Елена Кочергина - Свет за облаками (сборник)
И опять Адамис не дошёл до своего дома. На этот раз он направил свои стопы в сторону Кафедры Проповедника. Интересно, что ответит на его вопросы этот поборник разума и логики?
Обстоятельно описав Проповеднику свою проблему, Адамис уже приготовился слушать про долг Обществу и про то, что долг этот — выше и важнее личного счастья, но на этот раз человек в чёрном удивил его.
— Братья и сёстры, я не буду сегодня поучать вас и говорить о том, что вы и так отлично знаете, — сказал он. — Лучше я расскажу вам про свой собственный поиск счастья!
Проповедник глубоко вздохнул, набирая в грудь побольше воздуха, пригладил остатки волос на голове и наконец повёл свой рассказ.
— Да, братья и сёстры, я и сам когда-то стремился к счастью. Эта «синяя птица» однажды завладела моим умом и сердцем, и я всем своим существом восхотел поймать её. В погоне за счастьем я перепробовал всё возможное и невозможное. Я объездил всю землю, но не нашёл счастья ни в одном из уголков планеты. Тогда я решил искать счастье в любви, но и тут потерпел неудачу. Любовь к женщине оказалась штукой эфемерной и испарилась почти сразу, как только я женился на своей возлюбленной, а семейная жизнь не принесла мне долгожданного успокоения. Пытался я поймать свою птицу в занятиях наукой и искусством, но и тут она вновь ускользнула от меня. Я был юношей категоричным — короткие проблески счастья были мне не нужны, я искал постоянного, ничем непоколебимого, полного и абсолютного счастья. Много чего испытал я в своей жизни, но цель моя была по-прежнему далека от меня. И вот однажды, когда я сидел на берегу реки, размышляя о счастье, мне вдруг открылась истина. Я понял — счастья на самом деле нет и быть не может! Это только мираж, который заставляет нас куда-то стремиться, кнутик, понуждающий человека идти вперёд. Как только я осознал эту простую вещь, всё в моей голове сразу встало на свои места. Мне больше не был нужен этот кнутик, и я решил раз и навсегда избавиться от него. С тех самых пор я не ищу счастья, и моими действиями руководит холодный расчёт. И это не так плохо, поверьте мне, братья и сёстры! Я наконец излечился от недуга, испокон веку мучающего всех людей. Я освободился от рабства, обрезал ниточки, соединяющие меня с невидимым кукловодом, и в этом обрёл моё собственное абсолютное, полное и непоколебимое счастье. Я сознательно и без всякого понуждения избрал для себя высокую и благородную цель — служение Обществу. И вот теперь я могу поделиться своим знанием и опытом с вами, моими братьями и сёстрами, чтобы и вы могли скинуть это ярмо и свободно определить свою собственную судьбу!
Откровение Проповедника озадачило Адамиса. Всё, сказанное этим человеком, при первом рассмотрении казалось неоспоримым. Действительно, почему при выборе своего пути в жизни мы не можем не думать о том, принесёт ли нам этот путь счастье или нет? Ведь это своего рода зависимость, рабство. Наверное, когда принимаешь важное решение, лучше откинуть всякие эмоции и взвесить все «за» и «против» на весах разума. Лишь в этом случае можно избрать верную стезю!
Возможно, сам бы Адамис именно так и поступил, если бы речь шла о его собственной судьбе. Но решалась судьба его сына, его Агапэ! Разве можно не думать о том, будет ли его мальчик счастлив или нет? Даже за проблески счастья в его жизни Адамис готов был пожертвовать всем на свете. И это казалось ему правильным.
Озарение пришло внезапно и было подобно вспышке света, выхватившей из тьмы всю картину целиком…
* * *— Послушай меня, Иветта! — стал объяснять он своей возлюбленной, когда дошёл наконец до дома. — Если мы не хотим потерять сына, то должны измениться сами. Я понял, что проблема в нас, а не в нём. Мы стали слишком зависимы от многих вещей, и эта зависимость разлучает нас с нашим Агапэ. Дело в том, что он не хочет становиться подобным нам, а мы всеми своими действиями понуждаем его к этому. Неужели мы правда хотим, чтобы сын повторил наши ошибки?
Иветта молча слушала Адамиса, и в её душе как будто лопался какой-то давний и болезненный нарыв. Ей было мучительно больно, но вместе с тем она впервые за долгое время ощущала, что выздоровление уже близко, при дверях. Она не сомневалась, что Адамис говорит чистую правду и что она сама — главная причина того, что её любимый мальчик так несчастен.
— Мы должны бороться с Лавочницей, Горцем и Проповедником! — продолжал Адамис. — Они даже хуже, чем голованы. Они также пожирали всё это время наши души, только делали это более незаметно и тонко. И мы сами добровольно позволяли им уничтожать себя. Мало того, мы почти уже отдали им нашего сына! Но настал момент положить этому конец!
* * *У Адамиса с Иветтой началась нелёгкая борьба с самими собой — своими желаниями, возросшими потребностями и даже мыслями и мечтами. Они твёрдо решили перестать посещать Горца и Проповедника, а к Лавочнице ходить только за самыми необходимыми вещами. Но это оказалось гораздо труднее, чем мнилось им вначале — укоренившиеся в душе привычки давали о себе знать. Потворствовать своим желаниям было несравненно проще, чем противостоять им. Ноги, казалось, сами несли их к Стойке, Кафедре или Магазину. Особенно тяжело было определить, что им действительно необходимо, а что — нет. Иногда они часами спорили, нужен ли им, например, кусок сыра или это — излишество. А игнорировать Лавочницу, когда она пыталась начать разговор, вообще вначале казалось делом немыслимым — за долгое время она стала им вроде доброй тётушки, к которой они бежали в трудную минуту за утешением и советом. Иветта перестала одна ходить в Магазин — ей было тяжелее всего не поддаться ласковым уговорам Лавочницы и не купить себе какое-нибудь новое платье или губную помаду. Временами ей казалось, что если она не будет прихорашиваться и использовать разные женские ухищрения для поддержания красоты, то Адамис разлюбит её; и тогда она горько плакала по ночам, скрывая от близких свои слёзы. Да и порадовать Агапэ ей тоже очень хотелось. Она привыкла покупать ему новые красивые вещи, фрукты и сладости. Как-то Лавочница сказала ей, что мальчику для нормального роста и развития необходимы витамины, и поэтому надо обязательно разнообразить его рацион. Теперь же Иветта опасалась, что их скудный стол скажется на здоровье Агапэ. И хотя выглядел он прекрасно, ей всё время мерещилось, что с ним что-то не так. Эти страхи постоянно мучили и тяготили её, но отступать назад было ещё страшнее, ведь Иветта теперь точно знала, что Агапэ может потерять что-то более важное, чем физическое здоровье.
Адамису же труднее всего было научиться принимать решения самому и нести за них ответственность, обходясь без мудрых советов Проповедника. Он боялся ошибиться и сделать неверный выбор, который приведёт к плачевным последствиям для любимых им людей. Как же тяжело ему было осознавать, что он может стать причиной страдания своих близких! Гораздо легче было бы устраниться от решения и взвалить бремя ответственности за него на чужие плечи.
Непросто было Адамису обходиться и без вина Горца. Захватывающие приключения и странствия по разным мирам помогали отвлечься от повседневных забот и тревог, почувствовать себя птицей, вырвавшейся наконец из тесной клетки на волю. Отказавшись от всего этого, он впал в жесточайшую депрессию. Тоска порой просто душила его, ему хотелось выть и лезть на стенку от невозможности хотя бы на время уйти от опостылевшей реальности.
Пострадали также и их любимые занятия. Иветта не могла больше нормально рисовать, ведь они не покупали теперь новые краски, кисти и холсты. Правда потом она придумала писать картины на старых простынях, делая краски из всевозможных подручных материалов, а кисти изготовляя из собственных волос, прилаженных к палочкам. Она и не подозревала, что её новые творения, несмотря на свою недолговечность, были во много раз прекраснее старых работ.
Адамис же решил прекратить свои научные изыскания. Теперь он просто целыми днями бродил по лесу, наблюдая за его потаённой жизнью, и, как это ни странно, благодаря этим наблюдениям узнал гораздо больше о природе, чем когда рассматривал в микроскоп какую-нибудь былинку или ставил очередной опыт над цветком.
Несколько раз Адамис с Иветтой всё-таки срывались и бежали за порцией вина или покупали ненужную обновку. Но потом каждый раз с болью оплакивали свой поступок и обещали друг другу больше никогда не поддаваться своим пагубным желаниям.
Если бы не понимание того, что они идут на все эти лишения ради Агапэ, вряд ли им удалось бы устоять перед искушениями и не вернуться к былой жизни. Но мысль о том, что это единственный способ спасти мальчика, поддерживала их и давала силы для борьбы.
Впервые за долгое время Агапэ казался почти счастливым. Он явно не страдал от отсутствия новых игрушек или вкусной еды, и глаза его светились каким-то особенным светом, когда он смотрел, как родители в очередной раз побеждают себя.
