Александр Казанцев - Купол Надежды (Роман-газета)
— Дать малый вперед. И так держать, чтобы не сползти с ледяного бивня.
— Есть, сэр, — отозвался моряк и исчез.
— Кэптен, — возможно более спокойно и твердо обратился я к капитану, — результат экспедиции зависит от этих труб. Без них остальным судам нечего делать в Антарктиде.
Капитан по–бычьи наклонил голову и тупо уставился на меня, будто впервые увидел.
— Трубы надо выгрузить на айсберг. Все до единой, — посоветовал я.
Моряк выпустил в меня клуб дыма и презрительно произнес:
— Нет портальных кранов, сэр. Мы не в доках, с вашего позволения.
— Сюда летят вертолеты. Они и станут кранами.
Норвежец словно подавился дымом:
— Если вы согласитесь, сэр, я пошлю за врачом.
Я пропустил мимо ушей его учтивую грубость:
— Лучше за третьим штурманом. Он отвечает за грузы.
— Здесь не только трубы, если вы припомните. Кроме труб, еще и части зданий, в которых установили бы ваши трубы.
— Выгружать надо трубы, только трубы и все трубы, — настаивал я.
— Есть, сэр, — буркнул он и отправился отдавать приказания.
Вместе с ребятами поднялись мы следом за ним на крутую палубу.
Лесовоз слегка содрогался. Винты работали, надвигая его на ледяной бивень, как назвал выступ айсберга капитан. Судно словно цеплялось за врага, поразившего его.
Зазвучала команда. Матросы оставили шлюпки и бросились к крышкам трюмных люков.
Загрохотали судовые лебедки.
К величайшему изумлению сидящих в шлюпках людей, лесовоз готовился к разгрузке».
«Я перебрался на айсберг в одной из шлюпок вместе с латиноамериканцами и негром Мбимба.
Склон айсберга напомнил мне покатую палубу лесовоза. Волны набегали на него, слизывая снег. Мокрый лед был скользким.
Шлюпку вытащили на снег, и его сразу затоптали.
Мигуэль и Педро стали махать снятыми с себя куртками, сигналя вертолету с первой партией труб, что готовы к их приему.
С вертолета заметили, и скоро первый штабель труб повис над нашими головами.
К кромке льда приставали другие шлюпки.
К гибнущему кораблю подлетел еще один вертолет. И, пока первый опускал на айсберг свой груз, второй вытаскивал очередной штабель из трюма.
Люди, недавно паниковавшие на тонущем корабле, теперь, чувствуя твердую почву под ногами, забыли о пронизывающем ветре, освобождали трубы от цепей, укладывали на снег и махали пилоту вертолета, крича на разных языках: «Вира!», «Майна!», «Даун!», «Ап!», «Унтер!», «Хох!».
Меня очень беспокоил ветер и крутая сторона айсберга, я настаивал, чтобы трубы клали вдоль ската. Но с этими людьми трудно было сладить. Они не признавали в столь невзрачной фигуре, как я, начальство и отмахивались от меня.
— Ох уж эти боссы! — проворчал Мигуэль. — Не попался нам этот в Централь–парке. С ним бы мы справились.
Педро резко оборвал его, опасливо глядя в мою сторону.
— А что мне! — отозвался Мигуэль. — У нас свобода слова. И все равно нас должны кормить, пока не доставят обратно. Никаких домов не будет! Тютю! Хлюп–хлюп! Нет крыш над головой.
— А дома под крышей нас с тобой никто кормить не станет, — напомнил Педро. — Да услышит меня пресвятая дева!
Грохот рухнувшего от резкого порыва ветра штабеля труб, положенных не так, как я требовал, заглушил голоса. Трубы будто нехотя покатились по склону. Снег замедлял движение, но ветер вражьей силой гнал их к воде.
Люди, отозвавшись на мой зов, бросились к трубам. А злобное, грохочущее железо, словно взбесившись, готово было сокрушить все на своем пути.
Не было здесь ни ломов, ни клиньев, ни другого инструмента. Нечего было вбить в лед или поставить на пути ожившего металла.
И тут случилось, казалось бы, невероятное. Щуплый, с виду трусливый Педро обогнал катящуюся трубу и бросился под нее. Притом не плашмя, а встав на четвереньки, чтобы через него трудно было перекатиться.
Труба придавила человека, казалось, расплющила его или вдавила в снег.
Педро истошно кричал.
Мы с Мигуэлем и Мбимбой бросились к нему. Негры из Кейптауна, недавно дравшиеся с ним на палубе, вытащили его и отнесли подальше.
Труба остановилась, другие трубы налетели на нее, громоздясь огромной кучей «хвороста», где каждую «хворостинку» вдвоем не обнимешь.
Я склонился над пострадавшим:
— Крепитесь, сеньор! Я сообщу командору о вашем подвиге и отправлю вас на вертолете в лазарет ледокола. Будете там как дома.
— Дома? О пресвятая Мария! Дома жена с ребятишками. Как вы думаете, сеньор, ей передали аванс? А за мое увечье она получит что–нибудь?
— Полно. У вас только ушиб, — утешил я его.
— Смотрите, смотрите! — послышалось со всех сторон.
Летающий кран нес очередную партию труб. На обоих концах штабеля, свесив ноги в обледенелых на ветру ботинках, сидели два человека.
Я обрадовался, узнав Спартака с Остапом. Значит, в трюмах уже не осталось больше труб. Ребята спрыгнули ко мне на снег и обернулись к лесовозу «Титан». Он словно ожил, воспрянул. Освободившись от части груза, судно слегка всплыло и снялось с «ледяного рифа», о котором говорил капитан Нордстрем.
Сам он стоял на капитанском мостике, по морской традиции намереваясь покинуть гибнущее судно последним.
Какое–то время «Титан» перестал походить на тонущий корабль. Корма его без тяжелых труб всплыла, выровнялась. Но ледяной бивень, проткнувший корпус судна, очевидно, выдвинулся, и в пробоину хлынула вода. К кораблю подлетел вертолет и сбросил веревочную лестницу. Нордстрем, быстро перебирая планки лестницы, забрался в кабину вертолета».
ВОДА-ЧУДЕСНИЦА
«Теперь надо вернуться к перерыву в моих записках, к двадцатилетней работе на металлургическом заводе, где удалось создать «лабораторию изобретательства». В бывшей кладовой машиностроительного цеха установили столы со множеством приборов и даже станки: токарный, сверлильный, фрезерный.
Помогло мое предложение избавить сталеваров от заглядывания в мартеновскую печь, когда лицо обдавало жаром. По пучку охлаждаемых стеклянных нитей цветное объемное изображение передавалось на всю длину жгута. Через простейшую оптику можно видеть внутренность печи, не приближаясь к ней. Сталеварам стало легко! И лабораторию мы получили для давно задуманных исканий.
— Зачем тебе вода? Простая вода? — удивился Вахтанг Неидзе, мастер на все руки, ставший моим близким соратником.
— Мы с тобой, друг, на восемьдесят процентов из воды, а земной шар на три четверти залит водой. А свойств ее как следует не знаем.
— Почему не знаем? Зачем так говоришь? Не сжимается, электричества не проводит, не намагничивается, замерзнет — твердой становится. И расширяется!
— Вот–вот! — воскликнул я. — Именно твердой! — и я рассказал Вахтангу, как Мария научила нас на северном острове отеплять дом снежными кирпичами.
— Ледяные стены хочешь? — догадался Вахтанг. — Не растают?
— Если по трубам, заложенным в стены, пропускать холодильный раствор, вода замерзнет.
— Слушай! Мы с тобой дома из воды отливать будем! Форму сделаем для целого дома с комнатами. Водой зальем. Потом заморозим. Форму разберем. Дом готов. С балконом. С сортиром. Ва!..
Я сказал, что в ледяных домах должны быть не только каналы для охлаждения, но и теплозащитные, отопляемые панели.
— Лед охлаждаем, комнаты греем! Вместо обоев теплоизоляция. Хорошо! — обрадовался Вахтанг.
— Лед — коварный материал, — предупредил я. — Ледники знаешь? Текут как речки. Медленно, но неизменно.
— Известное дело. Твердая жидкость — вот что такое лед.
— Вот и нужно нам, друзья, придумать, как твердую жидкость в твердое тело превратить, — предложил я.
— Верно. Воображение нам потребуется.
Так начались наши, может быть, и не вполне оригинальные, исследования. Мы были упорны и искали десять лет.
Мы даже старались намагнитить воду, заведомо немагнитную. И обнаружили изменение ее свойств. Она активнее растворяла в себе вещества, не давала накипи. А это было уже кое–что! Потом установили, что чистая дистиллированная вода в закрытом сосуде выделяет газы по–разному в разное время суток и времен года. И разница в двадцать раз!
Но над лабораторией нависла угроза.
Однажды к нам вошел новый директор завода Аскаров, переведенный с юга Урала. Его сопровождал знаменитый ученый, член–корреспондент Академии наук СССР, профессор и лауреат премий, человек высокий, но хромой, с лицом по–орлиному строгим и надменным.
— Какую вы тут воду из пустого в порожнее переливаете? — спросил директор и поморщился как от боли.
— Омагниченную, Садык Митхатович, — отрапортовал Неидзе.
— Что вы скажете? — обратился директор к ученому гостю.
