Константин Рольник - Расстановка

— Это не преступление, Алеша — писатель положил брату на плечо широкую теплую ладонь, и повторил — Это не преступление, а выполнение гражданского долга!

Вагон потряхивало. В летние дни, по пятницам, горожане массами отбывали в загородные сады. Электричка мчавшаяся в обратную сторону — к Урбограду — была почти пуста. Меж двух рядов широких скамеек громко, по-хозяйски, топали трое полицейских. Лица испитые, вороватые — как и у большинства их рабсийских коллег.

Старший патрульный внимательно оглядывал пассажиров. Взгляд опытного старшины задерживался, в первую очередь, на группах мужчин, смуглокожих и небритых — это могли быть бойцы Союза Повстанцев, беглые преступники или подозрительные выходцы с южных окраин. Однако безопасность рабсийского государства не волновала двух полицаев помоложе — как мелких шакалов не волнует судьба тигра. Они искали в толпе людей одиноких, беззащитных — чтобы, по обыкновению, задержать их, поиздеваться, избить и обобрать до нитки.

Искоса взглянув на скотские хари «стражей порядка», Рэд мигом вспомнил результаты одного социологического опроса (цифры были засекречены властями, но похищены и опубликованы повстанцами). Только десятая часть рабсиян была довольна работой полиции. Пятая часть опрошенных считала, что рабсийский полицейский прежде всего «взяточник», одна десятая полагала, что это «человек наглый, агрессивный, беспринципный и бессовестный», еще десять процентов считали его «малограмотным и случайным человеком», другие десять уверенно утверждали, что типичный полицейский Рабсии сам является преступником, так как «не соблюдает закон», «участвует в преступных группировках», «ворует все, что можно». Телевидение, пытаясь поднять рухнувший престиж правоохранителей, сняло детективный сериал «Полицаи» — но в ходе съемок безнадежно спился исполнитель главной роли — он вжился в нее чересчур добросовестно.

Мерзавцы в погонах мигом наметили жертву — одинокого, аккуратно одетого старика. Помахивая дубинками, они устремились к несчастному. Один из полицаев с громко и с наслаждением щелкал замком от наручников — очевидно, для устрашения публики. Быстрый взгляд его маслянисто-черных воровских глазок уже обшаривал будущую жертву, выпустив из поля зрения остальных пассажиров. Начальник не грабил задержанных — получал долю от награбленного молодыми. И потому не устремился к старику, а степенно подошел к группе туристов, с рюкзаками и гитарой, возвращавшихся из похода по Урбальским горам. Козырнул, представился, попросил предъявить документы.

Остальных пассажиров стражи порядка не удостоили вниманием. У окна, слева, сидели две пенсионерки. Судя по всему, одна из подруг внезапно занедужила, вторая вызвалась проводить ее в город. Потрошить нищих старушек, да еще сразу двоих, было не с руки. Опытный старшина, глянув лишь мельком, прошел мимо семьи, возвращавшейся с удачной грибной охоты: потная пышнотелая матрона томно обмахивается веером из газеты, возле нее муж, несколько утомленный походом, по-хозяйски придерживает корзину с грибами. Мальчик лет шести сидит у него на коленях и слушает сказку. Ничего необычного. У жены слипаются глаза. Муж сидит у окна, щурясь от света — потрепанные серые джинсы, легкая куртка, пыльная хлопковая рубаха. Лицо неприметное, но аккуратно выбритое и потому моложавое. Ребенок нетерпеливо спрашивает отца:

— И что было дальше?

— А дальше, Димка, у этой землеройки…

— Которая жила в норке?

— Да, в норке… И вот у нее на носу вырос красный цветочек… Красивый, как звездочка.

— А такие звери бывают? С цветком на носу?

— Бывают, Димка. Эта землеройка называется звездонос, потому что у нее вместо носа звездочка растет. А на ней лучиков видимо-невидимо… И как нырнет под воду этот зверек…

— А он плавать умеет, да?

— Очень хорошо плавает! Нырнет, и рыбку хв-а-а-ать лучиками на своем носике!

— А он только рыбку кушает?

— Нет, он и червячков тоже. Ты не перебивай, Дима, слушай…Он лучиками на носу и землю может рыть! Но редко это можно увидеть. Зверек не любит, когда за ним подсматривают…

Димка жадно внимал, его ясные васильковые глазенки сияли. Такой великолепной сказки он еще никогда ни от кого не слыхал. Наряд полиции прошел в следующий вагон, а Рэд все чаровал воображение шестилетнего слушателя нескончаемыми историями. Рассказы о повадках редких животных планеты Мезля, звучавшие из уст подпольщика, увлекали по-настоящему. В каждом номере журнала «Просвещение», где некогда он работал, наряду с публицистикой печатались статьи по естествознанию. Целью этих публикаций был удар по религии. Требовалось показать читателям: научное познание захватывающе, а мир интересен в своей материальности — без примысливания к нему ада, рая, богов, чертей, ангелов и прочей ахинеи, выгодной властям. С той поры в голове Рэда засели наиболее интересные фрагменты этих статей. Заговорщик вообще отличался любознательностью и широкой эрудицией. Но сегодня подпольщику пригодился и другой навык — умение входить в контакт с незнакомцами.

К полудню добравшись через лес до полустанка, Рэд купил отборных грибов (корзину он взял с собой загодя, она была х и т р о й: имела двойное дно, а крепежная полоса из нержавейки отцеплялась один щелчком и могла послужить оружием — ее боковая кромка была заточена как бритва). Он отошел за куст, снял жилет с набором выживания, завернул в полиэтилен, сунул в корзину под слой грибов. На заговорщике оставалась лишь куртка с флэшкой, зашитой в рукав. Подпольщик дождался поезда, вошел в вагон и направился вдоль рядов. На время поездки требовалось найти прикрытие: женщину, лучше всего с ребенком — на семьи полиция обращает значительно меньше внимания, нежели на группы мужчин или на одиноких пассажиров. В третьем по счету вагоне он обнаружил тех, кого искал. Широко улыбнувшись новым попутчикам, уселся рядом. Красноречивому эрудиту не стоило большого труда завоевать доверие Димки. Отвечая на бесконечные «почему?», сыпавшиеся как из рога изобилия, Рэд ловил на себе благодарный взгляд утомленной матери. Благодаря попутчику, она получила пару часов отдыха. Вскоре они познакомились — Рэд представился именем, прописанным в его фальшивом паспорте. Рассказывая женщине о себе, он следовал легенде, загодя разработанной до мелочей.

— Кем вы работаете?

— Мастером. На урбоградском химкомбинате. Жаль, что отпуск мой заканчивается. С удовольствием провел бы еще пару месяцев у тетушки Дарьи. Добрая старушенция, сейчас такие редкость!

— Она ваша родственница?

— Да, двоюродная сестра отца. Она уж пенсионерка, мы ей помогаем по возможности. В этот раз вот привез ей из города мешок сахару, муку, ну и мелочь всякую… Вроде заколок для волос. Их нет в местном магазине… Уж так была рада тетя Даша!

— Хм… Димка на вас наглядеться не может, слушает заворожено. Вы, наверное, очень хороший отец… Простите за нескромность, вы женаты?

— Да… Но жена сейчас уехала в Моксву на заработки. В Урбограде ведь сами знаете, не всегда найдешь работу…

— А кто ваша жена по профессии?

— Она хорошо шьет, работала на фабрике «Пацифик», а в столице тоже подрабатывает шитьем. В частном ателье.

— Не боялись отпускать ее одну?

— Нет, у нее в Моксве родственники. Они и помогли устроиться — ее дядя работает в ателье закройщиком.

— Уехала, значит. А как же дети? Она их что, на ваше попечение оставила?

— Детей у нас пока нет, мы их еще не заводили. — Рэд досадливо повел вверх раскрытою ладонью — Сами знаете, сейчас прокормить ребенка сложно.

Женщина потрепала за плечо Димку, вздохнула и сказала.

— Жаль. Я вижу, как вы любите детей.

Рэд улыбнулся в ответ. Желая сделать приятное заботливому попутчику, женщина продолжила искренне и приветливо:

— Вы человек непьющий, серьезный. Много знаете. Рядом с вами детям было бы всегда интересно. Из вас вышел бы очень хороший отец.

— Да, наверное. — задумчиво произнес Рэд — Может быть, я и устал бы, общайся с ними постоянно — сложно судить, не имея личного опыта. Но сейчас вот я очень доволен общением с Димкой, он у вас сметливый. У него мышление еще не заштампованное, он самый благодарный слушатель. Я действительно люблю возиться с ребятами. Иной раз представляю себя в роли любящего отца и сожалею, что лишен этого.

Подпольщик говорил правду. Подобно всем кадровым повстанцам верхнего уровня, он дал обет целомудрия и безбрачия — любовь и семья связывают бойца, ограничивают его мобильность, делают уязвимым для шантажа спецслужб, да и для подкупа. Свято соблюдая условия принятой клятвы, Рэд тем не менее очень любил детей, использовал всякую возможность чтобы возиться с ними, рассказывать интересные истории, играючи воспитывать. Он частенько представлял себя в роли отца, трагически несовместимой с высоким служением революционному долгу.