Виктор Слипенчук - Звёздный Спас
Совпадение?
Возможно. Тем более что в течение недели никаких особенных фактов не было, за исключением того, что Инютин, отсутствовавший с понедельника, заявился в лабораторию как бы оглушённый, непохожий на себя, то есть подобный своему первому и тоже «пятничному» появлению. Я, когда увидел его, почему-то подумал, что Родионов и Седнина сейчас опять сцепятся, как в тот раз при его появлении. И Родионов уйдёт, и опыты над животными будут проводиться без него. И действительно, они сцепились, никто даже не понял из-за чего. Правда, в этот раз хотела уйти Седнина, однако Бреусу удалось остановить её.
– Ни в коем случае, Мавра Ксенофонтовна, ни в коем случае. Я не отпускаю вас, более того, сейчас же помиритесь с Родионовым! И это не прихоть, а условие опыта – вы сейчас вместе будете задействованы в одной цепи, а Инютин (наконец-то соизволил появиться) выполнит обычную роль катализатора.
Услышав о своей «обычной роли», Инютин как будто обрадовался. Сбросил на рундук заметно обветшавшее пальто и – к приборам (отключил их от клетки своей подопытной обезьяны). И тут я подумал, что Седнина и Родионов обязательно помирятся и примут участие в предстоящем опыте. Да, отчётливо помню, что так подумалось.
И точно, они помирились и, не теряя времени, приступили к совместному опыту, в котором Инютин исполнял роль «катализатора». Кстати, никто из присутствующих не заинтересовался, почему он отсутствовал все эти дни. А между тем, как мне кажется, непрезентабельность его вида должна была бы заинтересовать – что случилось? Но, увы, никто не заинтересовался. Все приняли его отсутствие и его появление как должное, как само собой разумеющееся.
Впрочем, именно здесь меня кольнуло, что я предвижу события – они развиваются в точности с моим предвидением.
Тогда я сел на своё место и, опершись на руку, закрыл глаза ладонью. Сколько я так сидел, не могу сказать, потому что передо мной как бы заново открылась дверь, и в лабораторию вошёл взъерошенно-отрешённый Инютин.
Схватились в ссоре Родионов и Седнина, которая весьма энергично хотела покинуть лабораторию и покинула бы, не останови её заведующий. Он ещё убеждал её, мотивируя предстоящей серьёзностью опыта, а перед глазами уже стоял Инютин, отключающий от приборов клетку своей контрольной обезьяны.
И тогда, как внезапная вспышка света, явилась мысль: понаблюдать за видением, разворачивающимся в моём мозгу, в котором даже самого себя я созерцал как бы со стороны.
Вот Родионов и Седнина надели шлемы. Вот завлаб проверил сцепку проводов, накинутых на соединительное кольцо. Суетливо посторонился, уступил место подключения Инютину. Тот мигнул жёлтым светом готовности, и все замерли. На главном мониторе высветилось полупрозрачное кольцо, медленно заполняющееся как бы расплавленным золотом. Вот всё ближе и ближе концы соединения. Невольно напрягся – сейчас сомкнутся и вспыхнет кольцо, но не золотого, а уже зелёного цвета. Внутри которого, как говорят аспиранты, возникает пространство абсолютной пустоты.
И оно вспыхнуло, да так ярко, что невольно вскрикнул.
– Что с вами? – опасливо поинтересовался завлаб Бреус.
Открыв глаза, я словно переместился во времени, в котором действительность отставала от видения, а точнее, остановилась, замерла как раз за секунду до опыта. Самым удивительным было, что именно мой вскрик заставил всех замереть.
– Ничего, – сказал я, вставая. – Всё нормально.
– Тогда приготовиться, – сказал заведующий.
Инютин мигнул жёлтым светом готовности, и на главном мониторе высветилось полупрозрачное кольцо, заполняющееся как бы расплавленным золотом. То есть реальность была настолько совпадающей, что, казалось, я опять наблюдаю видение.
В общем, опыт прошёл один в один идентично с видением. И только в момент вспышки, зелёной и яркой, как молния, теперь вскрикнул не я один, а все находящиеся в лаборатории. Да и было от чего вскрикнуть: объединенная экстрасенсорика Родионова и Седниной была настолько мощной, что, несмотря на целую сеть предохранителей, многие приборы вновь сгорели. А в пространстве абсолютной пустоты таяло серебристое завихрение, которое поначалу я принял за крутящийся прозрачный диск. Подопытные животные, закреплённые за Родионовым и Седниной, не только исчезли из опломбированных клеток, но и отсутствовали в течение девяти секунд (по хронометру главного сервера).
Всё это время, по просьбе аспиранта Инютина (теперь на редкость хладнокровного и находчивого), мы стояли не шевелясь. Побаивались неаккуратными действиями нанести вред обезьянам, очертания которых через указанное выше время появились поначалу смазанными от вибрации, а главное, как раз у ног Инютина. Так что предосторожность оказалась весьма кстати.
Никаких оценок более давать не в состоянии, сразу после опыта разболелась голова. Лишь к понедельнику пришёл в себя.
...Лейтенант Кимкурякин М.О. (подпись) 28.02.05 г.
Начальнику СОИС МГУ
полковнику Акиндину А.А.
от старшего лейтенанта
Наумова Н.М.
Озадаченный встречей с аспирантом Родионовым возле дублирующей лаборатории, я проследил за ним. Он прямым ходом направился в лабораторию Бреуса Б.Б. Мне это показалось странным, хотя я знал, что суббота объявлена рабочей в счёт понедельника (7 марта). Позвонив лейтенанту Кимкурякину, узнал, что никаких опытов на субботу не планировалось. Тогда по собственной инициативе я вошёл в лабораторию. Кроме Родионова там находились Инютин и Седнина. Якобы обсуждали поразительные результаты прошедшего накануне опыта. (Не знаю, вполне возможно.)
Родионов моему появлению обрадовался, неискренне, конечно, мол, какими судьбами, сколько лет, сколько зим! Словно мы и не встречались только что. Я подыграл ему, дескать, ищу вчерашний, а может, и завтрашний день. Он в ответ ещё сильнее расцвёл – не печалуйтесь, кому-кому, а лично вам мы в этом деле завсегда готовы помочь. С весёлым ехидством переглянулся с Седниной и спросил у Инютина: что, маэстро, поможем? Инютин пожал плечами и как-то очень официально заметил:
– Ты здесь главный, а я только катализатор.
Эти слова я хорошо запомнил. Но не придал им значения. А между тем Родионов уже включил магнитор и отдаёт указания Инютину, прямо-таки командир космического корабля. Мне интересно стало, каким образом он пойдёт на попятную, говорю:
– Всеми фибрами души хочу очутиться в завтрашнем дне, и желательно в ресторане «Ермак». И чтобы отдельный кабинет, и водочка, и клюквенный сок, и закуска – жареная осетрина. В общем, всё по высшему классу и за ваш счёт.
Тут Родионов несколько смутился, мол, на завтра у него другие планы, в них посещение ресторана не предусмотрено.
Седнина рассмеялась, сказала, что счёт можно оплатить заранее, а самому не появляться. И спросила, какое событие хочу отметить и с кем? Ведь в такие дорогие рестораны одному ходить не принято, нужен повод, и весьма серьёзный. Например, присвоение очередного звания вам или вашему сослуживцу Кимкурякину, который на радостях и в подпитии вдруг возжелает вас щёлкнуть по носу.
– Это почему же? – удивился я.
– Ну как же – в подпитии, на радостях.
– В таком случае уж пусть лучше мне присвоят очередное звание – я его щёлкну.
Седнина вступилась за Кимкурякина, мол, новоиспечённому капитану щёлкать по носу младшего по званию неприлично, в некотором смысле – дедовщина. Вот если бы господин капитан на радостях получения звания возжелали щёлкнуть по носу господина полковника, то тогда другое дело, тогда это было бы прикольно.
Видит бог, господин полковник, что всё, что она говорила, я воспринимал не более чем шутку. Да, я позволил ей склонить себя на предосудительное действие. И понарошку, конечно, согласился как бы щёлкнуть вас по носу, в честь присвоения очередного звания, с которым вы меня как бы поздравили, подняв тост.
Скажу откровенно, я это сделал, чтобы досадить аспиранту Родионову. Он считает Седнину своей девушкой и во время беседы так назойливо крутился возле нас, прислушивался к разговору, что у меня возникло желание именно его щёлкнуть по носу. И я бы щёлкнул, но тут Инютин прямо на глазах раздвоился на заросшего мужичка и наголо стриженную бабёнку, они-то и начали обратный отсчёт.
Я опешил – несанкционированный опыт? Хочу вмешаться и не могу. Седнина, будто малого ребёнка, подвела меня к столу, где обычно находится испытуемое животное, закреплённое за Родионовым, и приказала что было сил упереться в торец.
В следующую секунду всё вокруг затряслось, завибрировало, набирая ускорение. Хорошо помню, что стрелка на часах девятисекундного циферблата главного сервера как бы замерла. Распространение энергетического импульса биополей информаторов приобрело такое скоростное вращение на электромагниторе, что радиус превратился в светящийся круг, а искорка в центре – в непрерывный сияющий сгусток, волнообразно и равномерно изливающийся на все триста шестьдесят градусов. Степень вибрации была такой, что мои руки стали как бы растворяться, исчезать в серебристой газообразной дымке. На какое-то мгновение я почувствовал воздушную сдерживающую упругость и увидел, что вцепился в торец длинного деревянного стола.
