Павел Комарницкий - День ангела
"Зачем же вы… ты выступила…"
"Я же объясняла потому что дура. Так что вы с Иоллой не расстраивайтесь не вы одни"
"А почему папа Уэф не возразил?"
Она рассмеялась в голос.
- А он просто упустил ситуацию, элементарно упустил, даром что координатор. Нет, Рома, в семейных делах мужчинам доверять опасно!
Она вдруг становится очень серьезной.
- Ты до сих пор не понял, с чего все началось?
- Нет, мама Маша. Откуда дурачку?…
- Тогда, за столом, ты единственный из всей вашей компании даже не помыслил: зачем это все нам надо? Какая нам от вас, людей, польза?
Я смотрю прямо в ее глаза. Наверное, сто лет назад она была вылитая Ирочка.
- Я давно догадался, мама Маша. Вы можете нормально жить только в добром и светлом мире. Такой, какой он сейчас, этот мир вас не устраивает.
Она легко проводит ладонью по моим волосам.
- Ты не такой уж дурачок, каким пытаешься казаться, и это дает мне определенную надежду. Сделай ее счастливой!
Небо сияло выцветшей лазурью, предвещая скорые заморозки. Голые деревья неподвижно стояли, готовые к своему долгому зимнему сну. Октябрь. Да, уже октябрь.
Я смотрел в окно и думал. Выходной. Опять выходной. Зачем они нужны, эти выходные, если я не могу ее ни увидеть, ни услышать, ни почувствовать. Скорей бы!
Я шумно вздохнул. Значит, так. Лучший способ убить время устроить генеральную уборку. Да и пора уже поменять солому в моем курятнике.
…Надо же, сколько накопилось мусора и грязи, а ведь я, кажется, не так давно делал уборку. Да, точно, вскоре после того, как Ирочка легла в этот их витализатор. Месяца не прошло. И еще потом два раза я мыл пол в наиболее открытых местах.
Я шурую в закоулках своей холостяцкой квартиры, вышвыривая ненужный хлам на открытое место. В самом деле, скоро сюда явится моя Ирочка, а тут такой бардак. Вот, пожалуйста, какието газеты времен застоя… А это что? Не может быть! Как он сохранился?
Я сажусь прямо на пол. Руки раскрывают толстый альбом, школьный альбом для рисования. Привет из того невозвратного времени, когда я еще не был одиноким холостяком, а был нормальным лопоухим пацаном в пионерском галстуке. С живыми папой и мамой.
Мои руки осторожно листают страницы. Да, когдато я неплохо рисовал, для средней школы, само собой. А потом жизнь задавила, забила эти мои задатки. Так обычно и бывает. Сколько непроявленных талантов, заложенных в наших генах, гибнет от столкновения с нынешней злобной реальностью? Как самолеты, сбитые на взлете, а еще чаще уничтоженные прямо на земле. Ненаписанные книги. Ненарисованные картины. Непостроенные прекрасные здания. Несделанные открытия.
Непрожитые жизни.
Когда злобная реальность уничтожит все, человеку не на чем взлетать, и он превращается в двумерноплоское существо. Например, в устройство для зарабатывания денег. Или еще хуже во вьючное животное, волокущее по жизни свой тяжкий груз, чтобы в конце дня получить свою охапку сена. И как крайний вариант злобная, кровожадная тварь, единственная цель которой мстить другим за свою неудавшуюся жизнь. Живой труп, часто очень и очень опасный.
Я медленно сажусь к столу, держа альбом в руках. Нашариваю карандаш. Нука…
…
…Октябрьские сумерки уже сочились в комнату, но я не замечал этого. Время словно остановилось. Рука, державшая карандаш, уже не дрожала. Рука вспомнила, что надо делать, и карандашные штрихи ложились ровно, четко. Однако вспомнить былое и создать новое две большие разницы. На полу уже выросла кипа вырванных листов, отражавших мои творческие искания. Дело дополнительно осложнялось тем, что я видел теперь гораздо больше, чем обычные люди подарок мамы Маши. Как передать?…
Я обессиленно откинулся на стуле. Вот.
С листа школьного альбома на меня глядело лицо, знакомое и незнакомое одновременно. Моя Ирочка. Такой, какой я ее хочу. Вот только глаза не похожи на рисунке они серые.
Я с минуту смотрел на портрет, потом взгляд мой упал на пол. Емое! Вот так уборка! Ладно, полный вперед…
"Ау, любимый! Ты где?"
Я вздрогнул. Я знал, я знал!…
"Ты…все?"
Шелестящий бесплотный смех.
"Я все. Ты дома? Нам с тобой осталось потерпеть пару часов. Ну, может, часа два с половиной. Потерпишь?"
"Я плохо переношу пытки. А быстрее нельзя?"
Снова шелестящий смех.
"Рома, имей совесть. Я только три минуты как проснулась, я вся мокрая и скользкая"
"Согласен на мокрую и скользкую"
"Зато я не согласна. Вот помоюсь, приведу себя в порядок. Я же иду на первое свидание, тут не может быть мелочей"
"Я знаю тебя тысячу лет"
Я ощущаю ее нежность.
"Все, Рома. Два часа пошли! Отбой связи"
Я смотрю на часы. Два часа! А в холодильнике у меня шаром покати.
Я хватаю куртку, начинаю торопливо одеваться. Хорошо, что магазины теперь работают допоздна. Да, она ведь ест фрукты!…
…Шаги. Легкие, летящие шаги. Она останавливается перед моей дверью. Я, как паралитик, пытаюсь поднять руку. Рука дрожит.
"Я пришла"
"Я знаю"
Я уже нашарил защелку замка.
"Нет, нет" вспыхивает испуг "секунду, не открывай"
Я чувствую ее волнение, и вдруг отчетливо понимаю она смотрится в зеркальце. Я смеюсь.
"Не смейся, пожалуйста. Погоди… Ага, вот"
В квартире мелодично звякает звонок, но я подпрыгиваю, как от удара колокола над ухом.
"Вот теперь открывай"
Я рывком распахиваю дверь. На площадке стоит невысокая, легкая, очень стройная, золотоволосая девушка в светлом осеннем пальто и черных полусапожках. Я впиваюсь взглядом в ее лицо. Милое, нежнорумяное, с острым маленьким подбородком и маленькими розовыми губками. И огромные, искристые глаза, с длиннющими пушистыми ресницами. Только серые.
Она виновато улыбается:
- Извини, не вышло. Не нравятся?
Вместо ответа я стискиваю ее в объятиях, на ощупь захлопываю дверь. Мы стоим на пороге.
- Мама сказала, синие нельзя, будет очень трудно жить. Ваши мужчины не дадут мне прохода. Это правда?
- Пусть попробуют!
Я жадно целую ее волосы, вдыхая восхитительный запах.
- Нет, нет, не так она высвобождает руки, берет в ладошки мое лицо. Ладошки твердые, прохладные. Почему, должны же быть горячие? Ну да, она же теперь человек.
Все мое поле зрения занимают ее глаза, и я ощущаю на губах легкий, щекочущий поцелуй. Будто перышком.
- А вот теперь получилось, правда?
Она мягко выскальзывает из моих рук, расстегивает пальто, неловко стаскивает его. В движениях чувствуется неуверенность. Ясно, не привыкла к человеческой одежде.
- Не смейся, я научусь одеваться. Подумаешь!
Я перехватываю ее пальто, вешаю на крючок. Она осторожно проходит в комнату, легко ступая и чуть вытянув от любопытства длинную шею. Я любуюсь ею какая она легкая, в очень коротком черном платье и черных колготках, облегающих ее тоненькую длинноногую фигурку.
- Между прочим, если бы не мама и Аина, я заявилась бы к тебе в термокостюме. Совершенно не подумала об одежде.
Она остановилась перед своим портретом, приклеенным скотчем к стене. Я медленно подошел сзади. Она резко обернулась.
- Ты сам нарисовал?
- Конечно…
- Нет, подожди… Где ты мог видеть? Мама не показывала тебе, она так сказала. Как же?…
Я обнял ее.
- Все проще, я думаю. Это твоя мама подсмотрела у меня в голове твой облик, и сделала все, как надо…
Она прижимается ко мне.
- А они еще сомневались. Какая я счастливая!
Нет, всетаки здорово ее сияющие глаза теперь прямо напротив моих, чуть пониже. И не надо бухаться на колени.
- Я есть хочу вообщето!
Ирочка сноровисто потрошит мой холодильник, выкладывая припасы на кухонный стол. Мелькают тонкие руки с длинными, чуткими пальцами. Я любуюсь ей.
- Да ты начал исправляться, мой хищник. Ни следов мяса, зато сколько фруктов!
- Ты вовремя поделилась со мной коркой хлеба, и я осознал.
Да, знала бы ты, что теперь нам обычно придется выбирать либо фрукты, либо мясо. Проклятые деньги!
Она смотрит расширенными глазами.
"Так плохо?"
Я виновато улыбаюсь.
"Теперь плохо. Понимаешь, такая работа, как у меня сейчас, у нас ценится дешево. Но ты не расстраивайся, я заработаю. Если будет надо, стану работать круглыми сутками"
Глаза Ирочки сузились.
"Понятно. Ты полагаешь, я позволю тебе заниматься чем попало, лишь бы пореже бывать дома? Нет, милый, ты будешь заниматься только тем, чем должен, и еще тем, чего требует твоя душа я правильно сказала? А все остальное время отдашь мне. Я многое вынесла, Рома, и вправе требовать ответной жертвы"
Я улыбаюсь еще виноватей.
"Разумеется, все будет только так, как ты хочешь. Только боюсь, тогда нам придется голодать тебе известно такое слово?"
Она как белка метнулась в комнату, вернулась, тормоша свою сумочку. На кухонный стол посыпались пачки банкнот.
