Сергей Казменко - Фантастические повести и рассказы

За период моего отсутствия скопилось порядочно корреспонденции, порядка трех с половиной тысяч стандартных листов, если переводить все на бумагу. Я, конечно, не стал этого делать, бумажки нести теперь было некуда, да и некому. Я бегло просмотрел заголовки общих циркуляров. Только один из них имел отношение к Сэлху, но не содержал ничего существенного в данный момент и я не стал его читать. Оставшаяся треть документов касалась уже непосредственно Сэлха и меня самого. Одних запросов пришло восемнадцать штук, а были еще и инструкции, и распоряжения, и счета за выполненные заказы. И пять личных посланий. Четыре из них были адресованы Гэптокам, их мне удалось, как впрочем удавалось и прежде, до конфликта, довольно быстро расшифровать. Особого интереса, тем более теперь, эти послания не представляли. Да и раньше интриги ныне покойных Гэптоков лежали на поверхности. Но вот адресата пятого послания я определить не сумел, как не сумел и расшифровать его — впервые с момента прибытия на Сэлх, если не считать того неотправленного частного послания, которое так и лежало у меня на пульте. Что ж, этого следовало ожидать — если кто-то склонен отправлять послания, не поддающиеся расшифровке, в Метрополию, то наверняка он же может получать такие же и оттуда. Если бы все на Сэлхе было бы в порядке, я передал бы это послание в библиотеку мэра, и адресат мог бы прочитать его, не рассекречивая себя. Если бы все было в порядке, я мог бы поискать в библиотеке мэра предыдущие послания такого рода и попытаться раскрыть шифр.

Но теперь ни то, ни другое было невозможно. Да и не имело, вероятно, смысла. Скорее всего, резидент уже мертв, и опасности для меня он больше не представлял.

Только через пять с половиной часов непрерывной работы за пультом я разобрался со всей корреспонденцией. Потом пошел поел и снова завалился спать. Отвечать на запросы не стал — время еще не пришло.

Но спал я неспокойно.

Потому что не решил еще, что же мне делать дальше.

Я провел на Станции шесть суток — гораздо дольше, чем требовалось для дела. Я отдыхал. Я настраивал после ремонта блок передающего резонатора. Я думал. О том, как быть дальше. Я собирался в полет.

К моменту вылета мне казалось, что я придумал неплохой план.

Машину я нагрузил до предела, но двигатель тянул, хотя расход энергии в два с лишним раза перекрывал норму. Но это обстоятельство меня не беспокоило. Я взял из запасов Станции еще два десятка энергоэлементов, и этого должно было хватить надолго даже при таком перерасходе. Я снова был в защитной форме и с излучателем, и от одного этого привычного одеяния чувствовал себя увереннее. Свою прежнюю защитную форму, запрятанную на берегу Каопры, я так и не сумел вызволить во время прочесывания острова, да, по чести говоря, и не хотел этого делать. В тех обстоятельствах лучше было не выделяться среди других членов отряда.

Вначале я полетел назад, к остаткам виллы Гарраучи. Около часа я кружил над Южным мысом, выискивая в окрестностях его признаки жизни, но так ничего и не высмотрел. Снижаться я не стал — если уж не решился тогда осмотреть окрестности, то теперь это смысла не имело. Маловероятно, чтобы хоть кто-то остался в живых, но если кто-то и остался, у него всегда будет преимущество внезапности при столь явном моем появлении. Рисковать не стоило.

Все еще сомневаясь, все еще кляня себя за то, что не решился все проверить еще тогда, когда не было поздно, я набрал высоту и полетел почти строго на юг, туда, где в полутора тысячах километров располагался небольшой скалистый архипелаг.

Я долетел туда часа через два. На первом из островов, далеко отстоящем от основной группы, найти удобную площадку не удалось — он весь, кроме самых высоких скал, порос схедом, в зарослях которого могла прятаться всякая гадость — и пришлось лететь еще с полсотни километров до центральных островов архипелага. На одном из них незадолго до полудня мне удалось найти небольшой скальный выступ, на котором схеду не за что было зацепиться во время ураганов. На всякий случай я хорошенько осмотрел окрестности сверху, и только после этого посадил машину. Я не боялся встретить здесь людей — дышать без респиратора здесь, среди красных океанических вод юга мог бы разве что человек, начисто лишенный обоняния, но я боялся реангов.

Есть хотелось зверски, хотя перед отлетом я и устроил себе царский завтрак. Но с едой пока что приходилось подождать. Я вытащил из машины большой кусок синтэна и разложил его на площадке рядом. Затем выгрузил на него все контейнеры с барахлом, что взял со Станции. Вскрыл один из них и достал дезактиваторы. И начал работать.

Только через два часа, когда я был уверен, что ни на одном из контейнеров, ни в машине, ни на мне самом не осталось и следа от вирусов лихорадки Крепта, я закончил работу и погрузил все контейнеры обратно в машину.

Я забрался внутрь, закрыл дверцу и включил очиститель воздуха. И через пять минут, уверенный, что все в порядке, снял шлем.

Я смог по-хорошему ругнуться лишь минут через десять, когда отдышался, нацепив шлем обратно. Конечно, мало приятного, когда тебя вырвет, но когда тебя выворачивает наизнанку на пустой желудок, когда атавистические рефлексы ярятся впустую, еще гадостнее. Случалось и прежде, что я дышал воздухом над красными океанскими водами, но никогда раньше он не был столь зловонным. Видимо, дело было в грязной пене, что заполняла многочисленные узкие бухточки и проливы, выплескивалась на берег и высыхала на скалах. И, конечно, в неисправном воздухоочистителе, на работу которого прежнему хозяину машины было, видимо, наплевать. Привычки наши настолько въедаются во все, что мы делаем, что лишь столкнувшись с теми, кому они несвойственны, мы способны заметить их. Никому из жителей Метрополии и в голову не пришло бы, что можно пользоваться машиной с неисправным воздухоочистителем, но для Сэлха воздухоочиститель — явное излишество. Мир вокруг его жителей слишком велик, чтобы была необходимость летать туда, где трудно дышать.

Некоторое время я раздумывал, что же теперь делать. Но потом сообразил, что есть мне теперь уже не хочется и захочется нескоро, что меня мутит от одной мысли о еде, и все сразу стало просто. Я поднял машину и полетел на северо-запад, к устью Голубого Маонга.

Я достиг устья через два часа, пролетел над самой поверхностью с десяток километров, нашел на левом берегу реки небольшую открытую площадку и посадил машину. Меня могло ожидать в дальнейшем что угодно, надо было немного передохнуть и подкрепиться перед тем, как что-либо предпринимать. Я вышел из машины, сел на траву и перекусил — совершенно без аппетита, даже пить не хотелось. Потом лег прямо на траву и стал смотреть в небо. Воздух был влажный и свежий, дул легкий ветерок с той стороны реки и плыли небольшие облака. Бледный серп Маолы висел почти прямо над головой. Было хорошо. Я не заметил, как заснул.

А когда проснулся, уже вечерело, и лететь дальше не имело особого смысла. Впрочем, спешить все равно было ни к чему, времени у меня впереди имелось достаточно. Не меньше года — это я теперь, после посещения Станции знал наверняка. И это несколько успокаивало.

Я встал, легко порвав взобравшийся на мою ногу стебель пугай-травы, осмотрелся. Солнце уже висело над ближайшим лесом, ветер почти стих, и длинные тени деревьев, подобравшиеся почти что к моим ногам, были неподвижны. Место, где я лежал, черным пятном выделялось на фоне яркой травяной зелени, но не пройдет и получаса, как трава снова заползет на освободившийся участок: белесые усики-побеги уже тянулись к нему со всех сторон. Внизу подо мной все так же величаво катил свои воды Голубой Маонг — как и тогда, когда я был здесь в прошлый раз. Прошло меньше сотни дней и как все изменилось. И из-за чего? Из-за того, что кто-то где-то там, очень далеко захотел начать на Сэлхе разработку реенгрита. Что ж, люди Сэлха сами виноваты в том, что случилось. Никто не заставлял их убивать друг друга. Никто им не приказывал. Им некого винить, кроме себя.

За время моих скитаний по острову после конфликта, да и позже, на Континенте, я немного попривык ночевать под открытым небом. Хотя вначале не мог заснуть подолгу. Человек, освоивший бесчисленное множество миров, до сих пор остается пленником своего жилища. Для большей части человечества жилище — безопасное, прочное, основательное — столь же необходимо, как раковина улитке, и лишь немногие счастливцы, населяющие такие вот миры, как Сэлх, способны освободиться от этой необходимости и стать хоть чуточку свободней. Я тоже с трудом, но привык ночевать на голой земле, вне стен человеческого жилья.

Но все это на острове. На Континенте поступить так было бы опрометчиво. Поэтому, как только зашло солнце, я забрался в машину, включил сигнальную автоматику, включил поляризацию стекол и, перекусив, улегся на заднем сидении даже не расстегнув защитную форму. Здесь, на Континенте, даже на берегу Голубого Маонга можно всего ожидать.