Танцуют все - Андрей Михайлович Столяров
Тут, однако, мы быстро сошлись во мнении, что невозможно определить: империя маглоров существует в реальности (её, например, можно было бы наблюдать в телескоп) или она представляет собой миф конкретной Игры, оставаясь легендой в её локальном пространстве. Впрочем, для нас особой разницы нет: угроза тотального игрового порабощения присутствовала и в том случае, и в другом.
— Так что же, выхода нет? — настойчиво спрашивала Адель. — Они победят? Мы все подчинимся маглорам?
Она теребила янтарный кулончик — каплю, оправленную в серебро, надетую теперь вместо ошейника.
Я осторожно отвечал, что в краткосрочной перспективе, то есть сейчас, этот вариант, к сожалению, наиболее вероятен.
— Но почему, почему?
— Да потому, что наш нынешний мир ужасен. Мы привыкли к нему, стараемся не замечать, но в действительности это пожар в сумасшедшем доме: ползёт дым, рушатся горящие балки, а жильцы, вместо того чтобы пожар тушить, дерутся между собой, выясняя, кто кому какую обиду нанёс. Подумаешь, маглоры какие-то! Да народы, человечество вообще распахнёт объятия любым маглорам, лишь бы погасили огонь и установили в мире Закон и Порядок. И прежде всего объятия распахнут политики. Любая власть воспримет маглоров как неожиданное и долгожданное счастье. Ведь образуется, с их точки зрения, идеальное общество: золотой миллиард, нет, не миллиард, это много, скорее сто миллионов, которые ни в какую Игру не пойдут, они будут править, причём уже без всяких ограничений, и десять миллиардов послушных зомби, которые станут работать, покупать рекламируемые товары. Излучатели обязательно будут построены, будут возведены храмы, где станут славить Маглора. Элиты выполнят все формальности, а ничего больше Игра от них не потребует...
— И ты так спокойно рассуждаешь?
Н-да... Всё-таки не получалось у меня осторожно.
— Ладно, —говорили Адели. —Тогда давай так. Когда-то давно читал я роман, фантастический, но это не имеет значения, об обществе, где появлялись люди, которые желали странного. Они не довольствуются тем, что есть, они жаждут того, чего нет. Конечно, таких людей очень немного, но они появляются неизбежно. Вот как раз они в Игру не пойдут. Им будет душно, они захотят вдохнуть обжигающий воздух будущего, увидеть, что там, за границами привычного бытия, и — пусть даже рискуя всем, даже жизнью — эти границы перешагнуть. И тогда треснет ветшающий фундамент Игры, и зашатается возведённая на нём галактическая империя, и придёт новый мир, который мы пока не в состоянии вообразить...
— И когда это произойдёт?
— Могу сказать лишь одно: это — произойдёт.
Вот о чём мы с ней разговаривали.
Очень аккуратно и как бы к слову я сообщил Адели о смерти Ивана. Примерно через четверть часа после его схватки с маглором (Иван ещё и компьютер выключить не успел, скачивал анонимайзеры, пытался, видимо, снова войти в Игру) к нему в квартиру ворвалось около десятка людей, вышибли входную дверь, вдребезги разнесли компьютер, все было кончено буквально за пару минут. У Ивана был пистолет, но стрелять он не стал. Меня известил об этом незнакомый мужской голос по тому телефону, который Иван оставил для связи с ним. Человек не назвался, представился как его коллега, добавил, что ни один из нападавших, вообще ни один, не был с Иваном знаком, действия свои они объяснить не могли, мотивировали их тем, что Ивана надо было убить: так якобы повелел им некий Небесный Глас. А через пару часов все они впали в полукоматозное состояние. Более — ничего. Какой-то абсурд.
Адели я всех подробностей не рассказывал. Да она и не интересовалась: кто для неё был Иван? Она и видела-то его пару раз: у нас в квартире. Для неё это были незначительные эпизоды, мелочи, еле брезжащие сквозь ядовитые миазмы Игры.
Что ж, пусть будет так.
Единственное, чего я не понимал, — почему зомби ворвались в квартиру к Ивану, а не ко мне: вход в Игру был совершён с ноутбука Адели. Или маглор отследил дистанционный трафик.
Вполне может быть.
И ещё некоторое время я опасался, что за нами, как за Иваном, тоже могут прийти: из соседних квартир, с верхних этажей, из дома напротив — те, кто услышал призыв маглора о помощи. Однако никто не звонил, не стучал, соседи, с которыми я сталкивался в лифте или парадной, скользили равнодушными взглядами. Вероятно, маглоры нас с Аделью как угрозу не воспринимали. Мы находились для них как бы в слепом пятне.
В остальном же ничего особенного в нашей жизни не происходило. Адель по обычной почте послала заявление в свою фирму: увольняется по собственному желанию.
— Не хочу туда возвращаться. Там — одни зомби, — сказала она. — Уверена, все они уже снова в Игре.
— А тебе это не грозит? — спрашивал я. Адель, как в ознобе, передёргивала плечами:
— Бр-р-р... Нет!..
Уже хорошо. Свой айфон она почти полностью заблокировала, теперь связаться с ней никто, кроме меня, не мог. Да никто ею и не интересовался. Несколько раз звонила по обычному телефону некая темпераментная Валентина, подруга, вроде из той же фирмы, но разговаривать с ней Адель наотрез отказывалась:
— Скажи, что я больше здесь не живу!
Валентина благополучно сгинула.
Наотрез отказывалась она и говорить с Евой или Арсением, которые, как заведённые, продолжали названивать из своего Дюссельдорфа — каждую субботу и воскресенье.
Взвалила эту обязанность на меня:
— Они ведь тоже в Игре? Не спорь, не спорь, я у них, в Дюссельдорфе, была. О маглорах они, может быть, и не слышали, но движутся в жизни, словно куклы на ниточках, и говорят только то, что им вдалбливает суфлёр... И улыбаются, улыбаются... Боже мой!.. Тоска смертная!.. Помнишь, ты мне как-то сказал, что чума, проклятие двадцать первого века — это не Чёрная смерть, а Серая жизнь...
— Это не я, это Олдос Хаксли...
— Не имеет значения. — Она пальцем указала на телефон (разговор происходил как раз после родительского звонка) . — Ну вот.
Возразить на это мне было нечего. В Европе я бывал много раз — и на конференциях, и с лекциями, и просто
