Вениамин Хегай - Мерзиния
– Ну так намёк понял, всё готово! Я понял, что дело пахнет керосином, ещё когда Александр позвонил. Представь? Он позвонил, а не написал в и-нете!.. Так что сейчас покушаете, и – вперёд! Приехали. – Последнее относилось к тому, что «Москвич» остановился перед воротами аккуратного домика, тоже окружённого невысоким забором.
На нетерпеливый сигнал клаксона из дома выскочила женщина и быстро отодвинула створки. Джамшуд въехал, ворота за ними закрыли.
Когда они вылезли из машины, Джамшуд не без гордости представил свою жену, «боевую подругу». Это и оказалась Замира, которой Джасур каких-то пару часов назад передавал привет. Поздоровавшись, она мило улыбнулась, и что-то сказала мужу на вазахском, кивнув на Лену.
Тот спокойно покивал, и спросил:
– Таня! Вы не возражаете, если Замира займётся вашей рукой? Она медсестра с двадцатилетним стажем!
«Таня» не возражала. Она за эти дни так намучилась с рукой, что не возражала бы, даже если ей предложили отпилить её…
Рукой занялись на застеклённой веранде, потому что кухню собрались оккупировать под завтрак мужчины. Джамшуд даже чайник поставил сам – ради спасения руки «мученицы репрессий и гонений», как он при этом выразился. Не поприсутствовать на «процедуре» всё же они не могли.
На большой стол Замира прямо рукой набросала из мешка порошка гипса. Принесла широких бинтов. Поставила рядом с собой баклажку с пульверизатором и ведро воды.
Размахрившиеся и грязные полосы из простыни женщина просто разрезала ножницами. Сняла прилипшие и оставившие на руке следы от заусенцев и опилки, досочки.
Сердито что-то проговорила, посверкивая осуждающим взором из-под черных как смоль, выгнутых луком над глазами бровями, явно никогда не знавшими пинцета. Из бутылочки со спиртом намочила ватный тампон и, аккуратно придерживая, всю руку обтёрла. Джамшид, пошипев себя за подбородок, поднял глаза к потолку, и решил перевести:
– Она говорит, тому, кто накладывал эти… палки… надо бы их засунуть в… Ну, не важно. Короче, всё, конечно, зафиксировано неплохо, только она не уверена, что не произошло смещения концов кости… Сейчас попробует выяснить.
Тонкие сильные пальцы уверенно прощупали место опухоли. Морщины на лбу Замиры разгладились: она ничего криминального не нашла. Удовлетворённо кивнула, уже улыбаясь.
– Порядок! Рука прошла «Госприёмку»! – сообщил довольно Джамшуд, – Пошли, Леонид, там уже, наверное, чайник закипел.
Лена осталась с Замирой наедине.
Та взяла несколько бинтов, разложила на столе, и стала без видимой системы посыпать их порошком гипса, и брызгать водой на странную конструкцию то из пшикалки, то прямо изо рта.
Вскоре лубок приобрёл конкретные очертания. Лена поняла, что Замира не зря практиковалась все эти годы: на упаковку руки и фиксацию наложенным сверху бинтом ушло не больше пяти минут. Конечно, и повязка, подогнанная Замирой, сидела поудобней (извини, Леонид!).
За всё это время они не обменялись и словом, но похоже, прекрасно друг друга поняли. Лена восторженно покачала головой, и сказала только:
– Спасибо!
– Пажжалуста! – когда Замира улыбалась, черные глаза почти скрывались за очень широкими веками, и превращались в щёлочки. Но это её не портило – наоборот, она становилась очень мила. Сразу видно: Джамшуду повезло. Ну, или он сам молодец. Разглядел клад…
Женщины вошли в кухню, и присоединились к мужчинам – те не успели прикончить восхитительные богурсаки и чак-чак (восточные сытные сладости), в огромных ляганах стоявшие рядом с трёхлитровым чайником. Здесь же лежали и квадратные самсы с мясом и картошкой.
Замира, сразу взяв снова в свои руки обязанности хозяйки, разлила по пиалам чай.
Лена, не обвыкшаяся с новым состоянием руки, пыталась то пошевелить пальцами, то покрутить ею, на что Замира, нахмурив брови, посоветовала ей (через мужа) оставить руку в покое: разрабатывать и «крутить» надо не раньше, чем через неделю!
Леонид уже вовсю потел: чай обжигал, но оказался очень вкусным!
На что Джамшуд поспешил напомнить, что снабжение – ещё из Центра. Барахло не пришлют.
Когда женщины налили себе чай, Джамшуд сказал, что так не годится, и сходил к холодильнику. По маленьким рюмкам разлили всем, даже Лене «накапали», после чего, с посерьёзневшим видом и нахмурив брови, хозяин дома предложил тост:
– За благополучное прибытие в Чурессию, и ещё более благополучное завершение того… чего гости наметили!
Леонид покивал. Выдавить из себя он смог только:
– Спасибо!.. Если бы не вы с Джасуром…
На что Джамшид резонно заметил:
– А для чего тогда существуют Друзья? И чёртовы Одноклассники?
Очень быстро обстановка за дастарханом[7] перешла в куда менее официозную, зато куда более беззаботную.
Настроение поднялось. Особенно после того, как радушный хозяин откупорил вторую. Ох, как этого не хватало Леониду все эти дни: чувства надёжности тылов…
Говорили в основном мужчины: они с пылом обсуждали каких-то общих знакомых, которых куда только не разбросало. Лена узнала, что Муродбек – в БША, Сергей-маленький – в Чурессии, Михаил – в Езераеле, и теперь гордо именуется Моше. Говорили и про женщин – у кого теперь сколько детей, и кто в какую страну выбрался… В Мерзинии осталось двое: Алексей-профессор и Наталия – учительница начальных классов. Они в и-нет выходят редко, и только из интернет-кафе. То есть денег купить комп, даже бэушный, попросту нет.
Замира только улыбалась, Лена с умным видом слушала, и тоже улыбалась, в разговор не влезая.
Правда, часам к одиннадцати Леонид запросил пощады: отвыкший от алкоголя и вымотанный нагрузками организм настойчиво требовал отдыха. Лена от тепла и успокоенности чувствовала себя полной идиоткой, но прекратить улыбаться и смотреть на всех влюблённым взором никак не могла.
Ей было хорошо и спокойно и без великого «средства для снятия стрессов»…
У Джамшуда «удобства» оказались при доме. Так что совершив туалет и умывшись, Лена и Леонид завалились спать, как были: в одежде. Благо в гостиной у Джамшуда оказался знакомый по Гуландомской комнате помост, и даже курпачи были одной расцветки с теми, оставшимися, кажется в той, прошлой, жизни, словно родные братья – видать, их наделали ещё тогда, когда все ткани изготовлялись на Петровском Комбинате, обслуживавшем Великий и Нерушимый…
– Спи! Когда Замира сготовит обед, Джамшуд нас разбудит.
– А… Ты его давно знаешь?
– Давно. Собственно, мы все учились в одной школе: Джамшуд в одном классе с моим братом Сашкой, а Джасур – на год старше. А я на три года младше… Они меня ещё тогда, – Леонид пьяно ухмыльнулся, – в обиду не давали! Вот и сейчас…
– Надо же, – не удержалась Лена от шпильки, – Я смотрю, ты и тогда хулиганил, наверное, по полной…
– Ну… вообще-то, да! Помню, когда на уроке у химички мы подожгли «вонялку», Сашка к директору притащил вместо мамы нашу соседку, (уж не знаю, как уговорил!) потому что знал: меня выпорют, как сидорову козу, если ма узнает, что я опять чего натворил… Приятно было ощущать за спиной… поддержку «Большого Брата!». Однако… признаюсь, хоть и стыдно: всегда стремился вырваться «из-под крылышка»!
Какое-то время они молчали, лёжа на спинах и глядя в потолок. Каждый невольно вернулся по реке времени назад – к сравнительно беззаботному детству и Великому Государству, где все они тогда жили… Потом Лена выдавила сквозь слезы:
– Счастливый ты, Леонид… А вот у меня никогда не было ни брата, чтоб заступился, ни сестры, чтобы поплакаться…
Леонид развернулся к ней, но ни о чём не спросил. И чуть погодя она продолжила:
– Я… собственно, сама дура. Никто меня не заставлял. Матери было всё, что со мной в школе происходило… неинтересно. Она хотела только одного: чтобы кто дал на бутылку! Так что молва про наше семейство шла не самая хорошая. Ну а я-то, я-то!.. Думала, мой х. ев «прынц на белом коне» выше всех этих сплетен, и заберёт меня в волшебное королевство… Сама пошла, сама легла с придурком, про которого думала: вот, на всю жизнь!.. Вот так и осталась одна, да с животом.
Леонид молчал, но смотрел на неё.
Лена справилась с собой, вытерла слёзы рукавом:
– Ты это прекрати! Не нужно меня жалеть – в глубине души я знала, что так и будет… Но всё равно: хотела! Хотела доказать, хоть что-то сделать, хотя бы назло!.. Даже не знаю, кому. Матери? Так ей на меня всегда было на…ть! Отцу? Его вообще не помню: ушёл, когда мне было три года, а матери – двадцать три. Одноклассникам, которые меня всегда… Твари, сволочи – даже сейчас обидно до слез!.. Может, стране нашей? Так ей ещё похлеще матери – на…ть!.. От ребёнка избавилась. Пошла работать. Официанткой. Вот уж где специфика!.. Не спишь с начальником – до свиданья! Нашла место, где заведовала женщина. Из этих, «новых мерзинийских»… Ну, там хоть денег подкопила. Смогла снять квартиру, приодеться. Выгнали глупо: к хозяйке приехала дальняя родственница, позавидовала, настучала. Меня «попросили» за то, что якобы обсчитываю клиентов. А я – идиотка! Не обсчитывала! Никогда!.. Считала ниже своего достоинства…
