Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина (сборник)

— Ваше падение очень испугало меня, лорд Валентин, а вы знаете, что я не робкого десятка. Так вы утверждаете, что все дело в вине?

— Так я сказал там, снаружи.

— Сдается мне, вино тут ни при чем.

— Наверное. Делиамбер считает, что это чары.

— Чьи?

Валентин посмотрел на врууна.

— Что скажешь?

Поведение Делиамбера выражало крайнее замешательство. Валентину нечасто приходилось видеть колдуна в таком состоянии: бесчисленные щупальца крохотного существа в смятении сплетались и шевелились, огромные желтые глаза излучали странный блеск, клюв, похожий на птичий, словно что-то перемалывал.

— Я затрудняюсь с ответом, — сказал наконец Делиамбер. — Точно так же, как не все сны являются посланиями, так и не все чары имеют своего создателя.

— Иногда чары создают сами себя, так? — спросил Валентин.

— Не совсем. Но существуют чары, мой лорд, которые возникают самопроизвольно — изнутри, из чьей-либо души, сосредоточиваясь в ее пустотах.

— О чем ты говоришь? Что я сам на себя навел порчу?:

— Сны и чары — одно и то же, лорд Валентин, — мягко заметила Тизана. — Внутри нас дают о себе знать определенные предчувствия. Предзнаменования стараются пробиться, чтобы попасть в поле зрения. Собираются бури, а они и есть предвестники.

— И ты так быстро все это увидела? Знаешь, прямо перед пиром мне привиделся тревожный сон, и был он, скорее всего, наполнен предзнаменованиями, предсказаниями и предвестниками бури. Но если я не разговаривал во сне, значит, и тебе не мог ничего сказать, разве не так?

— Думаю, вам снился хаос, мой лорд.

Валентин широко раскрыл глаза.

— Откуда ты узнала?

— Хаос должен наступить, — пожав плечами, ответила Тизана. — Все мы признаем справедливость этого утверждения. В мире осталось незаконченное дело, и оно взывает к своему завершению.

— Ты говоришь о метаморфах, — пробормотал Валентин.

— Я не осмеливаюсь давать вам советы относительно дел государственных…

— Оставь эти церемонии. От советников я жду советов, а не расшаркиваний.

— Моя область — лишь царство снов.

— Мне снился снег на Замковой горе и великое землетрясение, расколовшее мир.

— Желаете, чтобы я растолковала вам сон, мой лорд?

— Как ты можешь его толковать, если мы еще не выпили сонного вина?

— Сейчас не слишком удачное время для толкования снов, — твердо заявил Делиамбер. — Для одной ночи у короналя видений было более чем достаточно. Если он сейчас выпьет сонного вина, то это не пойдет ему на пользу. Полагаю, время терпит…

— Мы можем обойтись без вина, — перебила Тизана. — Этот сон может растолковать и ребенок. Землетрясение? Раскол мира? Что ж, вам надо готовиться к тяжким временам, мой лорд.

— О чем ты говоришь?

— Близится война, мой лорд, — вместо Тизаны ответил Слит.

Валентин резко обернулся и устремил взгляд на бывшего жонглера.

— Война? — вскричал он. — Война?!! Неужели мне вновь придется сражаться? За восемь тысяч лет я был первым короналем, вынужденным вывести войска на поле битвы! Неужели мне предстоит сделать это во второй раз?

— Вам наверняка известно, мой лорд, — объяснил Слит, — что борьба за реставрацию была лишь первой схваткой истинной войны, которую придется вести; войны, назревавшей на протяжении столетий. Думаю, вы и сами знаете, что ее невозможно избежать.

— Нет таких войн, которых нельзя избежать.

— Вы так считаете, мой лорд?

Корональ бросил на Слита сердитый взгляд, но ничего не ответил. Они все твердили о том, что он давно уже понял, хотя не хотел об этом слышать. Слова Слита вновь вызвали в его душе страшное беспокойство. Мгновение спустя он встал и принялся молча расхаживать по комнате. В дальнем конце ее стояла громадная жутковатая скульптура, вырезанная из кости морских драконов: переплетенные пальцы двух соединенных ладоней или, может быть, смыкающиеся клыки какой-то колоссальной демонической пасти. Валентин долго простоял у изваяния, бесцельно поглаживая блестящую, отполированную поверхность. «Незаконченное дело, сказала Тизана. Да-да. меняющие форму, метаморфы, пиуривары — назови их любым именем на выбор — аборигены Маджипура, у которых четырнадцать тысячелетий назад переселенцы со звезд отняли этот дивный мир. Восемь долгих лет я пытался понять потребности этого народа, но так ничего и не узнал». Он вновь повернулся к своим собеседникам.

— Когда я поднялся, чтобы произнести речь, мне вдруг вспомнились слова главного представителя понтифекса: «Корональ — это мир, а мир — это корональ». И внезапно я словно стал Маджипуром. Все происходившее в любом уголке мира проходило через мою душу.

— У вас и раньше такое бывало, — сказала Тизана. — В снах, которые я толковала: вы говорили, что видели вырастающие из земли двадцать миллиардов золотых нитей и держали их все в правой руке… И еще один сон: когда вы широко раскинули руки и обняли весь мир, и…

— То другое, — перебил Валентин. — А в этот раз мир распадался на части.

— То есть как?

— Буквально. Разваливался на куски. Не осталось ничего, кроме моря тьмы… в нее-то я и упал…

— Хорнкэст говорил правду, — тихо промолвила Тизана. — Вы и есть мир, ваша светлость. Темное знание ищет к вам путь и собирается со всего света вокруг вас. Это послание, мой лорд, но не от Хозяйки Острова, не от Короля Снов, а от самого мира.

Валентин повернулся к врууну.

— Что скажешь, Делиамбер?

— Тизану я знаю, кажется, лет пятьдесят и ни разу не слышал, чтобы из ее уст звучали глупые речи.

— Значит, будет война?

— Думаю, что война уже началась, — ответил Делиамбер.

Глава 2

Хиссун корил себя за опоздание на пир. Первая официальная церемония, на которой он присутствовал с тех пор, как очутился в кругу приближенных лорда Валентина, — и на тебе, даже не прийти вовремя. Возмутительная небрежность!

Часть вины лежала на его сестре Эйлимур. Все то время, что он пытался облачиться в красивые парадные одежды, она приставала к нему, суетилась, поправляла наплечную цепь, переживала по поводу длины и покроя камзола, отыскивала на начищенных до зеркального блеска башмаках видимые только ей пятнышки. Эйлимур было пятнадцать лет, нелегкая пора для девушки, — впрочем, Хиссуну иногда казалось, что у девушек любой возраст труден, — и она старалась держаться властно, своевольно, вникала во все домашние дела.

Так что своим стремлением надлежащим образом подготовить Хиссуна к банкету у короналя сестра помогла ему опоздать. Эйлимур потратила минут двадцать, как ему показалось, просто вертя в руках знак его звания — небольшой золотой эполет в виде Горящей Звезды, который он намеревался носить на левом плече в образуемой цепью петле. Девушка бесконечно долго передвигала этот эполет то в одну, то в другую сторону, вымеряя доли дюйма, чтобы разместить эмблему как можно точнее по центру, пока наконец не сказала:

— Отлично. Все. Вот так, посмотри. Нравится?

Она схватила свое старое зеркало, потускневшее и частично осыпавшееся с обратной стороны, и сунула ему под нос. Хиссун увидел мутное, искаженное отражение: этакий незнакомец в пышных одеждах, будто собравшийся на маскарад, — картинный, театральный, неправдоподобный вид. И все же он осознал новое ощущение величавости и властности, пришедшее к нему благодаря новому наряду. Как странно, подумал он, что торопливо подогнанное у модного портного с площади Масок облачение смогло произвести столь разительную перемену: теперь он больше не Хиссун — озорной уличный оборвыш, не беспокойный и неуверенный в себе молодой человек, но Хиссун-щеголь, Хиссун-павлин, гордый собой соратник короналя.

А еще — Хиссун-опаздывающий. Хотя, если поторопиться, можно было бы добраться до большого зала понтифекса вовремя.

Но тут вернулась с работы его мать Эльсинома, что стало причиной дальнейшей задержки. Войдя в комнату, эта хрупкая, темноволосая, бледная и усталая женщина посмотрела на него с таким благоговением и удивлением, будто кто-то поймал комету и запустил в свободный полет по ее убогой квартире. Глаза Эль-синомы горели, от лица исходил невиданный раньше свет.

— Ты потрясающе выглядишь, Хиссун! Какая роскошь!

Усмехнувшись, он развернулся, чтобы продемонстрировать свое великолепие.

— Просто глазам не верится, да? У меня прямо вид рыцаря с Замковой горы!

— У тебя вид принца! Короналя!

— Ну да, конечно! Лорд Хиссун! Короналю, насколько я знаю, подобает горностаевая мантия, чудесный зеленый дублет и еще, пожалуй, огромная затейливая подвеска в виде Горящей Звезды на груди. Однако я и так хорош, правда, мама?

Они посмеялись, и, несмотря на усталость, мать обняла его и даже протанцевала вместе с ним по комнате, но вскоре отпустила.