Максим Чертанов - Казнить нельзя помиловать

В половине одиннадцатого Марина наконец принялась звонить Олегу Холодову. Он не отозвался.

- Знаете что, товарищи, - решительно произнесла она, - нужно к нему сходить. Наверняка отключил телефоны, все мои знакомые алкоголики так делают, дабы их не тревожили. Может, он уже до того допился, что нуждается в немедленной госпитализации.

- Хорошо, - сказал Алекс, - мы с Иваном сходим, посмотрим, как и что.

- Толку от вас! Да погодите, не вскакивайте, я переодеться должна...

...декабря 200... года, пятница, ночь

"Благие намерения - это чеки, которые люди выписывают на банк, где у них нет текущего счета".

Небо было беззвездное, мутно-серое. Марина облачилась в свою бесформенную куртку и "левисы"; со стороны казалось, что идут трое парней: два побольше и один совсем мелкий пацан. Сейчас окажется: дверь открыта, а на полу лежит Олег с простреленным виском. Нет, на диване... Что за вздор! Вздор? Но ведь очередь его пришла! После Гены - Олег! И Маринка именно в таком порядке называла, не я один!

...Мы идем сквозь ночь и тьму, касаясь друг друга плечами, готовые драться, один за всех, все за одного, мы ниндзя, мы крадемся как тени... блин!!! Я ведь паспорт в тех, старых штанах оставил. Не хватало сейчас на патруль нарваться: положим, не застрелят, но на трое суток...

Никто нам не встретился. Леха нажал кнопку звонка - тишина. Позвонили еще, потом начали стучать, я хорошенько пнул дверь, послышалось шуршание, звук падения тяжелого тела, слабые возгласы, ворчание, снова что-то упало, щелкнул замок, дверь со скрипом отворилась, и на пороге возник Олег. Испит, прокурен, грязен - краше в гроб кладут.

- 3-заходите. - Покачнувшись, он широким жестом махнул куда-то в сторону ванной. - М-марина... М-мариночка... А я тут это... собирался к тебе...

В квартире царил невероятный разгром. Повсюду бутылки, пустые и полупустые. Посреди этого бардака, в сигаретном дыму, в грязи, я испытывал невероятное, ни с чем не сравнимое облегчение. С души свалился камень, нет, даже не камень, а целая гора. Говорят, счастье - это всего лишь прекращение страдания. Не было бы мук, не было и блаженства. Я всех любил, мне хотелось совершать хорошие, добрые поступки. Если нужно, буду месяц сидеть около Олега и следить, чтоб не пил. Маринке принесу такой букет роз, какого ни один генерал никогда не купит. Алекса оставлю в покое, будем просто дружить... то есть... да, просто дружить. Ведь за все нужно платить - и я заплачу.

Олег на первый взгляд казался умеренно пьяным, только очень замурзанным и потрепанным; но, взглянув ему в глаза, я заметил, что они совершенно остекленели. Вряд ли он отдавал себе отчет в том, кто мы такие и как оказались в его доме; да и где сам находится, по-моему, он тоже не вполне осознавал. Маринка усадила его на диван и начала успокаивающе ворковать. Он начал что-то бормотать ей на ухо. Она помахала ладошкой, показывая, чтоб мы с Лехой убрались в кухню. Мы вышли и закрыли дверь.

- Леха, тебе Марина нравится? - спросил я. Хотелось сразу расставить точки над всем, над чем только можно, и все отрезать... хм, отрезать...

- Ну... - нерешительно сказал он, - да, нравится. А тебе?

- Если мешаю, ты только скажи, - самоотверженно попросил я.

- Мне казалось, это я вам мешаю...

Голоса в комнате смолкли, и Марина просочилась в дверь:

- Пациент заснул... Ладно, пошли отсюда...

- Претендентов на выигрыш не осталось! - заметил Леха. - Гена подставной, этот всю дорогу пьяный. Ну и набрали же они игроков - один другого хлеще! Может, в понедельник нам, наконец, сообщат, что все отменяется?

- А Татьяна, Татьяна?! Где ж она все-таки? Олег ничего не узнал?

- Говорит, ничего, - ответила Марина. - Небось, сидит у родителей, рада-радешенька, что отделалась от этого алкаша. Конечно, надо бы ему вытрезвиловку... но, в конце концов, он взрослый дядя и сам себе хозяин. Потом, они могут его насильно увезти. А я представила себя на его месте очнуться в больнице... Ему и так тошно. Пусть спит.

По настоянию Марины мы вылили остатки водки в раковину и ушли. Ветер разогнал тучи, и небо стало все в клочьях, сквозь которые проблескивали редкие звезды. Я с наслаждением закурил "Парламент". Сейчас дойдем до Маринкиного дома и распрощаемся, все отправимся по домам. И хорошо, и правильно, так лучше. Мы прошли метров сто, когда из-за угла дома выросли двое амбалов - один повыше, другой пошире, - в штатском, с трехцветными свастиками на рукавах. Партийные дружинники! Эти еще хуже ментов, им вообще закон не писан. Я отшвырнул сигарету в снег. Патруль... Генка... У одного правая рука в кармане... Неужели все-таки...

Широкий выпятил грудь, щелкнул каблуками, лихо выбросил руку вперед и вверх и сказал: "Мир вам, православные". Марина чуть слышно прошептала: "Матка, курка, яйки, шнапс, капут..." Я сжал зубы: нашла время выделываться! Баба!

- Ваши документы, господа, - потребовал тот, что повыше.

Вот оно - начинается. Они, конечно, вооружены. Никакой это не патруль, это за нами. Черт, у меня паранойя! Патруль как патруль. Или...

Леха смотрит на меня и говорит взглядом: если что, беру на себя того, кто справа, а ты - второго. Я взглядом же отвечаю: понял тебя. Коленом по яйцам, ботинком по голени, головой в лицо, и желательно все это одновременно. У длинного рука по-прежнему в кармане. Кисть лежала бы немножко не так, если б он держал пистолет. Паранойя?

Марина спокойно открыла сумку и достала паспорт. Леха, чуть помедлив тоже.

- Почему, господа, после комендантского часа гуляем? Почему курим на муниципальной территории, штраф хотим платить? - лениво поинтересовался патрульный, разглядывая прописку в Лехином паспорте. - А вы, товарищ, в Зюзино прописаны. Что здесь делаете ночью?

- В гости иду к этой девушке. - Леха дружелюбно улыбнулся. - Водочки выпить...

- Ладно, товарищ, идите. А ваши документы, гражданин?

- Дома оставил, - произнес я голосом кротким и законопослушным. Понимаете, надел другие брюки...

- Это мой брат, - вмешалась Маринка, одаряя дружинника ослепительной улыбкой. - Он тоже ко мне идет. Именины у меня.

- Так и быть, проходите. А вы, гражданин, не надо больше курить в общественных местах, и до семи часов утра чтобы больше не перемещаться без документов. С наступающим вас, господа! - Патрульный откозырял, приложив руку к норковой шапке.

Пройдя несколько шагов, мы переглянулись и чуть не сползли на снег от смеха.

- Fuck! - запрещенным словом выругался Леха.

- Shit, - согласился я. - Нервы ни к черту.

- Толку от этих патрулей - хрен, - сказала Марина. - С соседки моей позавчера опять наркоманы шапку сняли: вторую за зиму, а еще только декабрь. Когда надо, их не дозовешься. В этом отношении наша реальность ничем не отличается от любой другой: Россия всюду одинакова. ...Мальчики, а как насчет вернуться и допить? - радостно предложила она, подпрыгивая и обнимая нас за плечи. - Лично я не против продолжения банкета. Что-то спать не хочется.

- Why бы и not? - отозвался Алекс. - Я тоже не хочу спать. Иван, как ты?

Мы уже добрались до самого Маринкиного дома. Я покачал головой:

- Не пойду.

- Разумеется, пойдет! - заявила Марина. - Ему же велено больше никуда не перемещаться. Станет дорогу переходить - тут и сцапают, и некому будет заступиться. А через часик все патрули спать отправятся - тогда и вы по домам.

Я не устоял. Скатерть бела и крахмальна... Как здесь отрадно, как светло... Никаких ужасов не существует. Мотор, стоп; массовка, по местам. Геныч - актер. Улыбнитесь, вас снимает скрытая камера! А где ж все-таки камеры? Раз их нет у Маринки, то у меня тем более, мы ведь все время у нее собираемся. Каким образом организаторы шоу за нами наблюдают?

Ерунда. Телевизионщики что-нибудь да придумают. Небось, этот "патруль" - тоже актеры, проверяющие нашу реакцию. И как она им показалась, хотел бы я знать? Заметили ли они мой страх и нашу готовность драться? Понравилось ли им это?

- Леха, ты что подумал, когда патруль подошел?

- То же, что и ты, - усмехнулся он. - Сперва пожалел, что волыну дома оставил, а потом вспомнил Геныча... (Меня опять покоробило: до такой степени неестественно выходили у него все эти "ксивы" и "волыны".) А ты с оружием ходишь?

- Нет, что ты. Даже слабо представляю, с какого конца заряжают...

- И в армии не был? - удивился он.

- Какая армия... Мы только в области балета...

Лгать меня побуждал спортивный азарт: я не хотел романтизировать себя, подчеркивать свою мужественность, которая, без сомнения, ему импонировала бы. Полюбите нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит! ...Эй, Дориан, вы уже забыли о своем решении оставить человека в покое?! Но слово - не воробей. Придется остаться в образе беспомощного штафирки.

- А Марина носит в сумочке, - сказал Алекс. - Видел, когда она паспорт доставала..