Константин Рольник - Расстановка

Рольник Константин

Красный меч

«Велико могущество поэзии или романа.

Они влияют на общество

сильнее самых лучших трактатов.»

Николай Морозов

«Будь, мое искусство, бичом и разящим железом, или не будь ничем.»

Лион Фейхтвангер, «1918 год»

Пролог

Планета Мезля.

Рабсийская Федерация.

3993 год бронзового века.

Моксва, 4 октобера.

Первый выстрел был сделан не из толпы, а с крыши дома, где притаился снайпер-провокатор. Это видели тысячи людей, пришедших в эти грозные дни к телецентру «Обманкино», в тщетной надежде добиться телеэфира для защитников осажденного Рабсийского парламента.

Однако многим очевидцам уже не довелось рассказать об увиденном — после того, как трещины от пули расползлись паутиной по стеклу возле входа в телебашню, на парапет выехали бронетранспортеры дворцовой гвардии, и начали хладнокровный и методичный расстрел собравшихся людей, в большинстве своем безоружных. Это была настоящая бойня, десятки тел, подкошенные пулеметным огнем, падали на асфальт. Следы трассирующих пуль прорезали темноту.

Смуглый сероглазый парень лет восемнадцати — уроженец города Бермь, приехавший в Моксву с группой друзей защищать парламент, инстинктивно вжался в асфальт. Ему показалось, что он лежит целую вечность, хотя прошло около пяти минут. Вся недолгая жизнь будто в кинематографе, пролетела за это время перед мысленным взором студента. Но это напоминало не классический сценарий с единством места и времени, а скорее монтаж беспорядочно нарезанной пленки. Обрывки воспоминаний детства, университетские приятели, лицо мамы… а вот и недавнее: товарищи по Красной партии, пьяная рожа верховника Дельцина, объявляющего о разгоне парламента, осевшие запыленные здания времен раздела Савейского Союза, голодные лица горожан, длинные ряды нулей на ценниках магазинов… И опять — пьяный Дельцин, столица Моксва, толпа товарищей перед огромным белоснежным зданием парламента, баррикады из разбитых плит мостовой, мелькание полицейских дубинок посреди толпы, струи водометов, горящий грузовик… Лохматый парень, поджигающий шину, облитую бензином, чтобы толкнуть ее на ряды ОПОНа… Впрочем, эти куски, более-менее осмысленные, тонули в вихре эмоций — страха, ненависти и надежды, пробивающейся вопреки всему. Это было похоже на жуткий сон наяву. Когда кошмар отступил и утих свист пуль над головой, парень продолжал вжимать лицо в асфальт, но восприятие его стало более осмысленным. Он ощутил, что по руке его что-то течет… Медленно высвободил руку из-под упавшего рядом тела… Рука его была окровавленной.

— Ранен? — подумал он — Сначала в таких случаях ничего не чувствуешь… Боль приходит потом, когда спадет первый шок.

Он пошевелил пальцами. Кисть действовала, несмотря на дрожь, вызванную глубочайшим нервным потрясением. Но мышцы от локтя до кисти закоченели под тяжелым телом, отдавившим руку. Он осторожно скосил глаза — руку ему отдавило тело товарища, рабочего завода «Вемта», приехавшего вместе с ним. Рабочий был мертв, кровь на руку студента струилась с его тела. С этим человеком, который теперь лежал раскинувшись на асфальте, их связывала трехлетняя дружба. Они познакомились во время туристического рейда в одну из пещер Бермской области. Рабочий проводил отпуска в походах, рядом с ним было интересно — балагур, гитарист, любознательный человек. Именно эта нестандартность мышления, нежелание довольствоваться ролью живой машины, и заставила его читать публицистику, увлечься политикой и вступить в Красную Партию. И вот его тело, пораженное насмерть разрывной пулей — это было видно по характеру ранения — покоилось теперь вблизи от студента. Разрывная пуля… Они запрещены международной конвенцией… Да только ли они? Режущая проволочная спираль, коей полиция блокировала улицы, пули со смещенным центром тяжести, применявшиеся против демонстрантов, пули их трех оболочек — по действию аналогичные разрывным, выстрелы в лицо патронами со слезоточивым газом, удары дубинками по головам стариков, добивание раненых, расстрелы сдавшихся безоружных людей — все пошло в ход, когда верховник Дельцин принял решение разогнать законный парламент Рабсии, сделавшись диктатором. Убитый рабочий был одним из сотен защитников попранной конституции, погибших в эту страшную неделю. Но если сотни жертв были статистикой, то гибель именно этого человека стала для юноши трагедией.

— В смерти более всего поражает ее обнаженная простота — неожиданно подумал парень — Только видя мертвое тело, понимаешь, насколько сложен был этот человек, и духовно и физически. Сколь много мог он сделать, будучи живым…

Скорбь и ненависть пришли потом, а в этот момент он подумал о смерти друга именно так. Над головой вновь просвистело несколько пуль, раздался чей-то крик боли. Парень втянул голову в плечи, и начал медленно, опираясь на руки и прижимая голову к асфальту, отползать от места бойни. Ему удалось выбраться, и оказавшись на углу улицы, он побежал в направлении парламента — необходимо было предупредить группу товарищей из Берми о том, как обернулись события. На улице появились патрули ОПОНа в масках, но у парня не было оружия. Внешность у него была неприметная: среднего роста, худой, с короткими темно-русыми волосами и серыми глазами. Молодому человеку удалось затеряться в толпе прохожих.

Добравшись до парламента, студент стремительно взошел на пятый этаж, где находился командир их группы, и срывающимся голосом рассказал о случившемся. Едва он успел закончить свой рассказ, как увидел из окна — на набережную выезжают танки дворцовой гвардии.

— Сейчас начнется расстрел. — воскликнул командир — уходим!

— Куда? — нервно крикнул в ответ один из бойцов группы — Здание блокировано со всех сторон!

— Ребята, за мной, в подвал! — вскричал один из защитников, работавший в охране здания — Тут есть подземный ход, он выводит к реке, а там — вдоль набережной мы доберемся до моста.

Они ринулись за ним, и вовремя — прозвучал первый танковый выстрел, и кумулятивный снаряд зажег один из кабинетов верхнего этажа…

По словам премьер-министра Игоря Байдара, этот выстрел покончил с тоталитарным прошлым Рабсии, избавил ее от бед и войн и открыл новую эру. Эру широчайшей демократии, свободы слова, совести и собраний, неприкосновености личности. Но сероглазый восемнадцатилетний парень, ушедший из горящего парламента по подземным ходам, отчего-то не верил Игорю Байдару.

Книга первая

Расстановка

«…Важнейшее место занимали секретность и централизация, безоговорочное подчинение всех членов общества верховному тайному комитету. Каждая инстанция в этой многоступенчатой иерархии не знала ничего о вышестоящих или параллельных органах. Каждый член общества знал только своего непосредственного начальника; главные руководители оставались ему неизвестны. Таким образом, делалось все для сохранения тайны.»

Н.Молчанов, «Огюст Бланки»

ГЛАВА I

Планета Мезля.

Рабсийская Федерация.

4004 год бронзового века.

12 авгутса. Средовица

— Есть ли в необъятном космосе планета, подобная нашей Мезле? — спросил себя Рэд, тридцатилетний оперативник Союза Повстанцев, запрокинув вверх смуглое лицо и пристально оглядывая серыми глазами россыпь звезд в черном небе — Может быть, где-то в межзвездных сферах и кружится другая пылинка. Разве что с иным названием. К примеру, не Мезля, а Земля… А все остальное очень похоже — вплоть до названий месяцев и животных, людских имен и времен года. Наверное и жители ее, подобно нам, страдают и борются… Вообще-то у Вселенной бесконечен запас пространства и времени, и потому в ней любое событие вероятно, любая планета может существовать. Даже и та, что похожа на мою родную Мезлю, как две капли воды. Черт возьми, мне бы фантастику писать! Удивительные сюжеты приходят в голову. Виной всему — романтический пейзаж…

Ясная летняя ночь раскинулась над синим хребтом Урбала. Заимка лесника, где Рэд второй месяц скрывался от розыска, напоминала крепость. Дом, баня, ворота и дровяной сарай скрывали двор от чужих глаз. Было тихо, лишь капли мерно падали из рассохшегося желоба в деревянную кадушку. Пели цикады. Окружение настраивало на философский лад.

— Да… — Рэд поправил провел рукой по темно-русым жестким волосам и вновь углубился в раздумья: — Наша планета Мезля — пылинка в безднах космоса. Мы, мезляне, отсчитываем время с тех пор, как изобрели бронзу, подсчитали дни в году и создали систему чисел. С тех пор прошло четыре тысячи лет. Для вселенной это мгновение. Но какие трагедии разыгрывались прошлую тысячу лет под небом Рабсии, страны где я родился! Ее история — вечная битва между властью и народом. Потому страна и зовется Рабсией, что правители обращали народ в рабов. Им помыкали моряжские дружинники, бизантийские рабославные попы, монтаргольские ханы… А уж затем — череда доморощенных имперских цесарей. Часто рабсийский народ восставал против них, выдвигая вождей-бунтовщиков: Стефана Зарина, Эмилиана Чугапова. В 3917-м году (повстанцы говорили: «в Славном Семнадцатом») власть цесарей была наконец свергнута. А сейчас уже 4004-ый. Но извечная борьба Добра и Зла продолжается…