Владимир Михайлов - 2012
Однако не тут-то было. Съезд с проспекта на Рублёвку оказался наглухо перекрытым двумя милицейскими БМВ и омоновским автобусом в придачу. Пришлось ехать дальше, в надежде свернуть на Алексея Свиридова, а когда и этот манёвр по той же причине оказался невыполнимым – дотянуть до большого перекрёстка с Аминьевским шоссе.
Перекрёсток был регулируемым, и проблема правого поворота поэтому её не волновала: дождись зелёного, и ты в своём праве. Но на сей раз светофор бездействовал, даже мигающего жёлтого не было, зато стоял военный регулировщик – лицом к центру, то есть запрещая любое движение с проспекта и пропуская с Аминьевского на Рублёвку бесконечную, похоже, колонну военных машин. Настя, как и все прочие, стояла минуту, три, пять, чувствуя, как постепенно закипает в ней гнев: в конце концов, не война же, можно хоть ненадолго прервать этот поток с юга на север, на востоке у людей тоже ведь могут быть серьёзные дела! Перед нею уже определилась пробка, и позади тоже стала выстраиваться колонна, а Настя чувствовала, что в таком вот тупом ожидании она долго не выдержит – сорвётся: нервы и так были на пределе.
Но тут чудо наконец свершилось – регулировщик повернулся, застоявшиеся рванулись вперёд, моторы ревели «Ура!». Вперёд, только вперёд! А если мне нужно направо? Никак нельзя, выезд на Рублёвку и здесь перекрыт. Левый поворот – на Аминьевское – был возможен из двух левых рядов, но она-то стояла в крайнем правом, нельзя же было заранее знать, что… Приходилось идти на риск. Известие от Артёма того стоило.
Тут сделать левый поворот, конечно, не было времени, но, уже двигаясь в прежнем направлении, теперь уже по Можайскому шоссе, она нагло расталкивала тех, кто был левее, чтобы к ближайшему развороту оказаться уже в крайнем левом ряду, развернуться, затем, двигаясь к центру, при первой возможности съехать направо, добраться до Аминьевского, там налево – и по Аминьевскому, пересекая Кутузова, попасть наконец на Рублёвское шоссе – в надежде, что полковник ещё ждёт. Хотя полной уверенности, что такой манёвр возможен, у неё не было, но надо же было что-то делать!
Разворота всё не попадалось, а до Кольцевой оставалось уже всего ничего; колонна ползла, дёргаясь, как поезд, когда с места трогает неумеха-машинист. Порой вздымался и опадал рёв десятков гудков: нервы, похоже, не выдерживали не только у неё. Потом машины и вовсе встали, продолжало двигаться одно лишь время. Впору было расплакаться от сознания своего бессилия, от вынужденной неподвижности. Стояли надёжно, словно каждую машину накрепко вбетонировали в дорогу; ни малейшего движения впереди не ощущалось. Как и обычно в таких случаях, многие стали выходить из машин, переговариваться, голоса были напряжёнными, лексика – изысканно нецензурной. Слышать это было не то чтобы непривычно, но неприятно. А сидеть становилось всё тоскливее. Потом наверху завис милицейский вертолёт, оттуда громоподобно объявили: «Граждане, вследствие непредвиденных обстоятельств движение в направлении области в ближайшие часы не возобновится. Выезд на МКАД до нового распоряжения закрыт. Рекомендуем выезжать на полосу встречного движения и, разворачиваясь, возвращаться к местам стоянки, поскольку сейчас ни один выезд из города не действует, Кольцевая дорога практически недоступна. Повторяю: граждане водители, вследствие непредвиденных обстоятельств…»
Чувствовалось, что настроение у ездоков такое – будь под руками ракетная установка, сбили бы и этот вертолёт к той матери, и вообще всё на свете. К счастью, ракет ни у кого не оказалось. Поматерились, помахали кулаками, взбивая воздух, словно сливки. Вертолёт улетел – наверное, чтобы повторить заявление над каким-нибудь другим затором. Ничего другого не осталось – стали постепенно выворачиваться, сначала – левый ряд, благо единственным препятствием тут была двойная осевая. Манёвр был безопасным: по встречным полосам со стороны МКАД машин практически не было. Значит, не только выехать из города нельзя было, но и въехать в него – такой вывод напрашивался сам собой.
Настя развернулась, как и все, но вместо того, чтобы возвращаться к центру, остановилась у тротуара, пренебрегая знаком, запрещавшим остановку: решила, что милиции сейчас не до того, чтобы доить мелких нарушителей. И в самом деле, ни одной форменной фуражки в пределах видимости не замечалось. Остановилась же она, чтобы по возможности спокойно обдумать: что теперь? Пешком до нужного места добраться можно, но ко времени ей никак не успеть. Назначенный час придёт и пройдёт, а она будет всё ещё неизвестно где. Теперь уже делалось ясно, что всякие хитрости с маневрированием не помогут: Рублёвку закрыли основательно с любой стороны. Что же – возвращаться домой? И что там – ходить из угла в угол, сжав кулаки, или биться головой об стенку? Или рискнуть всё-таки – просочиться сквозь какую-нибудь щёлку?
Огляделась. Её внимание привлекли теперь не ездоки, но пешеходы, те, что двигались по тротуару в том направлении, в каком автомобилям проехать не удалось. Привлекли и тем, что их было, как Настя подумала, больше, чем в такой час в этом районе города – одном из «спальных», где ни предприятий, ни контор почти не было, а единственный серьёзный магазин располагался уже за Кольцевой. И не только числом, но и своей походкой – не прогулочной, а деловой, как для себя определила Настя – целеустремлённой, и тем, что шли они – больше всего среди них было мужчин рабочего возраста, – редко поодиночке, а в большинстве – группами, словно знали друг друга и оказались тут одновременно вовсе не случайно. В этом угадывался какой-то смысл.
Настя вышла из машины, ступила на тротуар и тронула за руку первого же, поравнявшегося с нею, – рослого, в джинсах и такой же рубашке:
– Куда это вы все так? На распродажу, что ли?
Остановленный смерил её взглядом; сперва показалось, что сейчас пошлёт куда подальше, но, похоже, впечатление оказалось в её пользу. Он усмехнулся:
– Угадала. На неё.
– Что же продают такое?
На этот раз его голос стал серьёзным:
– Нас с тобой. Да уже продали.
Теперь улыбнулась она:
– Чего же тогда спешить?
Он за словом не полез в карман:
– А выручку делить.
– А если серьёзно?
– Если серьёзно – защищать Москву.
– Да от кого?
– Похоже, – сказал он, – от всей России.
– Как это?
– Хрен его знает, – сказал мужик откровенно, – я и сам не очень врубаюсь. Ладно, базарить сейчас некогда. Будь здорова.
– Постой! – она удержала его за руку.
– Ну, чего ещё?
Но решение у неё уже возникло.
– Пойду с тобой. Только тачку запру. Тебя как зовут?
Он покрутил головой:
– Глеб я. Ну, ты даёшь…
– Это смотря что и кому, – ответила она очень серьёзно. Подняла капот, на всякий случай – для очистки совести – вытащила пучок проводов, что шёл от катушки на свечи, запихала в сумку, захлопнула.
– Пошли, – сказал парень, нетерпеливо переминавшийся, словно выполнявший «шаг на месте». Подхватил под локоток. – Давай сумку понесу, пока ещё до места доберёмся. Саму-то как зовут?
– А где место? – спросила она почти машинально. – Зовут? Настасьей.
– А сразу за Кольцевой, Настюха. Там определимся подробнее.
В этом было что-то не то чтобы новое, но неожиданно масштабное: Москва против всей России? Историей пахло от таких слов.
Она высвободила руку.
– Не больная – сама донесу.
Кольцевая действительно оказалась непривычно пустынной, как бы неживой. От большого магазина на областной стороне дороги отъезжали последние машины. Мысль – попроситься в одну из них, чтобы подбросили до Рублёвки, а там, может быть… – эта идея пришла слишком поздно, когда никаких колёс вблизи уже не оставалось. Настасья взглянула на часы. Ничего себе! Как-то быстро день пролетел. По ту сторону дороги уже кучковались люди, немного – десятка два с лишним. Один из них – видно, старшина местной самообороны – махнул рукой:
– Давайте сюда, присоединяйтесь.
Чуть позже он объяснил задачу. Образовавшейся таким образом группе предстояло контролировать пересечение Молодогвардейской улицы с МКАД. Глеб тут же возразил:
– Там же за кольцом нет продолжения – откуда же там кто возьмётся?
– Вот потому и возьмутся, – ответил старший. – Пересекут кольцо, и – по прямой до Рублёвского.
– А что – у начальства там охраны не хватает?
– Скорее всего, они там будут только отвлекать, а к центру прорываться станут совсем с другой стороны.
– Ну, придут они – мы что, с кулаками на них полезем?
– А что, – спросил старший, – ты так это совсем без оружия и пришёл?
Глеб ответил не сразу:
– Ну, не то чтобы совсем с пустыми руками… – и дёрнул плечом, на котором висел рюкзак.
– Вот и мы такие же умные, – заключил старший. – Значит, расположимся вон там – в зелени, дежурить у перекрёстка будем по четыре человека, остальным – отдыхать.
