Евгений Лукин - Амёба
Вавочка расстроен. Он закрывает окно, защёлкивает оба шпингалета и, видя, что Сан Саныч на этот раз что-то не торопится заглянуть в чуланчик, решает найти шефа сам. Вдруг ещё не поздно переиграть насчёт «Афедрона»!
Молоток и пила звучат особенно бодро, и это наводит на мысль, что начальство обретается где-то поблизости. Коридор выводит Вавочку в светлый зал, разгороженный деревянными каркасами будущих переборок. Так и есть. За работой двух старичков-строителей с напряжённым вниманием наблюдает чуть ли не весь совет директоров. На лицах — тягостное сомнение: а нужно ли всё это? Может, пока не поздно, поделить навар — да врассыпную?..
Отцы-основатели. Высоченные молодые парни в безукоризненных тёмных костюмах и при галстуках. Кровь с молоком — прямо хоть на племя. Малорослый Вавочка смотрит на них с некоторой завистью: и откуда такие здоровые берутся!.. Впрочем, Вавочка знает, откуда. Вон тот, пошире и постарше других, в прошлом замполит полка. Рядом его младший брат — бывший комсорг цеха. А вон те двое — вообще из обкома комсомола… И горькое чувство отменённой классовой ненависти овладевает на секунду Вавочкой. За что боролись? За что под танки падали?
Переступая через привинченные болтами к полу четырёхгранные брусья, Вавочка минует приоткрытую дверь управляющего Фондом — тоже весьма представительного юноши, которому, по слухам, сидеть потом за тех, что толпятся сейчас возле трудолюбивых старичков.
Судя по безукоризненной вежливости, управляющий говорит по телефону с держательницей акций.
— Льготы наследникам? — переспрашивает он. — В случае вашей смерти? Ну, во-первых, вам надо будет представить… Вы записываете? Свидетельство о смерти…
Где-то на первом этаже взвизгивает электродрель. Фонд растёт, изменяется, пускает корешки и выбрасывает побеги. Отделы дробятся, сливаются, переезжают, становятся независимыми и снова просятся под крышу. Чёрт ногу сломит! Налоговое управление — тоже.
Одни лишь реклама с маркетингом затаились, как пауки, в двух своих чуланчиках и, никуда не переезжая, вынашивают планы обвального этапа рекламной кампании.
Перед дверью с плакатиком «ТИШЕ! РАБОТАЮТ ЛЮДИ!» Вавочка малость помешкал. Щёлкала машинка. Кто бы это там мог щёлкать? Лёня так быстро не умеет. Значит, либо шеф, либо этот… новенький. Новенького Вавочка сильно не любил. Было за что.
Наконец потянул дверную ручку, треск машинки оборвался — и надо бы прикрыть дверь, да поздно: они уже увидели его и узнали, зеленоватые насмешливые глаза, вечно лишающие Вавочку душевного равновесия.
Пришлось войти. Сквозняк сложил синеватый пласт дыма пополам и вышвырнул в форточку, а по стенам зашевелились, зашуршали образцы рекламной продукции. «Если хотите на первое место, мчитесь за акцией „Росхристинвеста“!» Очередной поединок начался.
Поединки, поединки. Что ни разговор — поединок. Вы поймите: деньги для Вавочки не главное. Главное для Вавочки что? Личностью быть! Чтобы из тебя, как из пластилина, никто ничего не лепил. А деньги… Деньги — средство.
Вавочка прикрыл за собой дверь и небрежной походкой прошествовал к одинокому стулу под ало-золотым музейным вымпелом «Победителю социалистического соревнования». Поддёрнул, язвя изяществом, брюки. Сел. Задача была довольно сложна: выяснить насчёт шефа и попутно показать этому выскочке, что в грош его Вавочка не ставит.
— А, марке́тант… — приветливо сказал новичок. Опять склонился над машинкой, потом вдруг замер на секунду и в радостном ошеломлении уставился на Вавочку.
— Батюшка Кураж ты наш! — выговорил он, как всегда, какую-то лютую дурь. Затем потерял к маркетологу интерес и вновь принялся дробить по клавишам.
Вавочка оскорбился. Встал. Закурил. Испепеляюще посматривая на склонённую макушку, прошёлся по комнате от плакатика «НЕ КУРИТЬ!» (возле вымпела) до плакатика «МЕСТО ДЛЯ КУРЕНИЯ» (над столом). Потом обратно.
— Р-романтика стяжательства! — торжественно возгласил новичок. С этими загадочными словами он выдернул лист, отодвинул машинку и уставился на Вавочку. Маркетолог ответил ему тем же. «Ну образованный ты, — нарочито лениво мыслил Вавочка, глядя в ехидные зелёные глаза. — Ну слов до фига выучил. А всё же вот Сан Саныч меня в долю звал, а тебя, небось, не позовёт…»
— Так, стало быть, осиротели мы, Вава?
Маркетолог обиделся. «Кому Вава, а кому Владимир Васильевич!» — хотел уже отрезать он и вдруг запнулся. Осиротели?
— Ба! — сказал новичок. — Да ты ещё, оказывается, ничего не слышал?.. Насчёт «Афедрона»!..
Тут его внезапно одолел приступ дурацкого и, на Вавочкин взгляд, совершенно неприличного смеха.
— Хотел бы я знать, какой козёл им подкинул название! Влезть в «Афедрон»! Бли-ин… — Новичок отсмеялся и продолжил: — Ну ладно. Что Сан Саныч на пару с Лёней перекупил фирму — это ты знаешь. Так вот, позавчера обмывают они, стало быть, приобретение, дым коромыслом — и на тебе! Являются.
— Кто? — еле слышно спросил Вавочка.
— Ну, натурально, теневики. На фирме-то, оказывается, долг висел! Но обрати внимание: на прежнего хозяина не наезжали ни разу — надо полагать, он им и на фиг был не нужен… Причём всё культурно: никаких утюгов, никаких паяльников, с бухгалтером приехали. Сан Саныч за телефон — телефон отрезан. «Ладно, — говорит, — волки позорные, чего надо?» Короче, пришлось ему, по слухам, кое-что подписать. Ушли теневики. Гасит Сан Саныч с горя ещё один стакан коньяка, выглядывает в окошко, а там гости дорогие в машину садятся. И тут ему, видать, обидно стало. Хватает он стопку тарелок из серванта — и с шестого этажа по теневикам! Одну за другой! Те залегли сначала, а потом смотрят — тарелки. Обиделись, вернулись, начистили Сан Санычу рыло и увезли. Так что, Вава, мы тут с тобой дурака валяем, а шеф с Лёней вторые сутки в теневой экономике сидят…
В ушах недвижного Вавочки стоял ликующе-скорбный вопль. Он глушил всё. Губы новичка шевелились, но звука не было.
Ты мудрый, Вавочка! Как вовремя ты остановился перед тем подъездом! Это мало кому дано: остановиться вовремя!.. Теневиков — тарелками? С шестого этажа? И долг на фирме! Интересно, какой?..
Из вопля вышел шеф — головастый, взъерошенный, широкий, как ларёк. Поигрывая дорогой фарфоровой тарелкой, встопорщил усы, сверкнул диковатым цыганским оскалом и сообщил доверительно:
— Ты, главное, за меня держись. Со мной не пропадёшь.
Сообщив, исчез. Вавочка снова стоял в отделе рекламы, рассматриваемый зелёными сочувственно-насмешливыми глазами.
— И что теперь? — Кажется, это спросил он, Вавочка.
— Теперь мне тащить всё это, как я понимаю, на своём горбу. — Новичок брезгливо шевельнул пальцем пару отбитых на машинке листов. — Кстати, и тебе тоже…
Уже на подходе к чуланчику Вавочка вспомнил, что забыл его запереть, и ускорил шаг. Открыл дверь — и замер в проёме. На краешке письменного стола сидел бочком огромный представительный юноша в тёмном венгерском костюме и с отчаянием разглядывал левую ладонь, словно пытался определить по линиям руки свою дальнейшую судьбу. И Вавочка с неслышимым миру стоном понял, что на большой розовой ладони управляющего Фондом лежат сиреневые микрокирпичики, на которые он расчленил сегодня резинку.
— Что это? — глухо спросил управляющий, поднимая на Вавочку совершенно ошалелый взор.
Вавочка был пришиблен последними новостями и соображал туго.
— Для маркетинговых исследований, — выдавил он наконец.
Управляющий снова уставился на ладонь. Казалось, ещё минута — и он сойдёт с ума.
Вавочка беспомощно пошевелил руками.
— Сан Саныч-то, — сказал он, жалко кривя рот. — А?
Управляющий побагровел.
— Дурак твой Сан Саныч, — рявкнул он и бросил упругие сиреневые крупинки на стол. — Тарелками по рэкетирам — это ж додуматься надо!..
Крупинки подпрыгнули, разлетелись, некоторые упали на пол. Вавочка с управляющим подобрали их и снова положили на место.
— В общем, так, — сказал управляющий, распрямляясь во весь свой внушительный рост. — Принимай отдел маркетинга, а этот ваш новенький… Как его, кстати, по отчеству?
Вавочка смущённо пожал плечами. Честно говоря, он и по имени-то его не знал.
— Ладно, завтра в отделе кадров выясним… Так вот, его бросим на рекламу. Костюм есть?
— Есть, — сказал Вавочка.
— С завтрашнего дня на работу только в костюме и с галстуком.
Вынесенный оползнем событий из бывшего детского садика, ныне украшенного с торца готической надписью «Росхристинвестъ», новорождённый начальник отдела маркетинга стоял и остолбенело смотрел, как грузятся в подержанные иномарки члены совета директоров. Больше троих в машину не помещалось. Поверх костюмов с безукоризненной родословной все как один понапялили чёрные кожаные куртки. Комиссары, блин. Бела кость. И хоть бы портфельчик у кого в руках, хоть папочка…
