Александр Зиновьев - Записки ночного сторожа
– Не скажу, – ответил я. – Если узнаешь, это станет для тебя ударом.
Повернув голову, она впервые посмотрела на меня в упор.
– Вот ты каков – добрый вроде? Из совестливых, которые не обманут, не обидят, не сбегут? Где же ты был раньше, скажи на милость?
Завывания ветра эхом отозвались у нее в груди. Где-то далеко, в спящем городке, пробили часы.
– Мне пора. – Я собрался с духом. – Как же все-таки помочь тебе обрести покой?
– Тебе это не под силу, – ответила она, – ибо не ты нанес рану.
– Понял.
– Ничего ты не понял. Но хотя бы попытался понять. И на том спасибо. Иди в дом. Не то подхватишь смерть.
– А ты?..
– Что я? – усмехнулась она. – Я свою подхватила давным-давно. А двум смертям не бывать. Ступай!
Упрашивать меня не пришлось. Мне с лихвой хватило ночного холода, бледной луны, межвременья – и этой незнакомки. Ветер подгонял меня вверх по травянистому склону. У дверей я обернулся. Подняв руку, она все еще стояла на млечной дороге, и тяжелая шаль трепетала на ветру.
– Не мешкай, – послышалось мне, – передай, что его ждут!
Я плечом вышиб замок, влетел в дом и промчался по коридору, мелькнув бледной молнией в огромном зеркале. Сердце отбивало дробь.
В библиотеке Джон приканчивал очередную порцию спиртного; он плеснул из бутылки в мой стакан.
– Когда ты только научишься не принимать мои слова за чистую монету? – сказал он. – Боже, на тебе лица нет! Совсем окоченел. Давай-ка выпьем. А потом повторим.
Я выпил, он налил еще, я снова выпил.
– Значит, это была шутка?
– А что же еще? – Джон захохотал, но вдруг осекся.
За стенами особняка опять слышался стон, ноготь исподволь шелушил краску, луна скользила по черепице.
– Сюда пришла банши. – Я смотрел в стакан, не в силах сдвинуться с места.
– Конечно, дружок, конечно пришла, – приговаривал Джон. – Ты выпей, Дуг, а я еще раз прочту тебе рецензию из «Таймс».
– Она же сгорела.
– И то верно, дружок, но я знаю текст как свои пять пальцев. Ты пей, пей.
– Джон. – Я уставился в огонь, туда, где шевелился пепел сгоревшей газеты. – А эта… рецензия… она точно была напечатана?
– А как же, совершенно точно, да-да. Если уж совсем честно… – Для пущей выразительности он сделал паузу. – В редакции «Таймс» знают, как я тебя люблю, поэтому рецензию на твой сборник заказали мне. – Протянув свою длинную руку, Джон подлил мне спиртного. – Я и написал. Разумеется, под псевдонимом – иначе меня бы не уломали. Но я не имел права лукавить, Дуг, просто не имел права. Отметил и самые блестящие места, и менее удачные. Кое-что разнес в пух и прах, как всегда поступаю, если ты приносишь никудышный эпизод, требующий переделки. Словом, поступил по справедливости, не подкопаешься. Ты согласен?
Он нагнулся, взял меня за подбородок и заставил поднять голову, чтобы долгим, проникновенным взглядом заглянуть мне в глаза.
– Да ты никак обиделся?
– Нет, – сказал я дрогнувшим голосом.
– Ну и ладно. Ты уж извини. Это розыгрыш, дружок, примитивный розыгрыш. – Он по-приятельски ткнул меня в плечо.
Тычок вышел совсем легким, но показался мне ударом кувалдой, потому что я был на взводе.
– Лучше бы его не было, этого розыгрыша. Лучше бы в газете была настоящая рецензия.
– Не спорю, дружок. На тебе лица нет. Меня…
Вокруг дома облетел ветер. Оконные стекла звякнули и зашептались.
Без всякой видимой причины у меня вырвалось:
– Банши. Это она.
– Да пошутил я, Дуг. Со мной держи ухо востро.
– Как бы то ни было, – сказал я, глядя в окно, – она там.
Джон рассмеялся:
– Ты, похоже, ее видел, а?
– Это юная, прекрасная девушка, которая от холода кутается в шаль. У нее длинные черные волосы и огромные зеленые глаза, лицо – как снег, точеный финикийский профиль. Вам такие встречались, Джон?
– Пачками, – захохотал Джон, но уже не так громогласно, остерегаясь подвоха. – Черт побери…
– Она ждет, – сказал я. – У главной дороги.
Джон неуверенно поглядел в окно.
– Это был ее голос, – продолжал я. – Она описала вас или кого-то очень похожего. Только имя назвала чужое – Уилли, Уилл, Уильям. Впрочем, я и так понял, что это другой человек.
Джон задумался:
– Юная, говоришь, да еще красивая, и совсем близко?..
– Красивее не встречал.
– С ножом?..
– Безоружная.
– Ну что ж, – выдохнул Джон, – думаю, имеет смысл выйти, перекинуться с ней парой слов, как ты считаешь?
– Она ждет.
Он двинулся к выходу.
– Надо одеться, там холодно, – сказал я.
Когда он натягивал пальто, мы опять услышали снаружи эти звуки – совершенно отчетливые. Стон, рыдание, стон.
– Подумать только. – Джон уже взялся за ручку двери, чтобы я не заподозрил его в малодушии. – Она и вправду совсем близко.
Он заставил себя повернуть ручку и распахнул дверь. Ветер со вздохом влетел в дом, принеся с собою еще один слабый стон.
Стоя на границе холода, Джон вглядывался в темноту, где исчезала садовая дорожка.
– Стойте! – закричал я в последний момент.
Джон остановился.
– Я недоговорил. Она действительно рядом. И ходит по земле. Но… она мертва.
– Мне не страшно, – отозвался Джон.
– Верю, – сказал я, – зато мне страшно. Оттуда возврата нет. Пусть во мне сейчас клокочет ненависть, но я вас никуда не отпущу. Надо закрыть дверь.
Опять этот стон, потом плач.
– Надо закрыть дверь.
Я попытался оторвать его пальцы от медной шишки, но он вцепился в нее что есть мочи, наклонил голову и со вздохом повернулся ко мне:
– А у тебя неплохо получается, парень. Почти как у меня. В следующем фильме дам тебе роль. Будешь звездой.
С этими словами он сделал шаг в холодную ночь и бесшумно затворил дверь.
Когда под его подошвами скрипнул гравий, я задвинул щеколду и торопливо прошелся по дому, выключая свет. Стоило мне войти в библиотеку, как в трубе заныл ветер, который спустился по дымоходу и переворошил в камине темный пепел лондонской «Таймс».
Я зажмурился и надолго прирос к месту, но потом встрепенулся, взбежал по лестнице, перемахивая через две ступеньки, хлопнул дверью мансарды, разделся, нырнул с головой под одеяло и услышал, как городские куранты пробили в ночи один раз.
А отведенная мне спальня затерялась высоко, под самым небом: если бы хоть одна живая – или неживая – душа вздумала скрестись, стучать, барабанить в парадную дверь, шептать, молить, кричать…
Кто бы это услышал?
Обещания, обещания
Распахнув дверь, она сразу заметила, что он плакал. Слезы еще не высохли, и он их не вытирал.
– Боже мой, Том, что случилось? Входи!
Она потащила его за рукав. Можно было подумать, он этого даже не почувствовал, но потом наконец решился шагнуть через порог. Он оглядывал квартиру – и не узнавал, будто видел новую мебель и перекрашенные стены.
– Извини, что беспокою, – сказал он.
– Да ну тебя, в самом деле. – Она провела его в гостиную. – Присядь. Ты ужасно выглядишь. Давай я принесу тебе чего-нибудь выпить.
– Да, пожалуй, присяду, я с ног валюсь, – рассеянно сказал он. – Выпить… Не помню, ел ли я сегодня. Не знаю.
Она принесла бренди, налила ему небольшую порцию, взглянула на него и налила еще.
– Успокойся. Все пройдет. – Она проследила, как он залпом осушил стакан. – Из-за чего ты так рас-переживался?
– Из-за Бет, – с трудом сказал он. Глаза его были закрыты, по щекам бежали слезы. – И еще из-за тебя.
– К черту меня, что с Бет?
– Она упала и ударилась головой. Двое суток пролежала без сознания.
– Какой ужас… – Опустившись на пол, она обхватила его за колени, словно оберегая от падения. – Что же ты не…
– Я пытался, но мы были в больнице вместе с Кларой, а когда удавалось тебе позвонить, ты не брала трубку. Все остальное время Клара была рядом, и если бы она услышала наш с тобой разговор – боже… достаточно того, что моя дочка могла… в любой момент… ну ладно, это нелегко было пережить, но теперь я здесь.
– Господи, неудивительно, что у тебя такой жуткий вид. Бет, так… Она?.. Она не?..
– Нет, она не умерла. Слава богу, ох, слава богу!
Теперь он не сдерживал рыданий и только сжимал в руке пустой стакан. Слезы капали на лацканы пиджака, но он этого не замечал.
Откинувшись назад, она тоже зарыдала, крепко стиснув его пальцы.
– Господи Иисусе, – тихо повторяла она, – Господи Иисусе.
– Знала бы ты, сколько раз я произносил это заклинание в минувшие выходные. Я никогда не был чересчур набожным, но тут… меня как ударило: нужно хоть что-то говорить, делать, молиться – что угодно. Ни разу в жизни столько не плакал. И ни разу так истово не молился.
Ему пришлось прерваться, потому что его душили рыдания. Успокоившись, он собрался с мыслями и продолжил шепотом:
– Она жива, самое страшное позади, пришла в сознание два часа назад. Доктор уверен, она выздоровеет. Он так и сказал. Если бы мне сейчас предъявили счет на миллион долларов, я бы жизнь положил, чтобы его оплатить. Ради дочки – она этого достойна.
