Анастасия Монастырская - Теща Дракулы
2.
Говорят, что лучше всего, когда боятся и любят одновременно; однако любовь плохо уживается со страхом, поэтому если уж приходится выбирать, то надежнее выбрать страх. Ибо о людях в целом можно сказать, что они неблагодарны и непостоянны, склонны к лицемерию и обману, что их отпугивает опасность и влечет нажива: пока ты делаешь им добро, они твои всей душой, обещают ничего для тебя не щадить: ни крови, ни жизни, ни детей, ни имущества, но когда у тебя явится в них нужда, они тотчас от тебя отвернутся.
Николо Макиавелли "Государь"
Август месяц для Влада III Дракулы всегда был особенным. Месяц его торжества, месяц долгожданной победы и месяц сладкой, обжигающей мести. Два года назад он, наконец, занял свой трон, доставшийся ему по праву рождения и по праву воина. Слишком он долго ждал своего часа, чтобы теперь отдать Валахию с позором, да еще кому -- туркам! Вот и приходилось притворяться, усыпляя бдительность турецкого султана.
Оттоманская империя подобно гигантскому, смертоносному пауку плела свою паутину по всей Европе. В ее цепких лапах уже бились Сербия и Болгария. Да, турецкий султан Мехмед II всегда знал, чего хочет - власти над миром. В глубине души Дракула восхищался стремительностью и прозорливостью, с какой турецкий завоеватель преумножал свои территории.
Для начала Мехмед заключил мирные соглашения с западными соседями, обложив их непомерной данью. Потом двинул войска на Восток, где ему угрожал эмир Карамана. Война затянулась на год, после чего эмир признал превосходство Османской империи и стал униженно молить о мире и торговых связей.
Избавившись от угрозы на Востоке, Мехмед обратился к столице Византии - Константинополю. Более тысячи лет, стоял этот град, прекрасный, желанный и неприступный. Называли Константинополь воротами мира, ведущими в мир богатсва и знати. Ключ к вратам принадлежал Византийской империи, веками укреплявшей свой главный крепость-город. Никому его греки не отдавали, сражаясь до последнего воина, хотя рвались к вратам и готы, и гунны, и арабы, и славяне, и другие народы, но взять Константинополь удалось лишь Мехмеду Завоевателю.
Но сначала пустил тиран пыль в глаза, усыпляя бдительность византийского императора: осыпал щедрыми дарами византийских послов, возобновил с императором Константином XI выгодное для Византии торговое соглашение. Пока послы наслаждались прекрасными рабынями, а Константин посмеивался над глупостью турецкого владыки, сам Мехмед собирал войска. Всего за две недели его армия увеличилась на двести тысяч воинов. Одновременно нанял Мехмед плотников, строителей и прочий мастеровой люд, снабдил их инструментами и пригнал к Поясу Святого Георгия -- пристани возле самого Константинополя.
-- Дай мне лодок для переправы, -- попросил Мехмед византийского императора. Тот не смог отказать столь почтительной просьбе, и дал крепких лодок.
Переправился Мехмед на другой берег. Расставил мастеров по местам, и, не гнушаясь черной работы, стал сам носить камни для строительства замка. И рос тот замок ни по дням, а по часам.
Хоть и долго думал Константин, но тут забеспокоился:
-- Зачем тебе замок возле града моего? -- спросил он.
-- Для торговли богатой, -- прикинулся простачком Мехмед. -- Купцы, что мои, что твои, едва не каждый день терпят убытки от киликийских разбойников, а здесь им и защита, и приют, и отдых будут. Ты же о чем подумал? Неужто о вражде промежду нами? Для тебя стараюсь, а ты козни строишь. Ай-ай, нехорошо!
И опять поверил Константин Мехмеду. Быстро построили замок, и был он красивым, прочным и высоким, с удобными бойницами, да крепкими воротами. Разное сказывали про подвалы того замка: и что пытали там византийцев, и что оружия и пушек больше, чем людей.
Вновь забеспокоились греки. Послы в спешном порядке были отозваны, но не успели они прибыть в столицу, как пали Месемврия, Анхиал и Виза - последние города, находившиеся под властью Константина.
Тем временем отправил Мехмед доверенных людей к сербам и потребовал от них 15 сотен коней. Нанял лучших корабельщиков, чтоб построили тридцать боевых кораблей, но не на море, а в густом лесу, укрытом от любопытных глаз. Удивились корабельщики, но, зная крутой нрав султана, возражать не стали.
Вот пригнали сербы пятнадцать тысяч коней, и каждый жеребец как на подбор -- сильный, резвый и выносливый. В тот же день поставили паруса на сделанные корабли, установили пушки на палубах, закрепили под ними бревна-салазки, и густо-густо смазали повозки жиром. Увидел Мехмед приготовленное и крякнул от радости и восторга:
-- Теперь уж будет Константинополь мой!
-- Мой, мой, мой! -- подтвердило услужливое эхо.
Вскоре в Мраморное море вошла турецкая эскадра из 330 грузовых судов. Одновременно по суше подтянулась и черная орда. Так Константинополь оказался в осаде. И дал Мехмед сигнал к атаке! Распахнулись ворота построенного замка, и хлынула темная орда на Константинополь. Обстреливали столицу из пушек, да не абы как, в заранее отмеченные места, чтобы пехота и конница легко прошли.
Греки не желали сдаваться: перерезав всех турок в городе, стали готовиться к обороне. Но когда рассеялся дым, увидели византийцы огромные стремительные корабли, идущие не по морю, а по суше. Пока неслась боевая эскадра по земле, бортовые пушки вели по Константинополю огонь! Так и прошла посуху, достигнув воды. Как оказалась в море, бой разгорелся с новой силой.
Восемь недель длилась осада, которую держали пять тысяч человек. Пять тысяч против двухсот тысяч обученных воинов! Час за часом турецкие пушки крушили стены, пробивая вековую броню.
И дрогнул Константинополь.
Ворвавшись в город, турки перебили жителей, а сама столица по приказу Мехмеда была отдана на разграбление победителям. Остатки Византийской империи - крепости Силимврия, Эпиват, новая Фокея пали в течение месяца. На невольничьих рынках появился новый товар, который, впрочем, теперь уходил за бесценок: слишком уж много рабов принесла война с Византией.
***
Мехмед не собирался останавливаться на достигнутом. Одно за другим ему подчинялись новые государства, и только маленькая православная Валахия под предводительством Дракулы - Дракона - противостояла Османской империи. Этой зимой Влад сам атаковал турок, собрав небывалый поход на болгарские земли. Пронесся смерчем на радость Европе, и на раздумье и ужас врагам. Никто из пленных турок в живых не остался. Да и брал-то их Влад только ради развлечения: вдоль всех дорог растянулся частокол с трупами. Над ними кружилось воронье, восхваляя смелость и жесткость победителей. Болгары в ужасе осеняли себя крестом, но возразить освободителю не посмели: покорно пошли вслед за ним - в Валахию. После нескольких военных походов княжеству требовались новые верные подданные.
Европа также приветствовала князя-победителя. Итальянский посол, прибывший в княжество, привез богатые дары и как бы, между прочим, сообщил, что отныне жителей Валахии называют "Draguli", в честь их бесстрашного князя.
- Драконье племя, значит, - усмехнулся в усы Влад. - Что ж, пусть неверные знают, что драконы выжгут дотла их нечистые земли. Никто из моих людей не подчинится Османской империи. Не на словах, так на деле. Недолго мне отсалось платить позорную дань.
На словах бахвалился, но в глубине души знал - войны не миновать. Словно кость в горле, Валахия стояла на пути турецкого султана Мехмеда II. Ситуацию осложняло и то, что младший брат Влада - Раду Красивый, ныне ходивший в фаворитах у Мехмеда, претендовал на престол Валахии, забыв о традициях и доблести предков.
К Мехмеду у Влада был свой счет. Он до сих пор не забыл, как вместе с братом был отправлен к турецкому султану в качестве малолетних заложников. "Ты -- всего лишь мясо, -- приговаривал султан. -- Захочу, сегодня же сделаю из тебя люля-кебаб. Захочу -- будешь евнухом в моем гареме". Когда Владу исполнилось пятнадцать, он бежал. Раду, который всегда был труслив, остался.
Единственная помощь - союзники. Римский папа Пий II, вдохновленный знаниями и образованностью молодого князя, обещал дать деньги на новый крестовый поход. Не помешали даже различия в вере. С верой можно разобраться и потом. Всяко она у них одна -- христианская. Протекцию валашскому князю сделал Штефан, молдавский король и любимец королевства польского.
Венгерский король Матиаш Корвин неизменно называл Влада "любимым и верным другом" и в случае вторжения турок обещал предоставить свои войска. Были и другие заверения в преданности и братстве. На верность присягнули почти все европейские государи. Вот только Влад им не поверил ни на грош. Втихаря да с оглядкой на Турцию клялись. Как знать, что сделают, если и впрямь придет нужда? Человеческое коварство имеет разные обличья. И одно из них - трусость.
