Константин Рольник - Расстановка
За окнами проплывали пригородные хибарки. Урбоградские садоводы, в основном пожилые,
согнувшись в три погибели, копались на жалких клочках земли. Рэд прикрыл глаза и облокотился на желтую деревянную спинку сиденья, отливавшую янтарем под светом заката.
— Еще одно малюсенькое повышение цен на железнодорожные билеты, и нечастным старикам придется расстаться со своими участками. А ведь они вложили в них десятилетия труда… Уже и сейчас, если вдуматься, их труд не окупает себя. — с печалью отметил подпольщик — Выращивать овощи дороже, чем купить на рынке. Раньше пенсионеры имели льготы и не тратились на проезд. Но очередным указом этот подонок их ограбил. Впрочем, это лишь одно из бесчисленных преступлений диктатора. Такова его благодарность этим людям за изнурительный труд….
Внезапно дверь вагона отодвинулась, и внутрь впорхнула стайка подростков. Судя по лохматым прическам, стальным заклепкам и черным футболкам с портретами рок-звезд, это были неформалы — любители альтернативной музыки. Очевидно, они возвращались домой после концерта, проехать им предстояло лишь пару остановок. У одного из ребят, худого остроносого парнишки лет пятнадцати, в руках была гитара. Компания разместилась поодаль от Рэда, на сиденьях в углу. Гитарист затянул печальную песню — ни следа казенного оптимизма не было в ней.
— В песне чувствуется дух эпохи — думал Рэд — Царит реакция. Сумеречное безвременье. Пусть ребята и не могут это выразить в наших терминах, но настроение передано мастерски. А как искренне, проникновенно он поет! Наверное, песня отражает тяжелые впечатления в жизни мальчика…
Интуиция не подвела Рэда: гитарист был старшим братом того неформала, об избиении которого свинхедами возмущенно говорил за обедом писатель Чершевский. Конечно, подпольщик не мог знать об этом. Он подавил внезапное желание подпевать, сыграл обывательское равнодушие.
На пару минут гитара смолкла. Только перестук колес раздавался в тоскливой тишине вагона. Лица ребят были серьезны… Подросток затянул было новую песню, но прервался: дверь вагона с резко отодвинулась. Зашел патруль, что час назад увел старика. Приметливый глаз Рэда мигом схватил: лица полицаев раскраснелись от выпивки, двое молодых пошатывались. Воротник старшины расстегнут, на его бычьей шее видны капли пота.
— Слышь, Кнутов — обратился он к одному из молодых — Здорово мы того старика… проверили… Но сколько водки не бери, все равно два раза бегать!
— Да, похоже мы не допили! Примета плохая! — откликнулся тот. — Вон, Паскудников тоже мучается от жажды..
— Он от жажды синеет почему-то… А у меня от нее бдительность растет… Давайте опять кого-нибудь проверим?
Взглянув на пассажиров мутными свиными глазками, пьяные мерзавцы вновь начали проверку документов.
В кармане Рэда лежал фальшивый паспорт. Документ был выписан на имя мастера химкомбината. Полтора года назад мастер арендовал садовый участок. Он указал в договоре свою фамилию, возраст, адрес, а также номер и серию паспорта. Арсений Рытик, получивший в тот период доступ в архивы мэрии, выписывал подобные сведения из сотен документов, и передавал Союзу Повстанцев. Затем на имена упомянутых людей изготовлялись надежные фальшивые паспорта с фотографиями подпольщиков. При проверке полиция запрашивала центральное управление — и получала ответ, что такое-то районное отделение действительно выдало паспорт на данное имя, а этот человек действительно проживает по указанному адресу.
Однако документ не пригодился Рэду — патрульные даже не взглянули на серую неприметную фигуру «грибника». Их внимание отвлекли неформалы — лохматые прически, яркие футболки с портретами рок-звезд, блеск стальных заклепок и цепочек… Беззащитность ребят внушала полицаям надежду кое-чем поживиться, а на худой конец — всласть поиздеваться над ними, не рискуя получить отпор… Подростки со страхом взглянули на униформы и дубинки — они знали, по рассказам родителей и собственному опыту, что от рабсийских полицаев нельзя ожидать ничего хорошего.
— Лейтенант Гнилодеев. — процедил старший патрульный — Как тя-я зовут, как тва-а-е фамилия? — намеренно хамски, растягивая слова, спросил он.
— Вася Крылов — нахмурившись ответил парень с гитарой. На лице его отражалась сообразительность и скрытность, круглые черные глаза смотрели на врагов опасливо, с затаенным недовольством.
— Документы есть? — старшина почувствовал неприязнь подростка, и под наигранной суровостью вопроса слышалась плохо скрытая издевка.
— Мне только пятнадцать, у меня нет паспорта — хмуро отозвался Вася.
— Пойдешь с нами — ответил старшина, и садистское ликование послышалось в его голосе.
Понурившись, подросток встал со скамьи. Сидевший поодаль Рэд с трудом изображал безразличие… Волна жалости и сочувствия поднялась в душе заговорщика. Но железная необходимость сохранить тайну заставляла его контролировать поведение и даже мимику.
Ребята бессильно наблюдали за тем, как их приятеля уводят. Сопротивления оказать они не могли, да это было бы и бесполезно. Пьяные полицаи, встав по обеим сторонам от подростка, вывели его в тамбур. Как только они вышли, компания подростков, подхватив гитару, побежала к противоположному, дальнему выходу из вагона. Хлопнула дверь…
— Может быть, ребята позвонят его родителям — подумал Рэд — а возможно, не сделают даже и этого. Во всяком случае, немедленной помощи ему ждать неоткуда…
В холодном тамбуре, оставшись один на один с жертвой, мерзавцы мигом сбросили маски блюстителей порядка, обнажив рожи заурядных бандитов. Молодой полицай толкнул мальчика в спину. Парень упал и треснулся о медный поручень. Удар рассек бровь, струйка крови поползла со лба на лицо… В ту же минуту второй негодяй ударил парня в плечо резиновой дубинкой (в Рабсии это спецсредство назвали «вертикалью власти»). Подросток вскрикнул, тело его бессильно сползло по ступенькам. Старшина быстро обшарил карманы жертвы, вынул из них деньги и мобильный телефон, и положил добычу в свой карман…
— Сволочи! Мародеры! — простонал Вася Крылов
Услышав это, полицай оглушил парня дубинкой по голове. Удар не оставил следов — старшина был опытнее своих подчиненных. Последним, что видел подросток, было чудище на шевроне полицая — двуглавый грифон, ненавистный символ имперских цесарей.
Взгляд Рэда, подобно рентгену, видел происходящее за дверью тамбура — избиение, истязание ребенка тремя пьяными гогочущими амбалами. Двое молодых, справа и слева, бьют его дубинками, по голове, по почкам, куда попало… Старшина, посередине, склоняется к избитой и окровавленной жертве — а ведь его собственные дети, наверное, не старше избитого… Шарит в карманах… Вынимает деньги, сотовый телефон… Пинает упавшего…
Чужую боль, если страдал угнетенный и невиновный, Рэд ощущал как свою — это и заставило его примкнуть к повстанцам. Сейчас черты его лица исказились, как если бы пинали и били его самого. И вслед за тем, великое искушение овладело им.
«Нажатием кнопки открепить от корзины планку-клинок… спрятать в рукаве… Беззвучно, по-кошачьи ринуться к тамбуру… Резким рывком распахнуть дверь…» — ожесточенно подумал Рэд — «Увидеть оторопевшие хари мучителей. Глядя в глаза старшины, ударить ногой в пах Кнутова, молодого мерзавца… Другому — локтем в солнечное сплетение. Выпустить из рукава острое лезвие. Изящно, молниеносно очертить в воздухе полукруг вооруженной рукой — снизу вверх, под кадык, разрубив яремную вену лейтенанта Гнилодеева… За секунду добить клинком остальных… Увидеть, как хлещет из разрубленных артерий черная[3], пропитанная спиртом кровь гадов… Ощутить, почуять трепещущими ноздрями восхитительный, ни с чем не сравнимый запах — запах распадающегося Зла, свежеубитого тобою самим… Да, пьяные полицаи — винтики режима, клеточки монстра. Но ведь смерть каждой клеточки Зла — ступень к триумфу Добра!»
Рэд видел соблазнительную картину лишь несколько секунд. Выдержка обуздала подсознание. «Трупы мерзавцев рухнут на грязный пол тамбура — но что делать потом? Вышибать дверь и прыгать с поезда? Начнется розыск, и задание провалено. А ведь мое задание, удайся оно — это… это не три убитых подлеца. Это гекатомбы и гекатомбы.»
Перед мысленным взором Рэда появились весы. На одной их чаше лежали три убитых гада, на другой — сотни и тысячи подобных же нелюдей[4]. На одной — клинок, на другой — тысяча клинков. Рэд представил, как эти клинки, летя со свистом, вонзаются в горла тварей. Отрубают руки насильникам и палачам народа. На лету вырывают языки жрецам, что прикрывали «божьей волей» палачество и грабеж. Вышибают глаза лживым журналистам, что ослепляли народ реакционной пропагандой. Знакомят генералов с тем, что такое война. Подрубают ноги шпикам. Потрошат животы монополистов, ожиревших на рабочей крови… Под грудой убитых злодеев, вторая чаша весов неумолимо поползла вниз.
