Алексей Лукьянов - Жесткокрылый насекомый
Из подтрибунья Петр Ильич вылезал в состоянии, близком к помешательству. Вся эта сонная братия лежала, казалось, в полном беспорядке, но на самом деле внутренняя логика в этом лежбище присутствовала — все головы на юг. Лопаницын вспомнил, что многие насекомые чутко улавливают силовые линии Земли. Хрущи спали, или впали в оцепенение, или еще что-то… Словом, агрессии и вообще жизненной активности не проявили, но само существование человекообразных жуков вызывало стойкую ксенофобию. Жуткая вонь и скрежет хитиновых оболочек оптимистическому взгляду на мир тоже не способствовали.
— Вот что, Альбин Петрович. — Пятачок задумчиво сверлил взглядом перспективу парковой аллеи. — Никому не говори, где эти… хрущи… обитают. Договорились?
За доброту участкового Пиворас готов был обещать что угодно.
В кабинет ввалился Боборыкин, практикант Ленки Распоповой.
— Галин-юрьна, беда! Куликов опять повязали.
— Кто? — яростно взревела Галка.
— Распопова. Она сегодня утром меня в приют потащила, а там — совсем другие угланы! Ну и пришлось их оприходовать…
— Дальше.
Практикант пересказал все в мельчайших подробностях. По мере повествования Галина Юрьевна становилась все мрачнее.
— Я ее порву, — сказала наконец Геращенко. — Я этой дамочке глаза выцарапаю.
— За что?
— Молодой человек, ты знаешь, что такое Центр реабилитации несовершеннолетних?
— Бывал.
— Ну и дурак. Это не гостиница для малолетних, у тамошних клиентов только два выхода: или обратно в семью, или в детский дом. Ты думаешь, просто так пацанва бродяжит, а их раз — и на полное довольствие? Вижу, что так и думаешь. Вот и алкаши так думают. Забухали, а ребенка — в приют. А нам надо его во что бы то ни стало обратно в семью вернуть. А если эта курва и дальше будет пользоваться нашей добротой, мы ее под суд. Какая статья, быстро?!
— Статья сто пятьдесят шестая У-Ка Эр-Эф, неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего. Неисполнение или ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего родителем или иным лицом, на которое возложены эти обязанности, а равно педагогом или другим работником образовательного, воспитательного, лечебного либо иного учреждения, обязанного осуществлять надзор за несовершеннолетним, если это деяние соединено с жестоким обращением с несовершеннолетним. Наказывается штрафом в размере от пятидесяти до ста минимальных размеров оплаты труда, или в размере заработной платы, или иного дохода осужденного за период до одного месяца… — Боборыкин перевел дух и закончил: — Либо ограничением свободы на срок до трех лет, либо лишением свободы на срок до двух лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового.
— Круто, — похвалила Галина. — Молодец. Так вот — люди там пашут, договариваются, убеждают, кланяются по кабинетам, чтобы из этих уродов нормальных людей сделать. И времени у них мало, потому что алкаши привыкают без детей жить, им по кайфу, что ответственность временно на чужие плечи легла. И Распопова знает, что большое количество детей в Центре не приветствуется. Там просто не будут успевать заниматься всеми, штат ведь не резиновый, и места мало. А в приемном изоляторе и того меньше. А она его сейчас переполнила, стерва! С твоей помощью, между прочим.
Боборыкин покраснел, как рак, но выдавил:
— Галин-юрьна, еще Кулик просила передать, что они появляются в геометрической прогрессии.
— Дети?
— Ага.
— Погоди, не торопись. Сегодня их восемь?..
Стажер кивнул, преданно глядя в глаза Галины Юрьевны.
— И биться сердце перестало! — проговорила Геращенко.
Марина сходила в институт и попросила перенести занятия на субботу.
А когда вернулась, у подъезда ее поджидала Галина Юрьевна Геращенко собственной персоной. Правда, в штатском, но это вряд ли меняло положение дел.
— Вы ко мне?
— К вам.
— Ну, пойдемте…
Дома обеих ждало очередное потрясение: дверь открылась изнутри, и страшно довольный собой Семка похвастался:
— Я же говорил, что фиг догонят!
— Это я говорил! — отвесил ему леща Федор.
— Та-ак… — протянула Галка. — Заговор, значит?
Мальчишки с криком «атас» убежали в глубь квартиры.
Марина Васильевна поймала себя на том, что улыбается. Улыбалась и бывшая студентка, и на какой-то момент Марине показалось, что все обойдется.
— Чаю? — предложила Кира, сдерживая толпу братьев и сестер, рвущуюся из большой комнаты.
Спустя полчаса женщины сидели на кухне и разглядывали семейный альбом Куликов.
— Вот, видите? Это нам с Наташей четырнадцать.
— Потрясающее сходство.
— А я смотрю на Киру и думаю: где же я это лицо раньше видела? Саму себя не узнала.
Галка, однако, расслабиться не дала:
— Марина Васильевна, что делать будем? Их уже шестнадцать, да еще в приюте теперь пятнадцать человек. У вас есть предположения, почему это происходит?
— Ни малейшего. И что делать, я тоже ума не приложу.
— Хотите, я пробью насчет семейного детского дома? Вам деньги будут давать, ребята самостоятельные, любят вас, помогать будут.
— Я не могу. У меня слишком много дел, когда воспитывать-то? Других вариантов нет?
— Есть. Детей завтра будет тридцать два, послезавтра — шестьдесят четыре. А потом и до гигабайта доберемся.
Галина чувствовала, что ее понесло, однако сдерживаться не стала:
— Это неспроста! Вы понимаете, что просто так в жизни ничего не случается? Может, вас бог наказал?
— За что это, извините? — зло прищурилась Кулик.
— Мне почем знать… А вы безгрешны, аки дева Мария?
— Галина Юрьевна, может, хватит меня жизни учить?! — рявкнула Марина Васильевна.
В это время зазвонил мобильный. Геращенко полезла в сумочку.
— Да!.. — Она некоторое время слушала молча, потом закричала: — Что?! Ты не мог ее по башке ударить?.. Тьфу!
Она нажала кнопку отбоя и тут же набрала новый номер.
— Пятачок! У нас проблемы. А мне насрать, какие у тебя там мульки, сейчас на твоей земле избиение младенцев начнется!.. Да… Уже шестнадцать… Гордись до пенсии, дурак! Нам твоя помощь нужна!.. Пулей!
— Что-то плохое? — спросила Марина Васильевна.
— Хуже. Распопова ждала, пока всех ваших зарегистрируют, а потом заглянула проверить, все ли на этот раз путем. А там уже другие детки, и ее псих разобрал. Сейчас она выбивает «пазик» с опергруппой, чтобы брать притон.
— Притон?
— Этот ее практикант ушибленный раскололся про геометрическую прогрессию, и «буханки» ей явно не хватит. А под этим соусом она вас, Марина Васильевна, может представить как торговца детьми. Прикиньте, какое дело состряпать можно, век не отмажетесь!
— Но ведь это же бред!
— Не бредовей, чем эти ваши детишки, которые неизвестно откуда берутся.
Тут позвонил Лопаницын. У него созрел план.
Петр подоспел как раз вовремя: во двор въезжал «пазик» с опергруппой.
— Здорово, — он пожал коллегам руки. — Криминал?
— Криминал, криминал, — огрызнулась Распопова. — Сам не знаешь, что на твоем участке происходит.
— Не слишком ли серьезное обвинение? Между прочим, у меня все в порядке. Мужики, в чем дело, вообще?
Распопова популярно объяснила, что некая Марина Васильевна Кулик нелегально держит у себя детей для дальнейшей продажи…
— Чего?! Мужики, она серьезно, что ли?
И просветил введенную в заблуждение оперативную группу, что никакого притона у Кулик не было и нет и что тетка решила на старости лет завести детей, открыть семейный детский дом и пригласила к себе в гости ребят из приюта. Тем понравилось, и они на следующий день прибежали снова, но неофициально и с друзьями. Пропажу вернули с милицией — вон Распопова их утром и возвращала, но угланам до того понравилось приключение, что они снова сбежали в двойном составе.
Теперь за беглецами приехала сотрудник реабилитационного центра, а заодно и его позвали, чтобы все по закону.
— А мы тогда зачем? — не понял старший оперуполномоченный.
— Вот я и спрашиваю — зачем?
У Распоповой от такой наглости дыханье сперло. Не давая ей опомниться, Лопаницын предложил:
— Может, просто ребят увезем, если уж приехали? Тут всего-то минут двадцать ехать… С меня пиво.
Оперативники согласились. Петр поднял голову и свистнул. На балкончике появилась Марина Васильевна.
— Спускайтесь, сейчас поедем!
Через пять минут шестнадцать мальчишек и девчонок вышли парами из подъезда и чинно-блинно сели в автобус, с презрением глядя на Распопову. Вслед за ними в «пазик» зашли Геращенко и сама Кулик.
— Бдишь? — Галина нависла над коллегой.
Распопова только глазами хлопала. Ее только что нагло провели.
