Владимир Данихнов - Чужое
В тот день замок мы не достроили и возвращались домой не вместе, как обычно, а по отдельности, потому что за Сашей приехал отец. На сердце у меня было тревожно.
На следующий день мы продолжили лепить замок. В воздухе носилась мошкара и воробьи, из игрушечных интеллектуальных излучателей в них палили карапузы и весело смеялись, когда попадали. В воздухе печально кружили пепел и птицы с обожженными крыльями. Неподалеку рободети строили из песка точную модель упавшей в прошлом году Пизанской Башни. Саша сказал мне:
– Вечером летим на Луну. Так что завтра меня не будет целый день. Да и послезавтра тоже. А в пятницу мы поедем в торговый центр, папа купит мне мускульные усилители, и я стану самым сильным.
– Но это как бы не поможет тебе лепить замки, – сказал я, нежно касаясь центральной башенки.
– Ну и на фиг эти замки! – воскликнул Саша со злостью, поднялся на ноги и ударил кроссовкой по главным воротам и далее – по центральной башне, разрушая замок. Я замер, с ног до головы усыпанный песком, пораженный страшной переменой, которая произошла с моим лучшим другом… я…
– Шилов! – крикнул Проненко, чувствуя неладное. Никто ему не ответил, потому что Шилов давно спустился вниз. – Шилов, гамадрила ты, мать твою!!! – завопил что есть мочи Проненко, царапая ногтями дверь. Безмолвие было ему ответом. Сзади что-то зашуршало, но Проненко не обернулся, а еще крепче зажмурился и уперся лбом в дверь, мечтая слиться с ней.
Шилов, выйдя из дома, замер. На него в упор глядела Эллис. Она сидела на приступке, руками обхватив острые колени; круги под ее глазами, кажется, стали еще темнее и выразительнее. Она сидела, высунув наружу кончик языка, и остроглазый Шилов удостоверился, что он, язык то есть, у нее и впрямь раздвоенный. Шилов не смог вспомнить навскидку расу, у представителей которой внешность как у человека, а язык раздвоен и решил, что у девочки мутация. Ее мать в свое время не прошла генетический контроль, но все равно забеременела, наперекор формальному запрету, такое случается.
– Привет! Мы утром уже виделись, но ты быстро исчезла… – Шилов помахал ей рукой, в которой был зажат сверток с ухмурдашем. В стороны полетели капельки жира. Девочка не ответила, даже глазом не повела.
– Эй, Эллис, я… – Ластик вышел из тени, направляясь к девочке, но увидел Шилова и замер, притворившись, что внимательно разглядывает моторную лодку. Засвистел, кулаки вжал в бока и стал приговаривать: «Хм… ну и лодочка… вот так лодочка…» Видно было, что ему не терпится поговорить с Эллис, которая не сводила взгляда с Шилова, и Шилов решил не мешать молодежи, поспешил к Семенычу, который ждал на углу. Семеныч дымил папиросой в компании каких-то туристов и что-то им рассказывал. Наверное, врал о размерах отрезанного щупальца.
Глава четвертая
У Коралла было неубрано. Впрочем, «неубрано» – это еще мягко сказано. Повсюду громоздилась грязная посуда, стопки книг; прибитые к грязным стенам гвоздями висели рыбацкие принадлежности, покореженные дорожные знаки и нанизанные на проволоку засушенные ноги мега-осьминога. Все окна были раскрыты, ветер грубо трепал газовые занавески. Коралл был изрядно пьян. Он провел гостей в гостиную, смахнул с кожаного дивана спящего кота, книги и прочий мусор; пыхтя и ругаясь под нос, подтащил низкий журнальный столик. Столик оказался сравнительно чистым: на нем стояли бутылки с винами разных сортов, подгнившие фрукты в корзинке, над которой танцевали мошки.
– Чем богаты, тем и рады… – заикаясь, сказал Стивен Коралл ди Коралл и упал на диван. Закрыл глаза и шумно задышал, грудь его под мятой майкой поднималась величественно, как волны на море во время бриза. Шилов поискал глазами, но младшего Коралла не увидел. Наверное, до сих пор играет в настольный теннис.
– Мы, может, не вовремя? – поинтересовался тактичный Семеныч.
Стивен ожил, резво вскочил, выдирая из бороды застрявшие щепки, бумажки, веточки, стал освобождать от мусора стулья, подтащил их к столику, кивнул:
– Вы это… присаживайтесь. Вы вовремя. Не думайте. Вовремя, да. Это я. Не вовремя. Я… – Он махнул рукой, не договорив. Рухнул на диван и закрыл глаза.
Шилов и Семеныч уселись на стулья. Семеныч налил в стаканы зеленого вина. Налил молча, не балагуря, как обычно. Шилов и сам чувствовал себя не в своей тарелке. С Кораллом происходило что-то странное. «Скорую», что ли вызвать? – подумал Шилов и тут же одернул себя: – Ну откуда «скорая» в таком глухом месте? Впрочем, какой-нибудь медпункт на базе обязательно должен быть.
– Ну… – сказал Семеныч, уныло наблюдая то за газовыми занавесками, то за лампочкой без абажура, которая свисала с потолка, запущенная, грязная, символизирующая упадок всей базы и в частности – дома Коралла ди Коралла, рыбака.
– Ну… – повторил он. – За з-знакомство!
Шилов и Семеныч чокнулись. Коралл так и не открыл глаза. Шилов и Семеныч переглянулись, в молчании выпили. Вино было кислым, пахло рыбой. Шилову оно решительно не понравилось. Семеныч, однако, был доволен вкусом напитка. Впрочем, хорошее настроение у него испарилось в тот же миг, когда он снова посмотрел на Стивена. Хозяин храпел, вывалив наружу язык, что та дворняга.
– Кхе-кхе… – тактично кашлянул Семеныч, но Коралл просыпаться не собирался.
– Пойдем? – тихо спросил Шилов. Семеныч пожал плечами, грустно посмотрел на початую бутылку, налил еще.
– В туалет схожу… – сказал Шилов, вставая.
– Иди… – безнадежно махнул рукой Семеныч и уставился в свой стакан. Вино в нем бурлило, выплескивалось на пол.
Шилов, перепрыгивая груды одежды, деталей и книг, прошел на кухню. На кухне был такой же беспорядок, как и везде. Сквозь пыльные окна глухо светили уличные фонари. По тропинкам, дергаясь как в немом кино, гуляли смутные тени зеленокожих и туристов. Кто-то играл на гитаре старинную, средневековую что ли, балладу, и неумелая эта игра затронула некие струны в душе Шилова, он вспомнил благословенные студенческие времена, когда они, первокурсники, выбирались на природу и ютились под открытым небом. Как настоящие дикари. Вот то была полноценная жизнь! А сейчас – жалкая ее пародия.
Перепрыгнув набор сковородок, он оказался у туалета, который у Коралла, слава Богу, был не на улице, а в доме. Шилов щелкнул выключателем, зашел в кабинку. Туалет сиял новым кафелем, половик мягко ложился под ноги, унитаз блестел, как драгоценная жемчужина. Стало ясно, что туалет – единственное место, за которым Кораллы ухаживают. Шилов сделал дело и уже собирался выходить, когда на него снова накатило. Мир внутри туалета стал ирреальным, перед глазами все поплыло, заплясали концентрические круги и эллипсы. Они расширялись и сужались. Сплошная мешанина звуков, отрыгиваемая, кажется, щелями в стенах, стала распадаться на отдельные слова и звуки: фи, фай, фо, фам… Фи, фай, фо, фам…
Шилов уперся руками в стену, попытался отдышаться. Его словно парализовало, он не мог сдвинуться с места. Он слышал только это самое «фи, фай, фо», и еще что-то, что примешивалось к бессмысленной фразе, дрожью отдаваясь в напряженных ладонях, вжавшихся в стену. Фи, фай, фо… шаг… фам. Фи, фай, фо… шаг… фам. Кто-то шел к нему. Кто-то шел к туалету, расшвыривая огромными ножищами нагромождения мусора, кто-то собирался открыть дверь, чтобы… чтобы… Шилов запаниковал. Это придало ему сил, и он поборол мир, ставший кисельным, и, отворив дверь, вывалился на кухню. Вцепился в крышку газовой плиты. С трудом, но устоял. Однако ничего еще не закончилось. Голоса все также нашептывали «фи, фай, фо, фам», все также бухали шаги великана. Как метроном стучало сердце. Быть может, это чудовище, наконец, вылезло из озера, чтобы отомстить? – подумал Шилов. Задрожали грязные бокалы в раковине. Звякнула, осыпаясь, посуда, грудой упиравшаяся в дверцу холодильника. Шилов огляделся, шумно вдохнул тягучий воздух. В комнате было светло, но светло как-то едва-едва, будто комнату освещала жалкая десятиваттная лампочка, не ярче. За окнами же стало безнадежно темно, и Шилов смотрел на входную дверь, хлипкую на вид, за которой, кажется, и раздавались шаги. Они звучали все громче и громче, а потом неожиданно стихли. Шилов чувствовал кожей, что за дверью кто-то есть, и этот кто-то стоит и ждет чего-то. Быть может момента, когда Шилов сдвинется с места?
Шилов, приложив неимоверные усилия, прорвал кисельную завесу и смог отойти в спасительный свет гостиной. Он подбежал к Семенычу, схватил его за плечо, собираясь закричать «бежим отсюда!» или что-то в этом роде, но язык отказался повиноваться, потому что Семеныч не хотел оборачиваться, замер, как мраморная статуя. Шилов обошел его и увидел, что Семеныча парализовало, что он застыл, не успев отпить вина из бокала.
«Кошмар, – подумал Шилов. – Дурной сон, я брежу». С Шиловым случалось иногда, что он не мог различить сон и явь. Психолог, к которому он пошел проконсультироваться, сказал, что все в порядке. Мол, специфика работы у Шилова такая. Так даже лучше, сказал психолог, и Шилов с удивлением посмотрел на него, но ничего не ответил на это. Начальству виднее, что лучше для работника.
