Благодать - Пол Линч
Щеки у Саундпоста ошкурены смятеньем. Выпучив глаза, таращится он на стадо и дергает себя за волосы. На то, чтобы согнать коров воедино, уходит двадцать минут, и теперь, по словам Клэктона, их надлежит оставить на добрые полчаса, чтоб успокоились. Саундпост потерял в кутерьме свою перьевую ручку и шляпу, желает, чтобы все об этом знали. Винит Клэктона и в этом, хотя он-то как может быть виноват? думает она. Клэктону хватает хлопот с перегоном, чтоб еще следить за чьими бы то ни было карманами.
Колли говорит, тошнит от его нытья – идиёт лошажьи зубы, вот он кто, ничего-то не знает о скотине, а будь у меня то перо, я б тебе сказал, что б я с ним сделал.
Саундпост на четвереньках прочесывает вереск, и тут Уилсон подбирает его шляпу и приносит ее хозяину. Саундпост встает, отряхивает шляпу. Я обязан перед всеми вами извиниться, говорит он. Стыд и срам что за речи прозвучали из моих уст. Но вы должны были вести их через реку, Клэктон, по одной. Не знаю, чем вы там внизу занимались. Так и знал я, надо было прихватить лошадей. И где же тот дождь, о котором вы сообщали?
Уилсон держит Саундпоста в прищуре. Подается к ней. Лошадей? О чем он, нахер, толкует?
Клэктон кивает на Саундпоста. Бросайте орать, а не то опять животных распугаете. Уилсон, угомони собак. Никаких свистов и окриков.
Небо старая ветошь, пятном на нем солнце. После такого-то распугалова держать стадо кучно работа медленная. Вместе с собаками они выписывают широкие петли вокруг скотины, та теперь движется не как единый ум. Когда какая-то корова забредает глубоко в рытвину, чтоб ее оттуда вызволить, Саундпосту приходится тянуть за веревку, а остальным троим приподнимать. Притих даже Уилсон. Черной болотной водою он лоснится от сапог до бедер.
Но вот Клэктон окриком приводит стадо в неподвижность, стоит, почесывая шею. Саундпост топает мимо, болтая руками. Она идет вперед вместе с Уилсоном, пока не видят, что там. Узкая дорога, проложенная телегами и протоптанная, полностью глохнет в осоке. До чего странно, думает она. Эк дорога без всякой причины дальше никуда не идет. Она щурится на далекую даль, но там вроде бы ничего, кроме болот, низких бурых холмов и, быть может, смутной зелени, не разобрать.
Саундпост чуть ли не кричит на Клэктона. Я думал, вы знали, куда шли.
Клэктон говорит, эта дорога, которой мы держались, должна была пересечься с главной на Петтиго. Я ее знаю в голове у себя.
И где же мы, в таком случае?
Мы рядом с Петтиго, сдается мне.
Насколько рядом?
Не знаю. Сколько-то миль.
Свят милуй. Двигайтесь дальше, значит, в общем направлении.
В общем направлении чего?
Того, куда дорога должна была вести.
Но дорога не ведет никуда, мистер Саундпост. Судя по всему, не той дорогой мы исходно двинулись.
Свят милуй! Милуй!
Видимо, придется идти через болото, как мы и шли.
Матерь всего страстотерпия. Я это и сказал.
Сказали вы вот что…
Свят милуй! Милуй! Оставьте уже.
В долине близ Петтиго ожидалась хижина були, но долины нет, и надежды на нее теперь тоже. Саундпост бубнит себе под нос обо всех этих заминках. Она смотрит в небо и видит, как день влачится к темноте своей. Цвета болота затеняются до слияния.
Клэктон говорит, что скажете, мистер Саундпост, насчет того, чтоб заночевать тут под открытым небом? Будем поочередно не спать, чтоб приглядывать за скотиной.
Она всматривается Саундпосту в лицо. Тот бормочет и топает ногой. Интересно, бывают ли лица красней этого? Мул, чтец мыслей, притоптывает и громко взревывает.
Колли говорит, слышишь, как оно начинается по-лошадиному, а потом делается ослиным «и-а»?
Он принимается иакать и на одном дыхании еще и ржет, и продолжает это, пока она не стукает себя кулаком по голове и не выкрикивает «хватит». Уилсон бросает на нее странный взгляд. Ты это кому? спрашивает он.
Саундпост все еще вперяется в Клэктона. Говорит, давайте поступим здраво и доберемся вон к тем деревьям. Он показывает на рощицу далеких елей, что уже объемлют тьму. Здесь мы на милости холода и ветра. Животные разбредутся.
Уилсон говорит, это умней всего, что за сегодня было сказано.
Клэктон оборачивается и качает головой. До тех деревьев мили три, по моим прикидкам. Когда мы там окажемся, будет полная темнота. Да и в любом случае тут родник рядом. Прислушайтесь.
И-а, говорит Колли.
В последнем свете разбивают они стоянку, каждый выскоблен до безмолвия. Их тени, раскиданные неверными очерками в трепете ветром прокопченных фонарей. Гляди, говорит Колли. Тучи похожи на ветхую грудную клетку какого-нибудь стародавнего великана. Но недосуг ей глядеть. Уилсон рубит болотный валежник. Клэктон возится с огнивом, лицо его вспыхивает во тьме. Оно как лицо, зримое во сне, думает она, лицо мертвеца, о котором вспомнили. Задается вопросом, как так получается, что во сне можно увидеть кого-то давно забытого. Иногда думает вот так о своем отце. О том, что она никогда не знала его так, чтоб помнить, и все-таки во сне есть тени, до которых можно дотянуться. Ловит себя на том, что зачарованно смотрит на Клэктона, на еще одну вспышку его лица: мог бы такой человек быть ее отцом?
Вскоре все они вчетвером обняты сиянием малютки-костра. Саундпост кажется взбудораженным, топчется вокруг своей скотины. Они слышат, как он вздыхает сам с собою, вновь и вновь, словно скорбящая старуха, пока Клэктон не выговаривает себе под нос, вы послушайте эту Дейрдре, дочь печалей[25]. Троица смеется, как заговорщики, однако странное чувство возникает в ней от собственного смеха. Вроде и смеяться над этим глупым вздыхающим человеком хочется, и вместе с тем и утешить его.
Воздух вскоре уж густ от подгорающих Клэктоновых толоконных лепешек. Саундпост ворошит костер. Уилсон услаждает стадо какой-то самодельной песней, горестный напев,
