Кэтрин Фишер - Инкарцерон

Он должен узнать об этом. Ему нужно сохранить ей жизнь. Он схватил её и толкнул на пол.

– Ложись, – зашипел он. И добавил зло: – Ты что, не понимаешь?! Это же ловушка!

На мгновение её взгляд задержался на нём, и Финн разглядел удивление, переходящее в ужас. Она вырвалась, подскочила и завопила:

– Бегите! Все бегите!

Но уже распахнулись решётки в полу, из люков, подтягиваясь на руках, гремя оружием, полезли люди.

Финн молниеносно оттолкнул человека с клещами, сорвал фальшивые крепления и отшвырнул цепи. Заорал Кейро, над головой просвистел нож. Финн бросился на пол, перевернулся и огляделся.

В зале было черно от дыма. Цивилы кричали и разбегались в надежде укрыться за колоннами, но подонки уже забрались на фургоны, паля во все стороны без разбора, красные вспышки самодельных ружей заполнили пространство едким смрадом.

Он не видел её. Может, она убита, может, убежала. Кто-то махнул ему и бросил оружие прямо в руки; кажется, Лисс, хотя, кто знает – подонки прятались под тёмными шлемами.

Наконец он увидел Маэстру. Она прятала ребятишек под ближайший фургон. Один малыш заплакал, и она схватила его и прижала к себе. Но тут на пол посыпались, лопаясь, словно сырые яйца, маленькие шарики, испускающие вонючий газ. У Финна заслезились глаза. Он вынул и натянул свой шлем с защитной маской, прикрывающей нос и рот. Сквозь пластину для глаз окружающее виделось в красном мареве, но фигуры различались отчётливо.

Она вооружена и стреляет.

– Финн!

Это был Кейро, но Финн его проигнорировал, подбежал к первой повозке, нагнулся, схватил Маэстру за руку и выбил оружие. Та, гневно завопив, потянулась к шлему пальцами в унизанных шипами перчатках – острия заскребли по металлу. На Финна, пиная и толкая, со всех сторон набросились дети, но он уже тянул Маэстру за собой. С телег на пол летела провизия, которую тут же подхватывали и волокли в люки.

Завыла сирена.

Инкарцерон пробудился.

В стенах сдвинулись панели. С громким щелчком на невидимом потолке включились прожекторы, шаря яркими лучами по залу, выхватывая разбегавшихся, как крысы, подонков. Заметались безразмерные тени.

– Уходим! – заорал Кейро.

Финн волок женщину за собой. Неподалёку от них безжалостный луч поймал убегающую фигуру, и та беззвучно испарилась. Плакали дети.

Потрясённая, почти не дыша, женщина повернулась, взглянув на то, что осталось от её людей. Финн потащил её к люку.

Их взгляды встретились.

– Вниз! – выдохнул он. – Или умрёшь.

На секунду ему показалось, что она не послушается.

Но она плюнула в него, вырвалась и спрыгнула в люк сама.

Вспышка белого пламени обожгла камни, и Финн торопливо прыгнул следом за пленницей.

Скат был из белого шелка, тугого и прочного. Финн стремительно соскользнул по нему прямо в кучу награбленных мехов и всякой металлической всячины.

Уже отконвоированная в сторону, с дулом у виска, Маэстра встретила его презрительным взглядом.

Финн медленно и тяжело поднялся. Повсюду вокруг в тоннель скатывались нагруженные добычей подонки, некоторые раненные, многие почти без сознания. Последним, легко приземлившись на ноги, прибыл Кейро.

Решётки с грохотом захлопнулись.

Скаты опали.

Смутные фигуры, тяжело дыша и кашляя, сдирали с себя маски.

Кейро медленно снял свою, явив миру прекрасное перепачканное лицо. Финн зло набросился на него:

– Что произошло?! Я чуть не свихнулся! Чего вы так долго?

Кейро улыбнулся.

– Успокойся. У Акло не получался фокус с газом. А тебе удалось их заговорить.

Он посмотрел на женщину.

– Зачем она тебе?

Финн в сердцах отмахнулся.

– Заложница.

Кейро выгнул бровь.

– Слишком много возни.

Он сделал знак человеку с ружьём, тот клацнул спусковым крючком. Маэстра побледнела.

– Я рисковал жизнью и имею право на особую награду, – упрямо заявил Финн.–  Он не шевельнулся, однако его тон привлёк внимание Кейро.  Секунду они смотрели друг на друга. Затем его заклятый брат холодно произнёс:

– Ну, если она тебе нужна.

– Она мне нужна.

Кейро снова посмотрел на женщину, пожал плечами.

– О вкусах не спорят.

Затем хлопнул Финна по плечу, выбив облако пыли, и прибавил:

– Отличная работа, брат.

2

Мы выберем и воссоздадим Эру из прошлого.

Мы построим мир, свободный от перемен, а значит, тревог и потрясений.

Мы построим рай!

Дуб, похоже, был настоящий, только специально состаренный. Подобрав юбку, она легко взбиралась по огромным ветвям всё выше. Трещали сучья, и зелёный  лишайник пачкал пальцы.

– Клодия! Уже четыре часа! – визгливо крикнула  Элис откуда-то из розового сада.

Пропустив призыв мимо ушей, Клодия раздвинула листву и выглянула наружу.

С этой высоты она видела всю усадьбу: огород, теплицы и оранжереи, корявые яблони в саду, амбары, где зимой устраивали танцы. Видела просторные зелёные лужайки, спускавшиеся к озеру, и полосу буков, за которыми скрывалась тропинка на Хитеркросс. Дальше, к западу дымились трубы фермы Элтана, на холме Эрмер возвышалась колокольня старой церкви, увенчанная сверкающим флюгером. Ещё дальше, на мили и мили, простирались обширные земли поместья Смотрителя: луга, деревни, дороги, туманные дымки над реками  – словно сине-зелёное лоскутное одеяло,

Она облокотилась о ствол и вздохнула. Какая мирная картина, столь совершенная в своём обмане. Как тяжело будет покинуть всё это.

– Клодия! Поторопись!

Теперь голос звучал тише. Видимо, нянька убежала обратно к дому – беспокойно захлопали крыльями голуби, словно кто-то поднимался по ступеням мимо голубятни. Часы на конюшне начали отбивать время, жаркий день наполнился перезвоном курантов.

Сквозь знойное марево Клодия заметила на тракте карету.

И поджала губы. Что-то он рано.

Даже с такого расстояния было видно, как из-под колёс чёрного экипажа поднимаются клубы дорожной пыли. Четыре чёрных коня в упряжке и восемь всадников свиты. Клодия тихонько фыркнула. Смотритель Инкарцерона даже путешествует с шиком. На дверях кареты красовался его герб, длинный флажок трепыхался на ветру. На передке сражался с упряжью кучер в чёрно-золотой ливрее, отчётливо слышался посвист хлыста.

Она сидела очень тихо. Пищала и перепрыгивала с ветки на ветку пичуга и наконец устроилась в листве неподалёку от Клодии. Выдала короткую мягкую трель. Наверное, какой-то подвид зяблика.

Карета подъехала к деревне. Из кузни выглянул кузнец, стайка детей выбежала из сарая. Собаки ответили громким лаем на грохот копыт кавалькады. Кони сбились в кучу, въезжая в узкий проход между нависающими домами.

Клодия достала из кармана визор. Он был вне-Эры и вне закона, но это неважно. Натянув его на глаза, она переждала краткий головокружительный миг привыкания к линзам, а потом изображение увеличилось, и она разглядела всадников в подробностях: отцовский управляющий Гаррх, на чалой лошадке; загадочный секретарь Лукас Медликоут; вооружённая охрана в пёстрых костюмах.

Визор был так хорош, что она почти прочитала по губам кучера ругательство. Сигнальщики  на мосту дали отмашку, и она осознала, что прибывшие уже достигли рва и дворцовых ворот. Мистрисс Симми бежала к выходу с кухонным полотенцем в руке, разгоняя суетливых кур.

Клодия нахмурилась и сняла визор, спугнув птичку. Мир вернулся на свои места, карета снова уменьшилась.

– Клодия! Они уже здесь! Иди же переодеваться! – запричитала Элис.

На какое-то мгновение она позволила себе подумать, что никуда не пойдёт. С удовольствием представила, как у него на глазах спускается с дерева и предстаёт перед ним во всей красе – с растрёпанными волосами и в старом зелёном платье с разодранным подолом. Отец, конечно, разозлится, но ничего не скажет. Наверное, если бы она заявилась голой, он ничего бы не сказал. Лишь: «Клодия, моя дорогая». И холодный поцелуй в щёку.

Она развернулась на ветке и полезла вниз, гадая, получит ли подарок. Обычно получала. Что-нибудь дорогое, изящное, выбранное для него одной из придворных дам. В предыдущий раз это была хрустальная птица в золотой клетке, издававшая пронзительные визгливые трели. Хотя в поместье и без того хватало птиц, в основном, настоящих – они летали повсюду, шумно выясняли отношения и щебетали под застрехами.

Спрыгнув, она побежала через лужайку к широким каменным ступеням. Дворец вырастал у неё перед глазами: нагретые солнцем камни, багряные цветы глицинии, оплетавшей башенки и  кривые углы, три изящных лебедя на тёмной глади глубокого крепостного рва. На крыше ворковали и самодовольно семенили голуби, время от времени перелетая на угловые башни и прячась в кучках соломы, собранных в амбразурах и бойницах многими поколениями птиц. Ну, или предполагалось, что это так.