Джон Бойд - Повесы небес
Ночью вполне хватает самих ночных грехов и на что-нибудь другое не остается времени, поэтому я не смог определить, удовлетворяет ли она статье Устава Флота о коитусе "лицом к лицу". Схематически, я был вертикальной поперечиной в фигуре в виде буквы Т, положенной на бок, и не мог определить, составлял ли я с горизонтальной перекладиной, которой являлась Кара, угол больше или меньше девяносто градусов.
По-правде говоря, мне было совсем не до эмпирических наблюдений; я был слишком одурманен любовным угаром, но признал справедливыми мотивы, вдохновившие Реда на учреждение Креста Святого Георгия, и удачность его выражения: "хорохориться, как горизонтальная кофемолка".
Наконец, Кара начала прогибаться в талии, свешивая голову до пола. Как только мышцы ее ног расслабились, я освободился и нежно уложил ее в кресло. Она начала плакать и я поцеловал ее в лоб.
— Поплачь, милая девочка. Слезы смоют стыд, а покаяние поможет искупить твой грех.
Кара заплакала навзрыд, но для ее бесчестия имелось противоядие. Я позвонил Реду. На мой звонок отозвался сонный раздраженный голос.
— Ред, это Джек. Я только что поимел Кару!
— Нахальство! И ты посмел разбудить меня в такую позднюю пору, чтобы поделиться этим пустяком?
— Нет, мальчик. Я уговариваю Кару, назначаю тебя капелланом и приказываю тебе сегодня же ночью обвенчать нас.
— Заткнись со своими приказами! В любом случае, тебе надо заполнить Форму 2186-ц… в двенадцати экземплярах… а формы находятся на борту корабля.
Он держал меня в руках! Я совсем забыл о предписаниях.
— Джек? — Ред уже начал просыпаться. — Да.
— Это не к спеху. Оглашение имен вступающих в брак должно быть опубликовано…
— Но не в твоей новомодной церкви, — поспешно прервал я его. — Я назначаю тебя методистским[86] капелланом.
— Ладно, идиот! — теперь он проснулся окончательно. — Хотя это вынужденное бракосочетание, но мы сможем выдержать все в нужном стиле. Милашкам понравится официальное венчание… Как ее зовут?
— Кара.
— А-а… блондинка. А она подходит под статью "лицом к лицу".
— А ты разве не разобрался в этом? — спросил я, несколько озадаченный.
— Я пытался, еще до того, как ты решил колонизовать планету. Впоследствии же, я не пожелал рисковать, чтобы мне по этой причине не размозжили бедренные кости… Если она не сможет "лицом к лицу", то мне нельзя будет совершить бракосочетание… Но будь осторожен! Они при этом страшно напрягаются, а при их дьявольской силе… Если ты можешь сделать еще один заход, то упрись локтями в ее живот, хорошенько ухватись за плечи и гни ее к себе. Отклонение в три градуса следует считать соответствием статье. Рыдания в кресле стали громче.
— Ред, она плачет все надрывнее. Боюсь, у нее начинается истерика. Что делать?
В трубке раздался спокойный и твердый голос Реда.
— Она у тебя на столе или на полу?
— Ни там, ни там. Она свернулась в уголке кресла.
— Не знаю, Джек. Обычно, я кладу их на пол, ложусь рядом и плачу вместе с ними… Вот теперь я ее слышу. Джек, ты добился потрясающего успеха! Да я за одну единственную слезинку награждаю Крестом Святого Георгия. Она же получит целый куст кленовых листьев… Послушай, у меня есть идея! Ляг с ней в постель и проверь, подходит ли она по статье, пока она будет спать.
Я бросил трубку, частично от охватившего меня отвращения, частично для того, чтобы устроить Кару поудобнее. Образно говоря, О'Хару больше интересовали результаты, чем средства, и к тому же больше техника, чем мораль. Я же в данный момент был озабочен Карой, нуждающейся во мне.
Я сел на отоманке перед ней и взял ее за руку.
— Дорогая девочка, не пугайся. Раз уж твоя душа осуждена, то утешся, ведь я буду всегда с тобой — я вымолю осуждение и себе.
Она храбро пыталась улыбаться сквозь слезы.
— Я плачу потому, что я так счастлива, — прорыдала она. — На твоих волосатых бедрах очень трудно держаться, но я люблю тебя, пупсик.
Поздним утром я все же зачислил Кару в представители человеческих рас, по крайней мере, в одном отношении. Несмотря на подложенные на бедра подушки, синяков избежать мне не удалось. Зато я установил ее соответствие статье. Но ничто хорошее не достигается без борьбы, а Кара в сравнении с земными женщинами была тем же, чем скрипка Страдивари по сравнению с гитарой.
В паузе, во время прощальных поцелуев, уютно устроившись в моих объятиях, она поразила меня замечанием:
— Джек, режиссеру Реду не нравятся блондинки. Он не дает мне даже малюсенькой роли в рождественской пьесе, а мне так хочется сыграть в ней. Ты думаешь, он обвенчает тебя с блондинкой?
— Обвенчает, — ответил я, — и ты получишь роль в инсценировке.
— Это был бы чудесный свадебный подарок, Джек, — промурлыкала она, прижимаясь ко мне.
Ее замечание встревожило меня своим подразумеваемым смыслом. Хотя я родом из Алабамы, я не верю в разделение людей по цвету кожи. Все мы — дети Бога, и блондинки так же хороши, как и брюнетки. Оказывается, Ред — расист и фанатик.
После долгого общения с О'Харой, я знал не хуже других, как сторговаться с ним. После того, как на следующий день, в своем кабинете, я привел его к присяге, как капеллана, он готовил выпивку, а я гнул свою линию с позиции силы.
— Ред, я не хочу никаких твоих папистских ритуалов, покушающихся на достоинства этого бракосочетания. Алтарь и свечи хороши, не мешало бы еще несколько певцов. Но мне не нужны ни хор, исполняющий «Messiah» Генделя,[87] ни церковные регалии — для службы вполне достаточно простой пурпурной рясы и символа креста в демонстрационных целях.
Ред откинулся назад и задумчиво воззрился на меня.
— Джек, я люблю тебя больше своего брата-пьяницы, потому что ты уникален среди людей. Ты уникально непреклонен, самодоволен, ограничен и, к тому же, религиозный фанатик.
— Парень, ты не терпишь фанатиков? — спросил я.
— Фанатиков и протестантов, — ответил он.
— А блондинок? — уколол я его.
— Это предвзятость, а не фанатизм.
— Почему же ты исключил блондинок из рождественской инсценировки и отказал Каре в роли?
Он взглянул на меня и по его глазам я увидел, что он готов обсудить этот вопрос.
— Отличительной чертой продукции О'Хары является реализм и внимательное отношение к деталям. Слышал ли ты когда-нибудь о белокурых еврейках?
— А кто на Харлече вообще когда-либо слышал о евреях?
— Я мог бы ввести Кару в хоровую капеллу, — задумчиво сказал он, оставив без внимания мое замечание, — вместе с вифлеемскими девами, но ей придется покраситься.
— Ты не сунешь этого ангела в хор проституток, — постановил я. — А вот как насчет роли Богородицы?
— Господь Бог распределил уже эту роль. Богородицу играет Тамара.
— Девушка с бедрами?
— Точно.
— Здорово, парень! — взорвался я. — Если ты сможешь заставить слушателей этого университета считать такую бабенку девственницей, то Кара смогла бы сыграть младенца Христа.
— Я снял Тамару с камеры… послушай, Джек, есть идея! — он возбужденно устремился ко мне. — Я могу написать для твоей супруги такую естественную роль, что она превзойдет Богородицу.
Встревоженный его явно неподдельным энтузиазмом, я отступил:
— Только одно, Ред — я не хочу, чтобы в ее роли не было даже намека на стриптиз.
— Джек, тебе понравится ее роль; по крайней мере, она не оскорбит твоей набожности. Вот что, я не позволю тебе взглянуть на нее до Рождества. Это будет моим подарком тебе. Конечно, это потребует от нее усердия, большого усердия.
— Я принимаю твое великодушие, парень. Ну, так что тебе понадобится?
А хотел он немало: ризу, митру, четырех престольных служителей, одним из которых намечался Нессер, хор из двенадцати голосов и распятие за алтарем, который должен осветиться, когда я провозглашу громко и отчетливо:
"Я согласен!".
Кара была в экстазе. По моему требованию виртуозные ремесленники Харлеча изготовили золотое свадебное кольцо с десятикаратовым бриллиантом. Фрик в голубой форме и эполетах комиссара полиции, стал моим шафером. Кара в белой минитунике с фатой была фантастична и, когда ее подружки расчувствовались, я первый раз на Харлече увидел слезы на глазах публики.
Когда за алтарем осветилось распятие, харлечиане зааплодировали. Затем мы преклонили колени перед алтарем и были провозглашены мужем и женой; нас благословил епископ О'Хара, окропивший нас святой водой, символизирующей баптизм моей жены в методистской вере. Ритуал стал еще одним триумфом О'Хары и, надо отдать должное, превратился в прекрасную и волнующую церемонию, которая к тому же, была передана по телевидению. Мы — Кара и я, поднялись и прошествовали, сопровождаемые музыкой, по боковому проходу под вознесенными вверх дубинками полицейских Фрика.
