Паромщик - Джастин Кронин
– Что еще известно об этом паромщике?
– Квинн добрался до его личного дела. Этот человек начал работать в Департаменте социальных контрактов сразу после окончания университета. Сейчас он занимает весьма высокую должность: управляющий директор Шестого округа. Возможно, пойдет на повышение, учитывая связи его жены.
– Да? А кто его жена?
Тия называет имя.
– Семейство – первый сорт, – произносит Джесс с нажимом. – Что-нибудь еще известно?
Тия пожимает плечами:
– Их брачный контракт длится уже восемь лет, но они так и не взяли питомца. Довольно странно, учитывая их положение.
– Успешная парочка, где каждый зациклен на карьере, – предполагает Джесс. – Им не до питомцев.
– Может, и так, а может, у них не все гладко на семейном фронте. Допустим, охладели друг к другу.
– Интересно, о чем еще мог бы сказать этот старик.
– Он был под наблюдением? – спрашивает Тия.
– Был, но давно, – подумав, отвечает Джесс. – Думаю, за ним следила повариха. Несколько лет назад он уволил ее. И Матерь отступилась.
– От чего?
Джесс пожимает плечами: «Откуда нам знать, почему она поступает так, а не иначе? Это ведь Матерь».
– Следовательно, мы можем лишь гадать, первый ли это его… эпизод, – говорит Квинн.
– Мы вообще ни черта не знаем.
– Расскажешь ей? – спрашивает у Джесс Тия.
– А ты сама не хочешь рассказать? – Не дождавшись ответа Тии, Джесс снова пожимает плечами. – Да, расскажу.
– Тогда что требуется от меня? – задает новый вопрос Тия.
– Надо подобраться поближе к этому паромщику, – недолго думая, отвечает Джесс. – Узнать, что известно ему.
– Согласна.
– Квинн, что скажешь?
Глядящий на экран Квинн пожимает плечами:
– Надо придумать то, что можно пустить в дело.
Джесс внимательно смотрит на Тию:
– Простите за банальность, но я все-таки скажу. Мы – не единственные, кто просматривает эту запись. Люди из «три-эс» тоже сунут сюда свой нос, особенно если учесть, что происходит сейчас.
– По пути я увидела это словечко на стене дома. Почти у самой остановки. Такое трудно не заметить.
– И эта надпись – далеко не единственная. Они появляются повсюду.
– Известно хоть, кто этим занимается?
Джесс недовольно морщится:
– Насколько мы знаем, из нашего движения – никто. Во всяком случае, никто не берет на себя ответственность. Но кем бы ни были эти ребята, хлопот от них больше, чем пользы. Власти не станут смотреть сквозь пальцы на их художества. Ответные меры последуют как пить так. И тебе надо смотреть в оба.
– А то я не смотрю.
– Предупредить никогда не лишне. – Джесс делает затяжной вдох и такой же выдох. – Поверить не могу. Этот паршивый Ораниос.
А затем Тия на час ощущает себя частью семьи.
За столом собрались все братья и сестры. Разумеется, между ними нет кровного родства. Изгои общества, дети улицы. Они приходят и уходят, их число постоянно меняется. На одном конце стола восседает Паппи, на другом – его жена Клэр: щедрая, властная и хлопотливая женщина. Она – словно теплый очаг, вокруг которого собираются все. Ни один рот не закрывается, отчего за столом стоит гвалт. Последним прибегает Антон, который садится рядом с Тией.
– Поверить не могу, что ты пытался запудрить мне мозги, – говорит ему Тия.
– А я что, не отвлек внимание «прыща»? – Мальчишка улыбается во весь рот. – И потом, я же был не один. Все должно выглядеть как надо.
– Ты меня за дурочку принимаешь?
– Твои слова, просси, не мои.
– Буду тебе признательна, если ты перестанешь называть меня этим словечком.
Паппи стучит черешком ножа по стакану с водой, утихомиривая собравшихся.
– Всем закрыть рты. Вы же знаете правило.
Все соединяют руки, образуя живой круг. Справа от Тии сидит Антон, слева – Квинн. Напротив нее – Джесс. Тия склоняет голову и закрывает глаза.
– Великая Душа, создательница земли и небес, благодарим тебя за милосердие и неустанную заботу. В особенности за то, что сегодня ты привела к нашему столу Тию. Она – одна из самых смелых твоих служительниц; сестра, стремящаяся познать всю полноту твоего Совершенного Замысла. Пусть твои руки оберегают ее, дабы она и дальше выполняла свою жизненно важную работу. И да свершится Прибытие.
– И да свершится Прибытие, – разноголосо подхватывают собравшиеся.
Паппи поднимает голову и улыбается.
– А теперь, вознеся хвалу, перейдем к трапезе, – говорит он.
На столе – простая пища Аннекса: теплые караваи грубого хлеба, тушеная капуста с корнеплодами, графины с водой, куда добавлены ломтики лимона и апельсина. Пока еду раскладывают по мискам, Тия задает себе всегдашние вопросы. Пробудила ли молитва в ней определенные чувства? Почувствовала ли она хоть что-нибудь? Она тронута и даже немного ошеломлена словами Паппи, но неужели все это – лишь ее эмоции? Тия не причисляет себя к истинно верующим. Совсем нет. Она много раз пыталась силой привести себя к вере, надеясь, что это принесет ей душевное успокоение, укажет жизненный путь, избавит ее от гнетущего чувства внутренней опустошенности. Но все ее искренние усилия оказались безрезультатными. Вот в живопись Паппи она верит. Судя по его картинам, он проникает в более глубокие пласты жизни. Будто нет ни холстов, ни красок, а каждая картина – окно, за которым мир предстает таким, каков он на самом деле. Паппи изображает реальность без прикрас.
Но Тия тут же прогоняет эту мысль. Может, Совершенный Замысел существует, а может, нет. Зато есть спасительный круг людей, собравшихся здесь. Слабый, почти электрический импульс, перебегающий от руки к руке. Это единственное счастье, доступное ей. Здесь, за общим столом, она счастлива. И это непреложная правда.
– Сбавь обороты, Антон. У тебя потом живот разболится.
Мальчишка соорудил из хлеба подобие черпака и торопливо поглощает содержимое миски. Тия не успевает глазом моргнуть, как он съедает все подчистую.
– Возьми мою, – говорит она, придвигая к нему свою миску.
– Тебе такое не по вкусу? Наверное, у себя одни пирожные лопаешь.
– Ошибаешься, Антон. Еда у вас очень вкусная. Просто я не голодна.
Мальчишка принимается за вторую порцию, при этом говоря с набитым ртом:
– Да пошутил я. Не волнуйся. Ты же одна из нас.
Час за столом проходит почти незаметно. Тия отправляется на кухню – помочь с мытьем посуды. Клэр отводит ее в сторону.
– У тебя действительно все в порядке? – спрашивает Клэр. – Я беспокоюсь за тебя. Паппи тоже.
Они несут к раковине новую стопку тарелок.
– У меня все в порядке. Честное слово.
– Тия, я же тебя знаю. По лицу вижу.
– И что ты видишь?
Клэр отряхивает мокрые руки и пристально смотрит на Тию.
– Что вижу? Утомление. Беспокойство. Одиночество. Не знаю, почему Матерь заставляет тебя