Танцуют все - Андрей Михайлович Столяров
Всё было кончено. Мне хотелось крепко зажмуриться. Отчаяние, как болотная жижа, хлынуло в горло, в лёгкие, в сердце. Я не мог ни выдохнуть, ни вдохнуть. Казалось, что и меня от смерти тоже отделяет одно мгновение. Веки у меня подёргивались. И всё-таки хорошо, что я их не сомкнул. В следующую секунду маглор как-то тоненько всхлипнул, вытянулся, став чуть ли не на полголовы выше, отпустил Ивана, сделал два неуверенных шага назад, и я увидел, что из груди его, там, где, по словам Хухрика, находилась таинственная «точка жизни», торчит рукоять ножа. Причём она тут же вспыхнула пронзительно-лимонным сиянием, будто раскалённая плазма, будто сгусток неземного огня — маглор зашатался и по груди его веером пиксельных искр начали расползаться мерцающие мелкие трещины.
Так вот в чём заключалась идея Ивана! Прикинуться выдохшимся, ослабевшим, позволить маглору вплотную себя обхватить и тогда ударить ножом, который он держал в левой руке.
Рискованно. Очень рискованно. Но, как оказалось, — оправданный риск.
По-настоящему обрадоваться я не успел. Пошатывающийся маглор открыл широкий, как у лягушки, рот, и в воздухе поплыли басовые напряжённые глоссолалии:
— Ааа... иии... оммма... ааа...
Они были тугие, почти вещественные, давили на барабанные перепонки, втискивая сквозь них в мозг мутную боль. Слышать это было невыносимо. Я инстинктивно зажал уши ладонями. Казалось, в голову заливают расплавленный стеарин.
Я трясся. Я качался из стороны в сторону.
Возможно, я постанывал или мычал.
Впрочем, длилось это недолго. Пространство Игры мигнуло, точно на мгновение вырубилось электричество, потом вновь зажглось, но уже багровым хаосом переливающихся теней. Затем что-то оглушительно щёлкнуло и окончательно отключилось. Я сидел перед гладким тёмным экраном мёртвого ноутбука.
Тяжело, как Иван, дышал.
Квартира казалась чужой.
«Игра— это искушение, которому почти невозможно противостоять. Сначала ты начинаешь играть в неё, а потом она начинает играть тобой. И с этого момента ты уже проиграл. Ты становишься фигурантом чужого действия... Выиграть в Большой игре под названием жизнь, можно лишь нарушая правила этой Игры...»
Йен Хеннек «Тотальная игромания».
Ломка у Адели продолжалась несколько дней. Сначала она просто лежала неподвижно, как кукла. Потом начала с трудом, как бы по частям, подниматься на ноги, мелкими неуверенными шажками, опираясь о стену, добиралась, куда ей надо. От помощи тем не менее отказывалась категорически: нет, я сама, сама!.. Снова пластом падала в постель. Иногда из-под зажмуренных век начинали течь слёзы. Адель чуть слышно всхлипывала и растирала их по щекам ладонями.
— Опять? — спрашивал я.
— Да, опять...
Ей снился маглор. К счастью, всё реже и реже. Оставалось надеяться, что скоро он исчезнет совсем. Несмотря на её слабые протесты, я вызвал врача. Пожилая женщина, судя по всему, опытная, спокойная, измерила давление, расспросила о самочувствии. Мне она сказала, что приступ апатии, истощение психических и физических сил наблюдается в последние несколько дней у многих.
— Не успеваем за темпом жизни, носимся, как сумасшедшие, но хотим ещё больше, ещё лучше, ещё быстрее, ни на секунду не останавливаемся, растрачиваем в горячке деятельности все резервы, эмоции выгорают и вдруг — человек падает, не может пошевелиться. У меня сейчас полно таких пациентов...
Рекомендовала витамины, длительные прогулки, режим, правильное питание, съездить куда-нибудь, сменить обстановку.
— Если будет хуже — звоните.
В общем, всё было понятно и так.
Наконец, Адель начала понемногу есть, большими глотками пила воду и соки. Затем стала ходить уже вполне уверенно, иногда, правда, пошатывалась, хваталась за спинки стульев, присаживалась на несколько минут отдохнуть. Ошейник постепенно рассасывался. К концу недели он стал практически незаметен. Рептилоидные черты, как обозначил их Хухрик, тоже сошли на нет. Видимо, она в ошейнике пробыла недолго... Выходить на улицу она всё же не рисковала. Подолгу стояла у окна, глядя в переулок, испятнанный солнечными отражениями стёкол.
Мы о многом переговорили. Адель, пересиливая себя, рассказывала о вселенной маглоров.
— Словами трудно передать, — утверждала она. — Представь себе мир прозрачный, сияющий, как бы хрустальный, и вместе с тем — тёплый, родной, согретый какой-то внутренней эманацией. Я правильно употребила этот термин? Дышишь ею и не понимаешь, как могла дышать чем-то другим. После неё наш, земной, воздух кажется мёртвым. Главное — ощущение Вселенской Гармонии, всё просто и ясно, понятно, что говорить и что делать. Более того, понятно, как жить. И понятно дарованное тебе предназначение, выше которого нет ничего: распространить Гармонию на весь мир. Необыкновенное чувство единства: все — братья и сестры, нас неисчислимое множество, целая галактика родных, близких людей. И каждый, без исключения, любит тебя, и каждый, если потребуется, тут же придёт на помощь. Чувствуешь, что живёшь правильно, в соответствии со всеми стремлениями души. Настоящее счастье. И когда вдруг лишаешься этого... — Тут она слегка задохнулась. — Когда оно исчезает... Не знаю, как объяснить...
В сердце — холодная пустота... страшный голод... не физический, какой-то другой... будто умер близкий человек, и его отсутствие уже ничем не восполнить...
Что я мог ответить? Готовность прийти на помощь в данном случае аналогична тому, как работает автомат с напитками: опустишь монетку — выскочит аккуратная баночка с ярлычком. Подлинного сопереживания нет. Автомат, разумеется, не поймёт, что ты умираешь от жажды, и по собственной инициативе не предложит тебе ни глотка воды. Кстати, скажу, что и человек, надевший ошейник маглора, вовсе не раб. Раб своё рабское состояние осознаёт, он может взбунтоваться, восстать, а человек в ошейнике, если я правильно понял, даже в принципе не мыслит себя рабом. Он считает это счастьем. Это скорее зомби, хотя термин тоже неточный.
Мы говорили о том, что нас ждёт. По словам Адели, галактическая империя маглоров включает в себя уже несколько звёздных систем. Везде
