Витус Вагнер - Дети пространства
— А философия?
— Что удивительно, философии у них практически не было. Видимо, раса, которая умеет двигать планеты, не нуждается в философии. Они ведь переместили свою родную планету, которую мы называем Лемурией, с третьего места на пятое, чтобы спасти ее, когда Арктур стал превращаться в гигант. Сейчас, правда, наша планета четвертая, поскольку самую внутреннюю планету, аналог вашего Меркурия, Арктур уже поглотил. И еще они сделали обитаемыми два спутника пятой планеты — Атлантис и Авалон.
— А почему они ушли?
— Никто не знает, — Андреа улыбнулась. — Записки они не оставили. Но, если вдуматься, та рифтовая долина в Африке, где появились на свет первые люди, сейчас тоже не слишком плотно заселена. Возможно, они просто переросли стадию жизни на планетах…
— А что известно про их музыку? — встрял в разговор Вессель, слегка раздосадованный тем, что его совсем забыли.
— О, много чего, — воодушевилась Андреа. — Техническим цивилизациям свойственно изобретать звуко- и видеозапись гораздо раньше, чем учиться двигать планеты, поэтому осталась уйма записей, учебников, нот. Разбираться с их музыкой безумно интересно. Она такая нечеловеческая, хотя очень красивая. Однако на большинстве земных инструментов сыграть это невозможно. Они делили октаву на 22 тона, а не на 12, как мы. Хотите, покажу, на что это похоже — спою вам арию Хариссы из оперы «Падение Хчыагнула»?
Певица встала из-за стола, отошла к стене и запела.
Это действительно было что-то инопланетное. Ладно бы абсолютно незнакомый язык — мало ли на Земле языков, которых не знает даже очень эрудированный европеец — но мелодия… Местами проскальзывало что-то похожее на шотландский фолк, который поют под волынку, местами на тайские песни, но и то, и другое отличалось от того, что пела Фаррани, примерно как детские песенки от оперной арии. За этой вещью чувствовалась многотысячелетняя музыкальная традиция, причем другая, чуждая.
Закончив петь, Фаррани вернулась за стол.
— Впечатляет? А теперь представьте себе это в нормальном театре, с полноценным оркестром. Конечно, нам приходится держать два комплекта оркестровых инструментов — земные и арктурианские, но, по-моему, оно того стоит.
Разговор продолжился беседой о репертуаре арктурианского театра. Весселя несколько удивило, что под Арктуром совсем не ставят итальянской оперы, и он прямо спросил об этом Андреа.
— Понимаете, это наша страшная трагедия, — ответила она. — У нас уже полвека назад пресеклась итальянская певческая школа. Колония, народу мало, певцов еще меньше, а способных преподавателей вообще можно по пальцам пересчитать. Один несчастный случай, погибают два человека — и все, школе конец, — Андреа подперла подбородок кулачком. — У меня есть две профессиональные мечты. Одна из них — спеть Аиду. Но для этого надо научиться петь так, как положено в опере Верди, ведь зритель будет сравнивать с записями лучших театров Земли. Собственно, это и привело меня на Землю.
— А вторая? — поинтересовалась Линда.
— Вторая гораздо сложнее: восстановить постановку «Экспансии». Сейчас, насколько я знаю, на Земле не ставят классических опер, написанных менее трехсот лет назад. А у нас на Лемурии есть опера, написанная всего семьдесят лет назад и посвященная началу колонизации космоса. Написала её Магда Ицикович, моя наставница, поэтому в память о ней мне очень хочется восстановить эту постановку. Но она тоже писалась под итальянскую, а не под вагнеровскую школу. И Ширин Ансари я точно не спою. Вот Линда бы могла. В «Экспансии» мне разве что Сильму Типпельберг петь. Кстати, тогда, семьдесят лет назад, её пела сама Магда.
— А что вы скажете про партию Брунгильды? — спросил Вессель.
— Увы, полноценную постановку «Кольца» нашему театру еще долго не потянуть. Разве только меня пригласят в какую-нибудь земную…
— Именно это я и хочу сделать! — решительно заявил Вессель. — Собственно, это было главное, ради чего я договаривался о встрече с вами. Но мы общаемся уже двенадцать часов, а я все не мог решиться сказать об этом.
Старт «Марианны»
И вот настал день отлёта. Личные вещи уже перенесены на борт корабля из бордингауза, где Карл последние несколько дней жил вместе с остальными, груз лежит в трюмах, баки для рабочего тела заполнены чистейшей водой ледникового озера.
Экипаж собрался на причале — и вдруг, неожиданно для Карла, капитан повел своих людей куда-то в не открывавшиеся ранее ворота. За ними оказался огромный полутёмный зал, нечто среднее между планетарием и готическим собором.
— Это храм Космоса, — шёпотом пояснила Лада. — По традиции перед отлётом надо прослушать хорал.
Маленькая шеренга экипажа «Марианны» терялась в огромном полутёмном зале, рассчитанном не иначе как на весь личный состав эскадры. На тёмном куполе вспыхнули звезды, среди которых оранжевой линией был прочерчен курс «Марианны» от Земли до той точки где-то внутри орбиты Меркурия, откуда должен производиться гиперпространственный скачок к Сириусу. Секунду спустя подсветка выхватила из тьмы трубы органа. Раздались мощные аккорды, и вступил хор детских голосов:
Аudio vocem de mirabili futuroMatuntinam vocem, rore humidamAudio vocem, et pericula venturaTurban mentem, sicut puero cuidam
Когда хорал кончился, Карл почувствовал внутри какую-то лёгкость. Готовность воспарить к звёздам даже без тяжёлых крыльев «Марианны».
Наконец экипаж поднялся на борт своего корабля. Большая часть заняла противоперегрузочные кресла в тесном маленьком салоне, чуть в нос от того люка, к которому был присоединён выходной коридор причала. Капитан и Лада направились еще дальше в нос, в пилотажную рубку, а Карла поманила в корму Алина — на взлёте с планеты вахту в машинном отделении положено нести вдвоём. Вполне подходящий момент для первого дежурства новичка.
Нельзя сказать, чтобы в машинном «Марианны» что-то было в новинку для Карла. За последние несколько дней он, готовя корабль к полёту, перебрал здесь все чуть ли не по винтику. Но одно дело работы по стояночному расписанию, когда реактор заглушён, и энергия подается на корабль по кабелю из порта, и совсем другое — ходовая вахта.
Карл устроился за пультом вахтенного механика, уже привычным движением подогнал по фигуре противоперегрузочное кресло. Алина уселась за дублирующий пульт и вооружилась довольно громоздкой пластиковой картой «молитвы» — списка вещей, которые надо выполнить или проверить перед стартом.
— Обмотки реактора, — диктовала она.
— Норма, — отвечал Карл, глядя на соответствующие индикаторы своего пульта.
— Реактор на старт.
Карл нажал кнопку, и картинка реактора на дисплее окрасилась сначала в синий цвет, потом в красный и наконец в ярко-белый.
— Есть зажигание.
— Генераторы запустить.
Ещё одно нажатие кнопки, и через несколько секунд уже можно докладывать:
— Напряжение в норме.
— Доклад на мостик.
Карл нажал кнопку на ларингофоне:
— Машина готова к переходу на автономное энергоснабжение.
— Есть переход на автономное энергоснабжение, — откликнулась в наушники Лада.
— Компрессоры воздухозаборников.
Компрессоры, позволяющие подать в рабочие камеры главных двигателей забортный воздух вместо рабочего тела из баков, раскручивались несколько дольше. Но вот и они вошли в рабочий режим.
— Доклад на мостик.
— Ходовая подсистема к старту готова.
«Марианну» мягко качнуло — швартовочные манипуляторы оттолкнулись от пирса. Тонко засвистели маневровые двигатели, разворачивая тушу корабля, весившего сейчас не тысячу тонн, а все три вместе с набранной в баки водой, на взлётный курс вдоль длинного озера.
Ещё несколько секунд «Марианна» неподвижно покачивалась на воде — видимо, пилоты обменивались последними репликами с диспетчером. Потом басовито взревел главный двигатель, и корабль двинулся по озерной глади, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. На потолке машинного отделения засверкали солнечные зайчики от волн, поднятых разгоняющейся махиной.
Вот характер качки резко изменился, и Карла ощутимо вдавило в кресло. Вышли на редан. Ещё немного — «Марианна» грузно оторвалась от воды и начала медленно разворачивать нос к востоку. В иллюминатор правого борта можно было бросить последний взгляд на купол Порт-Шамбалы.
Двигатель опять сменил тон своей нескончаемой песни, и Карла снова вдавило в кресло. Теперь уже надолго — до тех пор, пока корабль не наберет свои 11 километров в секунду.
Оставалось только сидеть и следить за тем, как меняется режим работы двигателей. Сначала отключаются компрессоры, и воздухозаборники начинают работать в прямоточном режиме; потом в дополнение к воздуху в рабочие камеры поступает вода из баков; потом, где-то уже на высоте километров в семьдесят, воздухозаборники вообще прекращают работу, и из самолёта корабль превращается в ракету.
