Борис Терехов - Крысолов
— Оно, конечно. Его послал Лаэрт, но, опять же, чтобы угодить тебе, — заметил начальник службы безопасности.
— Не мне, Шехнер, а управляющему, — уточнил я.
— А ты как вышел на эту семейку?
— Примерно, так же — на них все сходилось. Ладно, я тебе еще здесь нужен?
— В принципе, нет. Сюда с минуты на минуту приедут мои парни и медики. Тебя я больше не задерживаю. Но в подельник утром придешь ко мне в кабинет и изложишь на бумаге все, что тебе известно по этому делу. Да, Хэнк, ты знаешь, где тела Курта и Венки?
— Ван сказал, что Курт во дворе в выгребной яме, а Венка где-то здесь в доме.
— Она там, в дальней комнате. Вторая дверь слева по коридору, — Егор вяло махнул куда-то рукой и сделал попытку встать с табуретки.
— Сиди, без тебя найдем — сказал Шехнер.
В коридоре он, подумав, определил, какая дверь является второй слева, открыл ее и вошел в комнату. Поколебавшись, я последовал за ним. Запущенную комнату, окрашенную голубенькой краской, едва освещал слабый дневной свет, лившийся через окно с закопченным стеклом. Пахло в ней скверно и, казалось, что не хватало воздуха.
Венку я увидел, только сделав несколько шагов и заглянув за плоский шкаф из дерева, выдвинутый почему-то в центр комнаты. Она лежала на низком топчане, свернувшись калачиком и лицом, обращенным к стене. Шехнер поднял застиранное одеяло, прикрывавшее Венку. Но лучше бы он этого не делал! Вся верхняя часть ее тела представляла собой, чуть ли не сплошное кровавое месиво. Местами со спины свисали, держась на тонкой кожице, оторванные куски мяса. Из одежды же на ней были лишь приспущенные трусы и колготки.
— Кошмар, — прошептал я, борясь с тошнотой.
— Да, зрелище не для слабонервных, — согласился Шехнер и высморкался в платок.
— Крысиный синдром?
— Что?
— Я говорю, что, похоже, супруги Ваны болели крысиным синдромом. Как, по-твоему?
— Возможно. Но не нужно торопиться с выводами. Это должна установить медицинская экспертиза.
— Досталось нашей Венке. Вот несчастная.
— Не без того, — кивнул Шехнер. — Хорошо, Хэнк, тебе ни к чему оставаться здесь, поезжай домой и отдохни.
— Нет. На сегодня у меня намечена еще одна встреча, — сказал я. Вышел во двор, поднял с мерзлой земли свою куртку, отряхнул от снега и направился к своей машине.
18
— Хэнк, я все знаю, — проникновенно произнес Артур, когда я вошел в его роскошный кабинет. На этот раз охранники в вестибюле института пропустили меня без всяких возражений. Предложили только снять мою длинную зеленую куртку. На что я ответил, что в верхней одежде чувствую себя уютнее. Особенно в свете последних событий.
— Я все знаю, — повторил он, плеснул в стакан минеральной воды и, встав из-за своего стола, протянул его мне. — На, выпей. Совершенно жуткая история. Что творится! Мне позвонил Шехнер и рассказал про этих Ванов. Но как ты их вычислил?
— Никого я не вычислял, просто искал Курта и Венку.
— Наверное, тебе не следовало этим заниматься. Ты подвергался большому риску.
— Как посмотреть, — сказал я и напомнил: — Мы вчера с тобой не договорили. Ты не ответил мне на мой вопрос: средства массовой информации тоже под вашим контролем?
— Опять ты за свое.
— Артур, не уходи от ответа.
— Пожалуйста, не буду. Но ты преувеличиваешь наши возможности. Мы всего лишь даем рекомендации, не более того. Бывает, что власти к нам прислушиваются.
— Почему же вы тогда позволили печать информацию о крысином синдроме? Или, как ты говоришь, власти к вам не прислушались? — спросил я.
— Я согласен с тобой, здесь мы совершили ошибку. Всего же не предусмотришь. Мы не провидцы.
Артур нахмурился, обвел взглядом кабинет, поправил у себя на столе предметы и, раздельно произнося каждое слово, произнес:
— Вот что, Хэнк, отправляйся-ка ты лучше сейчас домой. Посиди там с недельку — отдохни, поиграй с детишками, повозись в своем парнике. С Камероном я договорюсь, возражать он не будет. И для собственного блага забудь обо всем этом. Мы с тобой ни о чем не говорили. Ты заходил ко мне, чтобы просто навестить старинного друга. По рукам?
— Нет, — покачал я головой. — Давай продолжим наш разговор.
— Поступай, как знаешь. Но упрямство не лучшая человеческая черта, — усмехнулся Артур.
— Зато это человеческая черта.
— Вероятно. Откровенно сказать, я полагал, что ты обо всем догадаешься раньше.
— Стоило бы. Но я был слишком занят повседневными заботами. И не хватало времени задуматься о происходящем, пока меня не укусил мой сослуживец.
— Прекрасная причина, чтобы прозреть. По меньшей степени, чувствительная.
— Я успел до того, как ваша музейная команда изъяла у меня старые газеты, их почитать. Кстати, посоветуй им работать усерднее. После них у меня еще остались некоторые вредные материалы.
— Вот как?! — вскинул он брови. — Обязательно учтем и накажем виновных.
— Ага, не давай им премий и почетных грамот. Кстати, это вы за мной следили?
— Не обольщайся на свой счет, Хэнк. Списки лиц, которые подлежат периодическому наблюдению, мы определили — да, верно. Но ты вовсе не в первых рядах. А до слежки мы не опускаемся. Чего нет, того нет. Да и незачем. Те, к кому ты обращался со своими вопросами, сами донесли на тебя. Но, к сожалению, не нам, а службе общественного порядка. К слову, эту порочную систему необходимо в корне менять. Ну а болван Шехнер действовал в свойственной ему манере: грубо и непрофессионально. Принялся зачем-то тебя запугивать, желая, чтобы ты прекратил копаться в этом деле. Я им недоволен. Глупый и недалекий человек, в придачу патологически жадный. Между прочим, этот демагог, управляющий, от него тоже недалеко ушел. Но по мере своих умственных способностей они справляются с порученными ими функциями, и поэтому мы их терпим, — сказал он, отведя каждому его место. По сравнению с ним Камерон и Шехнер представлялись ангелами, и все их махинации — детскими шалостями. Но, признаться, я и не подозревал в Артуре такого высокомерия по отношению к окружающим.
— Каково же твое суждение обо мне? — прокашлявшись, спросил я.
— Лучше, чем о них. У тебя есть смекалка, умение анализировать поведение людей и ты быстро приноравливаешься к окружающей среде. Но ты ленив и безынициативен. Чтобы побудить тебя к решительным поступкам, пьяному собутыльнику понадобилось тебя укусить. Впрочем, ради справедливости добавлю, что я испытываю к тебе большое расположение — воспоминания молодости, знаешь ли? Поэтому, наверное, я не совсем точен в своей оценке.
— Благодарю, я ждал худшего. Позволь мне еще водички, — протянул я ему свой стакан. — Спасибо… Но вернемся к прерванной теме. Тебе известно, почему меня не кусали прежде?
— В общем, да. Я уже об этом думал. Во-первых, как я говорил, ты умеешь приспосабливаться к окружающей среде. Во-вторых, твоя профессия наложила отпечаток — такого маскировочного характера. И, наконец, то, о чем ты сам догадываешься, но боишься себе в этом признаться. Вот тебя и принимали не за того, кем ты являешься на самом деле.
— То есть принимали не за человека, — довел я до конца его мысль.
— Я надеялся, что ты не произнесешь этого в слух. Но ты подтвердил мои худшие опасения — принялся сеять панику. Пойми, паника нам ни к чему. Сколько труда нам потребовалось приложить после войны, чтобы наладить терпимую жизнь. А ты готов взяться за ее разрушение? Что значит люди или не люди? Человеческая сущность не измеряется пропорциями тела. У представителей различных рас пропорции тела всегда разительно отличались друг от друга. Они колеблются даже у представителей одной расы. Никто никогда не паниковал по этому поводу, — привстав с кресла и нависнув над столом, возбужденно проговорил Артур. — Не драматизируй ситуацию, Хэнк!
— Я и не драматизирую. Я бы вообще был бы счастлив, если бы все это было плодом моей больной фантазии. Но речь же идет не только о пропорциях человеческого тела — люди изменяются во многом ином. Ты же знаешь об этом.
— Это — естественная биологическая эволюция. Нет никакого повода для беспокойства!
— Тогда, чем объясняется та ваша поспешность в изъятии семейных архивов?
— Как ты не понимаешь, что ничего страшного не происходит! Зачем напрасно тревожить людей?! На их долю и без того хватило страданий! Они не в чем не виноваты! Они — жертвы! — стукнул Артур кулаком по столу. — И, пожалуйста, не идеализируй людей прошлого с их непогрешимыми пропорциями тела. Именно на них лежит вся ответственность за то, что случилось. Они сами себя погубили.
— Я не спорю — они виноваты! Но не все в одинаковой степени! — стукнул я тоже кулаком по его столу. — Ведь большинство из них никак не причастно к уничтожению старого мира. Они не меньшие жертвы. А ты всех сваливаешь в общую кучу, и наделяешь всем равную вину ответственности. Ты неправ. Потом, осталась часть людей, которые не подвержены изменениям. Они несут черты прежних нормальных людей. Я имею в виду тех, чьи предки провели в бомбоубежище длительные сроки. Как вы намерены поступить с ними?
