Александр Розов - Чужая в чужом море

— Нитро говорит, что взял ее даром, на свалке, — добавил Снэп, — В ней была трещина.

Флико провел ладонями по лицу и телу, стирая струйки пота, и сообщил:

— Про Нитро тоже есть анекдот. Янки с женой (которые из того анекдота) приехали жить на Никуапара. Черт знает, зачем, но приехали. Сцена через год: янки у стойки бара пьет виски и спрашивет у Нитро: «Ну, почему жена дает мне только раз в неделю?». Нитро пожимает плечами: «Не знаю. Она и нам с Хаббой дает только по разу в неделю».

— У тебя все приколы про янки и секс? – поинтересовалась Жанна.

Флико шумно выдохнул и почесал пузо.

— Хм…А ты знаешь анекдот про климатическую катастрофу в Нарака?

— Нарака это где?

— Не где, а что. Это ад в буддизме. Пагода 8 ярусов, в центре — жар, по бокам – мороз.

— Пагода — это башенка с несколькими крышами. Как fare док–Мака, — вставила Чуки.

— Я знаю, что такое пагоды, — проинформировала Жанна, — Кстати, ад самый обычный. Почти такой же дизайн, как у христиан. Разве что, ярусы. Дальневосточный колорит…

— Короче, слушайте, — сказал Флико, — Янло, генерал–менеджер ада, был по делам в Сансаре, еще день отдыхал в Нирване, и вернулся только на третий. Смотрит: адский бизнес в полном ауте. Жар в центре погас, лед по краям растаял, везде +25, персонал бездельничает, люди играют в карты. Янло вызывает супер–демона и орет: «Что за на фиг!..». Демон ему: «Позавчера приехал на серфе мужик с рюкзаком, сказал, что у нас климат–контроль — говно, чего–то нахимичил, оставил счет на штуку баксов, смылся а дальше – сам видишь». Янло говорит: «Да, вижу. И что ты думаешь с этим делать?». Демон чешет рог и отвечает: «Я думаю, надо его кинуть на эту штуку». Янло грозит пальцем: «Ты что, дурак? Это же Сэм Хопкинс! У него в рюкзаке атомная мина!»..

Публика похихикала.

— Сэм Хопкинс — это тот, которому памятник в Ваиреи на Таити? – уточнила Жанна.

— Он самый, — подтвердил Флико.

— Тогда при чем тут буддистский ад?

— При том, что Хопкинс был буддист.

— Буддист? Никогда бы не подумала. (Мысль, что автор доктрины «Atomic Autodefenca» исповедовал религию, отрицающую насилие, показалась ей странной).

— Точно буддист, — сказала Оюю, — Он купил у монголов железное молитвенное колесо и подарил дацану в Науру. Оно и сейчас там. По крайней мере, когда мы туда летали, оно там было, и нам даже разрешили его повертеть. Только оно довольно тяжелое.

— Это тебе показалось, потому, что ты в плену сансары, — торжественно заявил Снэп.

— Ты тоже буддист? — спросила Жанна.

— Нет, это местные ребята, жрецы, так сказали. Вот у меня оно легко вертелось.

— Еще бы, — фыркнула меганезийка, — Ты в полтора раза тяжелее меня.

— Дело не в весе. Просто ты ленишься делать гимнастику.

— Это когда я ленилась?!

— Ну, ты всегда ее делаешь в миссионерской позе, а это не очень развивает мышцы.

— Неправда!!! И про всегда, и про мышцы. Миссионерская поза, между прочим…

— Миссионерская — это как? – перебила Чуки.

— Это вот так…

Оюю встала, по–кошачьи потянулась всем телом, а затем улеглась на свободном куске трубчатой скамейки на спину, изящно раздвинув полусогнутые ноги в стороны и, для большей ясности, сделала несколько вращательно–поступательных движений бедрами.

— А парень лежит сверху? – на всякий случай, спросила папуаска.

— Сверху, но со сдвигом назад… Типа…

— Сейчас покажу, — сказал Снэп и, подойдя к Оюю, аккуратно устроился поверх нее, опираясь на руки, — Примерно так. А просто лежать на своей vahine — не прикольно.

Сделав это ценное замечание, он встал, несколько символически помог встать своей подруге, и оба вернулся на насиженные места по бокам от канадки.

— Хэй! — удивилась Чуки, — Я знаю такую позу. Но при чем тут миссионеры?

— Говорят, — сообщил он, — что в античности канаки make–love или на четвереньках, или стоя, или сбоку, или сидя face–to–face. Потом на Таити завезли коней и была придумана поза «всадница». А еще позже, христианские миссионеры показали вот ту позу.

Чуки недоверчиво тряхнула головой.

— Не может быть! Миссионеры – сексуальные извращенцы. Они запрещают показывать make–love и смотреть на make–love. Я играла в новозеландском кино, поэтому знаю.

— Ты кино–артистка? — удивилась Жанна.

— Нет. Но ребята–киви из «Au–Interstellar» меня сняли в кино про воромпатру. Это мега–птица, 4 метра рост, полтонны вес, жила на островах в нашем океане и в Индийском, а потом ее всю съели. Биологи из Окленда ее клонируют из ДНК в перьях. Наш док Мак тоже участвует. А киностудия «Au–Interstellar» делает научно–популярный PR.

— Новозеландцы клонируют вымерших слоновых птиц? – переспросила канадка.

— Ага, — подтвердила Чуки, — Это будет круто! Но, говорят, только лет через 5. Типа, там технические фокусы. Спроси у док–Мака. А в кино я эротично бежала от воромпатры, а Вуа ее грохнул дубиной, и у нас с ним секс. Потом мы находим яйцо этой воромпатры и высиживаем из него птенца. Wow! Кино 10 минут. Называется: «Vorompatra birthday».

— Я не поняла: откуда воромпатра?

Папуаска нарисовала в воздухе пальцем контур птицы и пояснила:

— Из комп–графики… Так вот, киви спросили мой возраст, для контракта. Я говорю: 13. Они говорят: Черт! А можно мы напишем 18? По библии, 13 — плохое число. Ну, ОК. А потом, через пару месяцев они звонят: типа, выручай, у нас проблема: оффи не верят в твои 18. Они хотят с тобой поговорить про возраст. Ты, пожалуйста, скажи им, а то нас могут посадить в тюрьму за развращение малолетних.

— Киви — классные ребята, но оффи у них дегенераты, как везде, — вставила Оюю.

— Но надо же как–то защищать детей от сексуальных домогательств, — заметила Жанна.

— Гло, я похожа на детей? – поинтесовалась Чуки, — И при чем тут числа, 13, 18…

— Э…Ну, 18 лет считается тем возрастом, когда человек перестает быть ребенком.

— А в 17 он еще не перестает? – ехидно спросил Снэп.

— У кого в 17 еще не было секса, тот инвалид навсегда, — добавила Оюю, — научный факт.

— Ну, — Жанна замялась, — Не скажу про 17, но в 13 это не для всех своевременно…

— Если у девушки в 13 нет циклов, то ей нужно к доктору, — перебила меганезийка.

— По ходу, — заметила Чуки, — тех двух придурков из Окленда, которые приехали со мной общаться, волновало число «18». Флико правильно говорит: маньяки. Я бы их послала в жопу, но надо было спасать тех ребят–киви. Я сказала, что мне 18, и написала в анкете, в каком году я родилась. Потом они спрашивают: «а почему в гражданской базе данных у вас другая инфо». Ну, база–то открытая: смотри, кто хочешь. И пришлось звать маму. А она у меня такая приколистка… Эти типы смотрят и говорят: «Вы молодо выглядите, не похоже, что у вас 18–летняя дочь». Тогда мама говорит: «Ну–ка пишите бумагу. Я была сирота, и жила в приюте Англиканской Церкви, в провинции Сепик. В 8 лет меня стали ежедневно насиловать настоятель и его ассистенты. В 9 лет, я забеременела, и когда у меня стал большой живот, они меня выгнали в лес. С тех пор прошло почти 19 лет…».

— Но это же была неправда! – возмутилась Жанна.

— Ну и что? Могла быть правда. Оба придурка были англикане, и знали, что так бывает.

Флико похлопал Чуки по блестящей от пота спине и сообщил:

— В Новой Зеландии в начале века был скандал: лидер Партии христианского наследия, которая задолбала всех киви сексуальной моралью и семейными ценностями, сел за то, что несколько лет регулярно насиловал трех девочек в приюте. Им было около 10 лет.

— Ага, — сказала она, — Маме подсказал док Мак. А приют в Сепике никак не проверишь. Туда попала бомба года 3 назад, при гражданских волнениях. Так говорит шеф Тези, он там был на полицейской операции…. А еще мама сказала этим придуркам, что ей было стыдно из–за этой беременности, и поэтому она записала меня на 5 лет младше.

— Из–за чего было стыдно? – удивилась Оюю.

— Не знаю, — Чуки развела руками, — Но док Мак обещал, что придурки в это поверят.

— Поверили? – спросила Жанна.

— Сначала не очень. Один даже намекал, что мама врет. Но мама сказала, как научил док Мак: давайте это дело в суд, с прессой, с TV, и разберемся, кто врет! И те сразу скисли. Типа, мы сожалеем, а можно мы напишем, без суда и деталей, что вашей дочке 18 и все ОК? Зачем старое ворошить? Ну, мама, как бы, поворчала и согласилась.

— Классная у тебя мама! – заявил Снэп.

— Ага, — гордо подтвердила папуаска, — Док Мак сказал: Нели, ты хорошо поимела этих болванов. Я горжусь, что преподаю в классе, где ты учишься.

— В классе? – переспросила канадка.

— Ага. Мы с мамой ходим в express–school, а док Мак преподает мат–механику. Он очень классно преподает. Все интересно и почти все понятно. В Ириан–Джая у нас в деревне совсем не было образования, и сначала нас тут год учили в basic–school, по специальной меганезийской программе, которую придумал Хопкинс, еще давно.