Александр Зиновьев - Записки ночного сторожа
– Конечно достойна. Дочери для своих отцов – всегда самые лучшие, ну, уж большинство-то наверняка.
Он откинулся на спинку стула, а она осталась сидеть у его ног, дожидаясь, пока он задышит ровнее. Наконец она спросила:
– Как это произошло?
– Да как это всегда бывает, по глупости. Залезла на шаткую стремянку, чтобы найти в шкафу какие-то рождественские украшения. Эта чертова штуковина подломилась, Бет упала и ударилась головой, причем очень сильно. Мы ничего не слышали – сидели в другом конце дома. У нас в семье уважают ее право на уединение. Но через час, когда дверь в детскую так и осталась закрытой, причем из-за нее не доносилось ни звука, моя жена под каким-то предлогом решила туда зайти. И вдруг, как гром среди ясного неба, истошно закричала. Я прибежал: Бет лежит на полу, в луже крови – ударилась головой об угол книжного шкафа. Я еле устоял на ногах, когда к ней подошел. Попытался ее поднять, но внезапно почувствовал такую слабость, что не смог пошевелиться. Боже мой, она лежала пластом, без признаков жизни, ну совсем как мертвая. Мне никак не удавалось нащупать у нее пульс, потому что у меня самого сердце колотилось как бешеное. Кое-как добрался до телефона, но пальцы не слушались. Клара оттолкнула меня, чтобы вызвать «скорую». Как только она дозвонилась, я выхватил у нее трубку, но не мог произнести ни звука, пришлось Кларе давать все объяснения – боже, от меня, можно сказать, зависела жизнь Бет! Я был невменяем. А если бы я был один? Смог бы я сказать хоть слово? Она была на волосок от гибели. Если бы не Клара… короче говоря, врачи приехали, слава богу, через пять минут, а не через полчаса. Бет забрали в больницу. Я сопровождал ее в карете «скорой помощи» и тоже смахивал на покойника. Клара поехала следом на машине. В больнице нас целый час не пускали к дочке, врачи боролись за ее жизнь. Выйдя к нам, доктор сказал, что состояние очень тяжелое, шансы пятьдесят на пятьдесят, все решится в течение двух суток. Только представь… оставаться в неведении двое суток. Мы сидели в больнице до двух часов ночи, пока нас силой не заставили уйти домой; обещали позвонить, если будут какие-то изменения. Мы проплакали всю ночь. Если и успокаивались, то минут на десять, не больше. Ты когда-нибудь плакала целую ночь напролет, ты когда-нибудь хотела умереть от нахлынувшего горя? Боже, как мы избалованы благополучием. Это был первый настоящий кошмар в жизни нашей семьи. У нас все всегда было хорошо, никто не болел, не попадал в аварию, не умирал. Выслушай меня! Я не могу остановиться. Как же я устал… вот, пришел повидаться с тобой, Лора.
– Но опасность действительно миновала? Это правда? – спросила Лора.
– По словам доктора, выздоровление наступит дня через три.
– Дай-ка я тебе еще налью. – Наполнив его стакан, она смотрела, как он судорожно глотает спиртное. У нее навернулись слезы. – Я видела твою дочь только раз, но она… она такая славная девочка. Неудивительно, что ты…
– Неудивительно. – Он закрыл глаза, потом открыл их, чтобы в последний раз взглянуть на свою возлюбленную, и собрался с духом, как перед прыжком в пропасть. – Положа руку на сердце – знаешь, что ее спасло?
– «Скорая»…
– Нет.
– Твой доктор…
– Ну, это все тоже. Но главное – мы молились. Мы молились, Лора. И Бог нам ответил. Какая-то сила нам ответила. Это случилось наяву. Я никогда не верил, что молитва способна что-то изменить. Но теперь верю.
Он напряженно вглядывался в ее лицо. В конце концов ей пришлось отвести глаза, чтобы не содрогнуться. Сцепив пальцы, она теперь неотрывно смотрела только на них. Внезапно ее лицо побледнело, будто от внезапной догадки, но ей удалось совладать с чувствами. Наконец она глубоко вздохнула, бросила на него быстрый взгляд и спросила:
– И о чем же?
– Что-что? – не понял он.
– О чем была твоя молитва?
– Это, – ответил он, – нельзя даже назвать молитвой: это, скорее, было обещанием.
Лора побледнела еще больше, выдержала паузу, и, набрав побольше воздуха, спросила:
– Что же ты обещал?
Он не сумел ответить. Как в тот раз, когда ему не удалось вызвать «скорую», на него напало оцепенение.
– Ну, – поторопила Лора.
– Я пообещал Богу…
– Да?
– Если он спасет жизнь Бет…
– Да?
– Я расстанусь с тобой, уйду и больше никогда тебя не увижу!
Эти слова он произнес как-то невнятно, со вздохом.
– Что?
Она выпрямилась, отшатнулась и устремила на него подозрительный взгляд как на умалишенного.
– Ты слышала, – тихо ответил он.
Она почти судорожно наклонилась вперед и выкрикнула:
– Как у тебя повернулся язык такое пообещать Богу?
– Так получилось… это единственное, что мне пришло в голову. – Соскользнув со стула, он начал медленно двигаться в ее сторону, чтобы оказаться рядом. – Я был как безумный, разве ты не понимаешь? Как безумный!
Она резко отодвинулась назад, чтобы увеличить пространство между ними, а он все приближался. Она повернулась к окну, к двери, будто в поисках выхода, а потом напомнила, почти не понижая голоса:
– Ты ведь знаешь, теперь я католичка…
– Знаю, знаю.
– Новообращенная. Ты понимаешь, в какое положение ты меня поставил?
– Я не нарочно, это жизнь, несчастный случай с моей дочерью. Мне пришлось дать такое обещание, чтобы ее спасти! Да что на тебя накатило?
– Я люблю тебя, вот что на меня накатило!
Она вскочила, заметалась по комнате, потом обхватила себя за локти и склонилась над ним:
– Неужели ты не понимаешь, нельзя походя давать Богу такие обещания! Глупец, ты же не можешь взять их обратно!
– Я и не хочу брать их обратно. – Оглушенный, он смотрел на нее снизу вверх. – Ты… ты меня не заставишь!
– Том, Том, – зачастила она, – я глубоко верующий человек. Представь хоть на секунду, чтобы я потребовала от тебя такого отступничества! Об этом и речи нет! Обещание есть обещание, его придется выполнять, но тогда я уйду из твоей жизни. А если ты его нарушишь, я не смогу тебя любить, ведь ты окажешься лжецом, лжецом по отношению к моему Богу и моей новообретенной вере. Какой ужас, худшего не придумаешь!
Все так же сидя на полу, он отклонился назад и провел ладонью по лицу.
– Ты считаешь?..
– Нет, нет. Что ни говори, это был несчастный случай, и она твоя дочь. Но ты бы мог сначала все обдумать, хорошенько поразмыслить и осторожно выбрать слова!
– Какая может быть осторожность, если падаешь с крыши небоскреба, не видя спасательной сетки?
Она стояла над ним, сгорбившись, будто он прострелил ей грудь. Ей казалось, это она все время падала вниз. Если где-то и натянули сетку, то лишь для него одного. Ударившись о землю и обнаружив, что не умерла, она выдавила с дрожью в голосе:
– О Том, Том, ты…
– У меня сердце разрывается из-за вас обеих, – с трудом произнес он, – из-за дочери, которая чудом осталась жива. И в то же время из-за тебя, которая для меня почти умерла. Я пытался сделать выбор. На какой-то безумный миг мне показалось, что выбор есть. Но я знал, что Бог распознает любую ложь, на какую я только способен. Нельзя просто так пообещать и помолиться, а потом забыть обо всем, как только твоя дочь откроет глазки и улыбнется. Сейчас меня переполняет чувство благодарности. Мне ужасно грустно из-за нас с тобой, вряд ли я быстро смогу успокоиться, а моя жена будет думать: это он от радости, что Бет возвращается домой.
– Замолчи, – тихо сказала Лора.
– Почему?
– Потому. Чем больше ты говоришь, тем меньше я могу сказать в ответ. Хватит загонять меня в угол. Хватит убивать меня вместо нее. Хватит.
Он умолк, все больше мрачнея; Лора отвернулась и, ничего не видя, пошла искать себе стакан. Прошло немало времени, прежде чем она сумела его наполнить, и еще больше – прежде чем вспомнила о его содержимом. Уставившись в стену, она спросила:
– Что ты говорил в своей молитве?
– Уже не помню.
– Неправда, помнишь. Силы небесные, Том, что же такого необратимого ты сказал?
Он покраснел и отвел взгляд сначала в одну сторону, потом в другую, не смея посмотреть ей в глаза.
– Если ты имеешь в виду конкретные слова…
– Конкретные слова. Хочу их услышать. Я требую. Я это заслужила. Говори.
– Господи, – он с трудом перевел дыхание, – помню, когда мне было пять лет, мама заставляла меня молиться. Я этого терпеть не мог. Мне было тошно, я нигде не видел Бога, не понимал, с кем должен разговаривать. Это было так ужасно, что мама вскоре отчаялась. Через много лет я сам научился молиться, но по-своему, молча. Ладно, ладно, не смотри на меня так. Вот что я сказал…
Он резко встал, подошел к окну и окинул взглядом город в поисках какого-нибудь здания, не важно какого, лишь бы похожего на больницу, чтобы полностью сосредоточиться на нем. Его слова были едва различимы. Он понял это, остановился и начал заново, иначе она бы его просто не расслышала.
