Джефф Вандермеер - Подземный Венисс
— А вот этого не надо! — рявкнул незнакомец, указывая на пистолет.
Шадрах неохотно спрятал оружие в карман и спросил:
— Вы кто?
Наморщенный лоб.
— Меня зовут доктор Фергюсон. Я делал важную операцию, а вы меня отвлекли.
Казалось, он только теперь вспомнил о своих перчатках и, аккуратно сняв их так, что чавкнула резина, швырнул в угол.
Увидел взгляд собеседника и тоже посмотрел на монстров у подножия лестницы. Один из них взвалил себе на спину правую ногу девушки; теперь они дрались за левую.
— Не обращайте внимания. Как ни прискорбно, это спонсоры, покровители наших исследований. По условию контракта им дается полная воля в соборе. Боюсь, у них предсмертное слабоумие. Теперь вот играются с трупами.
Шадрах отвел глаза и покосился на ногти Фергюсона, насквозь пропитанные кровью.
— И вы разрешаете?
Доктор пожал плечами.
Это предусмотрено контрактом о непрерывной помощи. Знаете, трупы ведь мертвые. — Мрачная ухмылка. — А вы чего ждали? Когда вокруг столько мяса, тут не до мистики. Это же несерьезно. И кстати, представьтесь, пожалуйста. Вы так раздразнили очередь, что в коридоре до сих пор пыль столбом.
— Я от Квина. — Шадрах машинально достал свой знак и сунул его хирургу, окидывая взором чудовищно красивый собор во всей его широте и глубине.
Доктор Фергюсон вернул бляху.
— Что вам нужно? Меня ждут в операционной.
— Я тут ищу донора.
Губы собеседника тронула слабая улыбка.
— Все ищут.
— Нет, мне нужен конкретный человек.
— Номер какой?
Шадрах протянул распечатку.
Доктор Фергюсон добрел до помоста и нажал на какие-то кнопки. Вспыхнул голографический экран.
— Сейчас, погодите минуту, произнес хирург, утирая лоб левой рукой. На коже осталась алая полоса. — Ну, расскажите, как там, наверху?
— А вы не видели?
— Ни разу.
— Здесь и родились?
— Нет, родился там, но я ничего не помню про там, только про здесь. Понимаете, когда ваш мир ограничивается пределами человечьего тела, то макромир кажется таким громоздким, таким далеким, туманным… А, вот. — Он прочел на экране какой-то номер. — Донор еще у нас. — Тут доктор нахмурился. — Даже не знаю… Ладно, пойдем. Я покажу дорогу.
— А что такое? Что случилось?
— Да так, ничего. Идем.
Они сошли по ступеням. Благодетели утащили куда-то тело, остался только пурпурный ихоровый след на мраморе. У подножия лестницы доктор Фергюсон помедлил, окинул глазами огромные залы и повернул налево. Шадрах не отставал; его угнетали головокружительные размеры собора, который смотрелся еще необъятнее с нижней площадки. В колоннах мощно струились потоки крови, а по углам высоких арок мужчина заметил горгулий, которые при ближайшем рассмотрении оказались вовсе и не горгулиями, а человеческими головами, затянутыми в белые презервативы и закрепленными на мраморе. Лица у них были не слишком довольные. Приступ гадливости отравил Шадраху чувство облегчения от скорой встречи с Николь, и он незаметно нащупал в кармане оружие. Не нравился ему этот Фергюсон.
Снова дробный шум; мужчина резко обернулся, и как раз вовремя: мимо пронеслась группа интернов с каталкой, нагруженной сердцами, языками, глазами. В спешке одно из мягких яблок выпало на пол. Шадрах окликнул, но врачи пропустили предупреждение мимо ушей и скрылись из виду.
Доктор хмыкнул:
— Это всего лишь глазное яблоко. Там, откуда оно взялось, такого добра навалом. И души у него нет, один только глаз.
Он разразился неистовым смехом и пнул белый шарик в угол.
Потом они долго шли по длинному коридору в молчании. Но вот Фергюсон обернулся и, скаля зубы, замедлил шаг.
— А вы уверены, вы точно хотите увидеть этого донора?
— Хочу.
— Зрелище может оказаться не из приятных.
— Знаю, — обрубил Шадрах, надеясь, что доктор заткнется.
Хирург отвернулся и пошагал дальше; посетитель за ним. Немного погодя до их ушей стали долетать глухие стоны и плач, в которых слышалось отчаяние, обещание долгих дней предсмертной агонии. В конце коридор уводил налево. Звуки доносились из-за поворота.
На углу Фергюсон остановился.
— Вы мне так и не ответили, — заметил он.
— На что? — спросил Шадрах.
Ему представлялась толща льда, от которого твердеют вены. Мужчине было страшно. Страшно оттого, что ждало за углом.
— Как оно там, наверху?
— Светлее.
Притворная улыбочка.
— Я рад, что ты сволочь. Правда, рад. Так даже легче.
— Что легче?
— Здесь уже не до санитарных норм, не до правил, ясно? А как иначе нам управляться с потоком? Тела идут и идут… Вот сюда, за угол, мы их потом и отсылаем.
Лицо хирурга исказила сардоническая усмешка, он похлопал посетителя по плечу:
— Крепись. Собери свою волю в кулак. Пойми, куда может завести человека отчаяние. А теперь я тебя покину.
И тронулся прочь. Когда он почти пропал из виду, Шадрах крикнул вслед:
— А вы правда доктор?
Но тот был уже далеко, и мужчина не разглядел, кивнул он или помотал головой. Без разговоров доктора Фергюсона, без эха его шагов крики, стенания и плач словно набрали силу.
На стене перед глазами Шадраха висело тело, к которому подводилась кровь и прочие вещества. Это был мальчик, похожий на уснувшего ангела. Глаза были закрыты, идеальный рот безмятежно улыбался. Ребенок не слышал воплей; окруженный околоплодной жидкостью, он спал и грезил о верхнем мире и знать ничего не знал, кроме того, о чем твердил ему голос тела.
Шадрах поежился, расправил плечи, глубоко вздохнул и, не тратя времени даром, повернул за угол.
И чуть ли не сразу уперся в тупик. Неужели доктор Фергюсон обманул? Но до ушей по-прежнему долетали стоны, причитания. И вроде бы они звучали откуда-то снизу. Мужчина шагнул вперед и застыл: справа возникли ступени. Лестница вела к железным воротам, а за воротами… бездна, кишащая плотью. И дети — они творили что-то неописуемое. Ребятишки колупали глазные яблоки из лиц, торчащих между металлическими прутьями. Вначале казалось, это люди выглядывали наружу из темницы, но нет: головы были отрезаны от тел, изуродованы, бледны и кровоточили. Дети выковыривали широко раскрытые глаза, словно искали на берегу жемчужины. За воротами и рядом охранников-сурикатов тянулись вдоль стен самоохлаждающиеся «кувшины», где лежали, хранимые от всех превратностей внешней среды, основные органы. Печени, почки, сердца и целые нервные системы, схожие с ветвистыми виноградными лозами, существовали в соседних мирах, среди зеленоватой мути. В прозрачных сосудах ярко светились мозги, в которых через стволы поддерживалось жизнеобеспечение, однако более всего было ног и рук. Отсеченные от своих бывших хозяев, они лежали сырыми грудами либо стояли, как манекены.
Но скалящиеся, похожие на привидений потенциальные покупатели плевали на весь этот жизненный материал, они торговались и даже дрались из-за того, что лежало к ним ближе.
Наконец один из охранников хрипло рявкнул:
— Ну что, вы входите или как?
Шадрах посмотрел на него пустыми глазами. Сурикат повторил вопрос, он кивнул, и внешние ворота распахнулись. Когда они сомкнулись за спиной, мужчина собрался с духом.
— Я тут ищу одного человека. Есть вероятность, что он жив. Куда идти? Что делать?
— Если вам повезет, — отвечал охранник, — найдете его вон там, дальше, где у нас хранится свежачок. — Он осклабился, показав пожелтевшие зубы. — Скоро привыкнете. Все привыкают.
Шадрах вошел за внутренние ворота, и на него нахлынул базарный гул, вопли торговцев, нахваливающих свой товар. В этом было столько скверны, что у мужчины загудело в голове. Сердце, жаждавшее найти возлюбленную целой и невредимой, болезненно сжалось перед суровой реальностью. Мозг отказывался принять то, что уже принимали глаза. Мужчина ощутил себя поверженным, растоптанным, и из его груди вырвался такой глубокий и тоскливый вопль, неизъяснимый и в то же время такой человеческий в этом самом бесчеловечном из мест, что даже окаянные детишки оставили свои лихорадочные забавы с частями тел и с изумлением обернулись посмотреть на рослого, потерпевшего удар чужака.
Запах стоял, как в склепе, чего и следовало ждать, поскольку далеко не все органы сохранили свежесть и были пригодны для пересадки; бессмысленно блуждая в толчее, Шадрах никак не мог понять, зачем их вообще покупают. К примеру, вон та зеленая нога, она же сгнила наполовину — а одноглазый торгуется за нее так, что пена у рта. Или раздавленный череп с полувытекшими мозгами — кому и на что он может сгодиться? Когда же подземный мир успел докатиться до подобного зверства?
Наконец Шадрах нашел в себе силы спросить дорогу, и какая-то женщина объяснила, куда идти, минуя гнусную бойню. Но почему-то в указанном месте обнаружилась лишь целая гора конечностей в самом разном состоянии, которую сторожил сердитый голый карлик.
