр Казанцев - Купол Надежды (Роман-газета)
— Инженер Толстовцев предлагает создать ледяной карьер на куполе ледника и, надо думать, использовать выемки для первых этажей зданий Ветроцентрали, сооружаемых из блоков вынутого льда.
— Благодарю вас, — поклонился Алексей Николаевич и сел.
— Что скажут архитекторы? — спросил академик, смотря на меня.
Наверное, я вспыхнула как еловая ветка в костре:
— Из архитекторов я одна! Вы простите меня, но строить здания для Ветроцентрали не из камня или железобетона, как всюду, а изо льда! Это же замечательно, это же сказка!..
Академик смотрел на меня, улыбался и внимательно слушал. Он понимал, что изо льда надо проектировать особые здания. А архитектор — самый захудаленький — всего один: это я!
Но когда Анисимов закрывал заседание Совета, я чуть не умерла после его слов:
— Быть посему. От плавучей энергетической базы, предложенной инженером Шульцем, не отказываемся.
Но ведь если будет «плавучая энергетика», то никакие ледяные здания не нужны, пропал весь мой запал!
Даже у Спартака и у того лицо вытянулось.
Академик невозмутимо продолжал:
— В такую базу мы превратим один наш ледокол «Ильич», благо его атомная установка уже дает электрический ток, и вместо того, чтобы питать им двигатели винтов, мы передадим его по кабелю, как предложил Вальтер Шульц, на сушу, для работ в ледяной каменоломне Толстовцева. Ведь выплавлять лед легче, чем выламывать. Не так ли? А фактуру Хрустального Дворца Ветров, который нам спроектирует наш антарктический зодчий Тамара Неидзе, это не испортит. Энергетикам — ознакомиться с методом облучения строительного льда.
Когда мы выходили на палубу, я подошла к Алексею Николаевичу:
— Спасибо вам.
— За что спасибо? — поднял он на меня глаза.
— За все спасибо. За папу спасибо. За спасенные вами трубы спасибо. За желание создать Ветроцентраль на льду спасибо. За ледяные дворцы, которые надо спроектировать, спасибо».
ДУХ ОКИНАВЫ
В Японии лучше родиться без рук и без ног, чем без родственников.
Они и только они во главе с почтенным Матсубиси помогли Иесуке Танаге получить медицинское образование.
Он рано остался без родителей. Они стали поствременными жертвами бомбардировки Нагасаки и умерли спустя двадцать лет после атомного взрыва, оставив юного Иесуке на попечение родственников.
Но когда почтенный Матсубиси–сан после возвращения Иесуке Танаги в Японию сообщил племяннику, что хочет видеть его, Танага заволновался. Ничего хорошего от этого свидания он не ждал.
Дядя пригласил его в свой офис на улице, примыкающей к Гинзе.
У дяди все было толстым и тяжелым. Тучная фигура, заплывшее лицо с тремя подбородками, брови — две толстые запятые, поднятые к вискам, толстые усы, опущенные скобками по обе стороны толстогубого рта, очки с толстыми стеклами. Он снимал и клал их на тяжелый стол, щурясь близорукими глазами на неимоверной тяжести несгораемый сейф, который без подъемного крана не вытащить…
Матсубиси встретил племянника без особой радости, хотя вежливо справился о здоровье, подняв от деловых бумаг тяжелый взгляд и указав на тяжелый стул напротив, выразительно жесткий. «Посидел, сделал дело — уходи!»
— Иесуке, — начал дядя, — твои почтенные любящие родственники очень недовольны. Ты не оправдал возложенных на тебя надежд, извини. Ты должен перенять у европейцев их приемы, а ты вместо этого стал демонстрировать им свои, которые более уместно применить здесь, на родине. Это не бизнес, извини.
— Я не мог поступить иначе. Я старался спасти великого русского ученого.
— Я слышал, что ты занялся изучением русского языка?
— Да, дядя, извините. Это «метод погружения». Мы, изучающие, на долгий срок совершенно отключаемся от всего нам знакомого. Мы говорим только по–русски, пишем по–русски, читаем их книги, слушаем русскую музыку, поем русские песни, более того, мы думаем по–русски и даже видим русские сны. Я несколько раз видел Москву. Извините.
Дядя откинулся в кресле, взял в руки очки и, покусывая их дужку, задумался:
— А ты хотел бы увидеть ее не во сне?
— Разумеется, почтенный дядя.
Матсубиси опять погрузился в размышление. Потом вяло заговорил:
— Мои друзья по бизнесу, — Иесуке Танага знал, что дядя связан с военной базой американцев на Окинаве, — могли бы оценить твое знание русского языка. Я ведь угадываю твое тайное желание. Оно тоже может оказаться полезным. Поэтому ты примешь участие в конкурсе изучающих русский язык и получишь премию — поездку в Москву.
— Но если мне ее не присудят? — усомнился Танага.
Дядя выразительно хмыкнул и тяжело поднялся со своего места. Аудиенция закончилась, и оба низко кланялись друг другу. Дядя, тяжело ступая слоновьими ногами, проводил племянника до двери.
Иесуке понял, что на него делается ставка.
«Языковое погружение» закончилось, и Танага принял участие в конкурсе, получил там словно заготовленную для него премию, хотя был не из самых лучших знатоков русского языка, и… приехал в Москву.
Он видел ее лишь во сне и совершенно не знал города. Тем более не представлял, как найти Анисимова и Аэлиту. И как всегда принято считать, ему помог случай, который отнюдь не был случайностью. К столику японца в отеле «Метрополь» подсел американский журналист Генри Смит.
Он восхитился знаниями Танаги в русском языке. В свое время Смит побывал на Окинаве и общался там с японскими бизнесменами, но не выучил по–японски ни слова. А тут — свободное общение с русскими! Когда же Смит узнал об интересе Танаги к искусственной пище и ее создателям, восторгу его не было границ. Он готов был оказать Танаге любую помощь — он знал Москву и русских людей. Иесуке Танага, растерявшийся в чужой стране, рад был предложенной помощи расторопного американца.
Генри Смит поговорил по телефону со своим «русским другом», как он сказал, с которым познакомился в Риме, и узнал от него адрес института академика Анисимова. К сожалению, самого академика в СССР не оказалось, он уехал на Ассамблею ООН в Нью — Йорк, но его заменяет профессор Ревич, «русский друг» попросит его принять Иесуке Танагу. Но… американский приятель почему–то попросил Иесуке Танагу не выдавать в институте своего знания русского языка.
— Значительно удобнее слушать, что при вас будут говорить русские на своем родном языке, не подозревая, что вы их понимаете. Это может пригодиться и вам… и нам, — многозначительно добавил Генри Смит.
Так Иесуке Танага попал в кабинет профессора Ревича, который временно замещал академика Анисимова.
Ревич вышел из–за стола, низко (совсем по–японски) кланяясь посетителю. Иесуке тоже кланялся, удивляясь, какими сходными оказываются обычаи в его стране и здесь.
Говорили по–английски. Японец интересовался миссией академика Анисимова в Нью — Йорке, и, поскольку она освещалась всей мировой печатью, профессор Ревич не делал из нее никакого секрета.
Геннадий Александрович Ревич любил внешние эффекты. Разговаривая с японцем по–английски, он вспомнил «пир знатоков» и Аэлиту, так поразившую всех своим знанием японского языка, и решил блеснуть перед японцем русским гостеприимством. Дама–референт по его просьбе тотчас пригласила младшую научную сотрудницу Толстовцеву. Танага не знал фамилии Аэлиты и, хотя и понял обращение профессора к референту, не догадался, кто появится в кабинете. Когда вошла Аэлита, он онемел, не мог произнести ни слова ни на своем родном, ни на одном из знакомых ему языков.
Аэлита узнала Танагу и несказанно обрадовалась:
— Это же доктор Танага! Как я рада вам, Иесуке–сан! — сказала она на японском языке, по–европейски протягивая гостю обе руки, и, обернувшись к Ревичу, добавила по–русски: — Представьте, это тот самый доктор Танага, который спас от смерти нашего Николая Алексеевича в Германии!
— Ну что вы! Это сделали больше вы, нежели я, — на приличном русском языке произнес Танага и спохватился.
Но было уже поздно. Профессор Ревич пронзительно смотрел на нею. Почему это он скрыл при посещении академического института свое знание русского языка?
Вызов Аэлиты, как решил Ревич, оказался несомненной его ошибкой. Он сразу утратил ведущее начало в разговоре с иностранным гостем. Танага и Аэлита оживленно болтали по–японски, и это представлялось Ревичу вопиюще нетактичным. Он не понимал ни слова и решительно не знал, как вновь овладеть положением.
— Господин Танага так хочет увидеть Николая Алексеевича, — объяснила Аэлита. — Надеется, что ООН примет решение о строительстве Города Надежды.
— Но у меня на это мало надежды, — буркнул Ревич. — Слишком рискованная трата огромных денег. И зачем это делать в таком труднодоступном месте? — Ревич сказал это и прикусил язык. Ведь японец, скрывавший свое знание русского языка, понял его.
