Евгений Лукин - Амёба

Евгений Лукин

Амёба

Тот, кто сидел теперь напротив господина Голядкина, был — ужас господина Голядкина, был — стыд господина Голядкина, был — вчерашний кошмар господина Голядкина, одним словом, был сам господин Голядкин.

ОДИН

Сиреневая чернильная резинка аккуратным кирпичиком лежала на исцарапанной крышке письменного стола, и Вавочка с удовольствием эту резинку созерцал, потому что была она новенькая, со стеклянными искрами и чёткими нестёртыми углами.

Налюбовался. Отложил сигарету на стальную линейку и принялся не торопясь, с чувством освобождать от обёртки лезвие безопасной бритвы.

Предстоящая ему работа при всей кажущейся несложности предполагала однако огромное терпение и великолепный глазомер. Хищно прищурясь, Вавочка установил лезвие и начал медленно перепиливать резинку вдоль. Малейший перекос всё бы испортил, но перекосов он избежал. Резинка была развалена на две абсолютно равные доли.

Довольный собой, потянулся к сигарете и обнаружил, что та успела обратиться на треть в цилиндрик серого пепла. Из чего их эти американцы делают? Из пороха, что ли? Бикфордов шнур, а не сигареты…

Одарив Соединённые Штаты презрительной усмешкой, Вавочка затянулся и поразмышлял, сложить ли ему теперь обе части резинки воедино или же перепиливать каждую в отдельности. Поколебавшись, остановился на втором варианте.

Перепилив, прикончил сигарету нежной затяжкой и раздавил огонёк на стальной линейке.

В бывшем детском садике стучали молотки и визжали пилы. За окном, выглядывать в которое не хотелось, урчал принадлежащий Фонду грузовичок, потому что больше урчать было нечему. Тяжкое наследие советской власти. На борту его даже сохранился фрагмент агитки: «НЕ РАБОТАЙ БЕЗ…» Без чего-то там не работай.

Вавочку не тревожили. И лишь когда резинка расчленилась на шестнадцать сиреневых микрокирпичиков, в коридоре громко, как копыта по асфальту, зацокали каблуки. Вавочка усмехнулся и исполненным достоинства мановением руки набросил на плоды своего труда писчий лист. На листе косым летящим почерком шефа было начертано: «Ареал маркетинговых исследований охватывает…» Что именно он (она?) охватывает, шеф, убегая, не дописал. Как всегда.

Тук-тук.

— Не заперто, — сухо известил Вавочка.

Дверь приоткрылась, и в чуланчик заглянуло маленькое миловидное личико, обрамлённое крупными чугунного литья завитками. В глазах — предсмертная тоска. Всё-таки звери эти директора — нашли, кого назначить куратором!

— А что?.. Нет Сан Саныча?..

Вавочка выдержал секундную паузу. Делал он это мастерски. Глядел с укоризной в упор и отсчитывал про себя: «Раз, и…» — а потом уже отвечал.

— Отсутствует, — выговорил он, как клеймо поставил.

— А когда будет?.. — совсем уже умирая, спросило личико.

«Раз, и…»

— Завтра.

Личико страдальчески закатило глаза — и кануло. Вешаться пошла, не иначе… Вконец бабу затрахали. Во всех смыслах. А не будь такой пластилиновой! Всяк что хочет из тебя — то и лепит…

Вавочка хмыкнул и вернулся к прерванному занятию.

Месяца полтора назад (очень вовремя, кстати сказать) он встретил старого, круто пошедшего вверх приятеля, и тот, даже не поздоровавшись, с ходу предложил Вавочке место маркетолога в новорождённом инвестиционном Фонде. Тут же выяснилось, что приятель (начальник управления рекламы и маркетинга) сгоряча раздул штат и вот теперь ему позарез нужно взять на работу девять человек хоть из-под земли. Вавочка, конечно, был не против, но насчёт маркетинга всё же рискнул уточнить. Слово-то он, конечно, слышал и не раз, но вот что оно означает…

Приятель, широкий, как ларёк, встопорщил усы и сверкнул лихой цыганской улыбкой. В тёмных глазах его пела удаль.

— Главное, с супермаркетом не перепутай! — изрёк он. — Посажу в чуланчике, чтобы никто его у нас не оттяпал: будешь сидеть и всем говорить, что я на телевидении… или ещё где-нибудь. А там посмотрим.

Вавочка оторопел и согласился.

Новорождённый Фонд, только что въехавший в бывший детский садик, поразил Вавочку чисто армейским сочетанием железной дисциплины и полного бардака. С девяти утра до шести вечера Вавочка сидел в чуланчике у свежепрорубленного окна, слушал, как с треском отлипают от стен плохо приклеенные обои, и говорил всем, что шеф на телевидении. Ситуацию он для себя определил грубовато, но в целом правильно: А. Фонд намерен ободрать вкладчиков. Б. Шеф намерен ободрать Фонд. Но, во-первых: ободрать по-честному, в соответствии с существующим законодательством. То есть путём рекламной кампании. А во-вторых: поделиться с сотрудниками. С Вавочкой, например.

Всё это было хорошо, но скучно, господа, скучно! Охрана выпускала из помещения только по увольнительной. Мысль о том, что шеф, надёжно прикрытый Вавочкой, пьёт сейчас водку с нужными людьми, увеличивая таким образом свои (а следовательно и Вавочкины) будущие прибыли, как-то не утешала. Слишком велик был моральный ущерб. Это что же: совет директоров в том крыле целыми днями шуршит в преферанс, а он, значит, будет смирно сидеть в чуланчике и изображать примерного сотрудника? Ну нет! Вавочка молод, но главное он уже уяснил. Главное в этой жизни — чтобы никто тебя не лепил, как пластилин. Оглянуться не успеешь — такое вылепят… И ведь лепят уже, лепят вовсю!..

И вот однажды затосковавший вконец маркетолог начал от скуки резать обломком бритвочки окаменевший ластик. Искромсал в мелкую крошку — и выбросил в корзину.

На следующий день пошёл к коменданту и стребовал с него две чернильные резинки. Одну приберёг на завтра, а другую принципиально попытался разрезать на равные кубики. Получилось несуразное число — 241. Вероятно, Вавочка где-то ошибся, и некоторые кубики, подлежащие разрезанию, остались неразрезанными.

Для третьей он специально захватил из дому свежее лезвие в пакетике с непроизносимой иностранной надписью, и уже часам к четырём перед ним на исцарапанной крышке стола лежало 512 (пятьсот двенадцать) абсолютно одинаковых кирпичиков мироздания. На всякий случай он вычислил с помощью калькулятора их должное количество. Получилось 512. Вот так вам!

А то — ишь придумали: целыми днями пули расписывают! А на стене у них плакат: «ХОДА НЕТ — ХОДИ С БУБЕЙ!» Между прочим, выведенный на лазерном принтере… Да ходите, с чего хотите, а дурака из Вавочки делать не надо! Он себе тоже развлечение найдёт.

Пила и молоток в коридоре смолкли, и кто-то произнёс почтительно, чуть ли не робко: «Сан Саныч?» Потом зашумели, заговорили, и Вавочке показалось, что он слышит голос шефа. Приехал, стало быть. С телевидения. Маркетолог озабоченно шмыгнул востреньким своим носиком — принюхался. Всем хорош Сан Саныч, только вот иногда курить бросает. Проветрить, проветрить надо чуланчик.

Вавочка приоткрыл дверь и, щёлкнув ружейными затворами шпингалетов, растворил свежепрорубленное окно. Потом протёр стальную линейку чистым листом, пристроился на краешке стола и стал ждать.

Тёплый сквозняк и мягкий сумбур уличного шума заполнили помещение. Во дворе что-то с треском передвигали, а может, грузили. «Тарелками?» — с ужасом переспросил откуда-то из глубины коридора девичий голос. Снова зазвучала пила, но уже не в таком ударном темпе, как раньше.

Со стороны могло показаться, что Вавочка придремал на краешке стола. Но нет, он не дремал, он мыслил.

Дело в том, что старшая его сестра, резко свихнувшаяся на медитации и прочем астрале, уехала вчера на Дни радости. Уехала где-то так на недельку, и грех было этим не воспользоваться. Скажем, зазвать в гости Сан Саныча и Лёню Антомина, а там уже втроём обговорить втихаря, кому через какую газету доить родимый Фонд. Рекламная-то кампания — на носу!..

Здесь Вавочка засомневался. Он вспомнил, что шеф — человек и впрямь широкий и, если уж идёт к кому в гости, то скупает по дороге всё спиртное, попадающее в поле зрения. Вспомнил заодно, что сталось с мебелью в квартире Лёни Антомина после одного такого совещания, и решил, что нет, зазывать Сан Саныча в гости, пожалуй, не стоит. Убить сестра, конечно, не убьёт (она вон и тараканов теперь бить запрещает!), а с квартиры выставит запросто. Вавочка-то не прописан.

Осень перетасовала сквозняки — ознобом и дрожью дунуло из растворённого окна. Вавочка передёрнул плечами, открыл глаза, и востроносое его личико стало вдруг озабоченным.

Несколько дней назад шеф предложил ему скупить на пару хилую фирму с красивым названием «Афедрон» и даже подсказал, у кого занять нужную сумму. Вавочка, конечно, тут же согласился, пошёл куда сказано, а у самого подъезда взял вдруг и оробел. Чувствует: знобит вроде. Как сейчас. И предположения разные в голову лезут: а если… А вдруг… Минут сорок, наверное, стоял во дворе возле скамеечек, курил в тоске, смотрел на двери подъезда. Так и вернулся. Эх…