Святослав Логинов - Дорогой широкой
В самом деле — дачник, грибник! Такие больших концов пешком не делают. Либо из ближайшей деревеньки явился, либо на машине приехал. В любом случае дорога поблизости должна быть. А дачниковское «далеко» означает километра два…
— Эй, друг, — закричал Юра, — а сам-то ты откуда?
Ответа не было. За это время грибник успел скрыться за ближайшими кустами.
— Эгей! Погоди минуту!..
Не было ответа. И за кустами, куда добежал Юра, никого не оказалось. Высокая, по-июньски нетоптанная трава, по которой с самой весны никто не проходил. Не расцветшая ещё медуница стояла стеной, тут пройдёшь — такую просеку проломишь, никакого Фенимора Купера не надо, каждый сам себе следопыт. Сгинул дачник вместе с корзиной и соломенной шляпой, как не было его.
— Что за чёрт?..
— Не надо так говорить, — строго поправил Богородица. — Не чёрт это был, уж я-то знаю.
— Но и не грибник!. — возвысил голос Юрий. — Какие сейчас к чёрту грибы?
— Грибы, положим, могут быть. Колосовикам пора наступает. Кстати, число сегодня какое? Июль на носу… или уже наступил?
— Ага, на нос наступил. Ладно, чёрт там или нечерт, а ехать нужно. Давай выбираться к Любытино. Чует моё сердце, там нас к Череповцу завернёт.
* * *Вскоре выяснилось, что таинственный прохожий каркал зря, через каких-нибудь десять километров бездорожья каток выехал к деревне с оригинальным названием Селище. От своего почти тёзки Селище отличалось единственным числом в названии и отсутствием руин Штабного городка первого округа военных поселений. Зато вместо работающего магазина «24 часа» наличествовали руины неработающего сельпо. Но, во всяком случае, дорогу удалось узнать, и оказалось, что до Любытино осталось меньше тридцати километров. Проехать такой кусок за остаток дня не сумели, и, когда стало смеркаться, путешественники решили искать ночлега. Выдержать ещё одну ночь на открытом воздухе, густо замешенном на комарах, они уже не могли. То есть, конечно, могли, выносливость человека беспредельна, но им очень этого не хотелось.
Три встречных деревни кряду отказались приютить их, а в четвёртой — небольшом сельце с красивым названием Гнильник — на ловца выбежал долгожданный зверь.
Только они остановились, собираясь торкаться по избам, как к ним подбежал человек:
— Братцы, дорогие, вот ведь удачно приехали! Вас-то мне и нужно;
Братцы переглянулись, чувствуя, что вместо ночлега предстоит им новая поездка.
— Невесту надо отвезти, — сообщил незнакомец, — Вихрову Шурку замуж выдаём, это дом ейный, а в деревне — ни колеса! Не на велике же её к мужу доставлять.
— Чего ж заранее о машине не позаботились? — устало спросил Юра.
— Так кто знал, что она согласится? Я уж не первый раз тут сватом выступаю. Думал, и сейчас посидим и разбежимся, а она возьми да согласись. Теперь надо её к жениху перевозить, в новый дом.
— Завтра бы перевезли.
— До завтра она передумает, что, я её не знаю… А Лёшке жениться надо, мужик в возрасте, а холостой — нехорошо выходит.
— Жених-то откуда?
— Да Лёшка Быстров, из Воймириц, неужто не знаешь? Это близко, двух километров нет.
Воймирицы они и впрямь проезжали полчаса назад. Стучались в избы, но ночлега не нашли.
— Не могу, — сказал Юра. — Слово у меня дано — назад не поворачивать.
— А ты не поворачивай! — подхватил незнакомец, доказывая, что недаром его избрали сватом. — Туда тропочка есть окольная, прямиком к Лёшкиному дому. И ближе, и по своим следам не поедешь; всё как договаривались!
Когда они успели договориться, сват не уточнил.
— Свадьба дело хорошее. — вздохнул Богородица. — Теперь по деревням народ редко женится.
— Мы ночлега искали, — напомнил Юра, — а в Воймирицах нам никто даже не открыл.
— Старухи и не откроют, — пояснил сват, — а ни меня, ни Лёшки дома не было. А так, отвезём молодых — и ко мне. У меня хорошо можно переночевать, диван есть и кровать мамкина; мужики, когда загуляют и домой не идут, завсегда у меня ночуют.
— Ладно, тащи свою невесту, — сдался Юра.
— Лёшкину, — ответил сват тоном, за которым ясно послышалось несказанное: «Мне этой невесты и с приплатой не нужно».
Из дома появилась молодая чета. Жених, ради праздника наряженный в спортивный адидасовский костюм, купленный в секонд-хенде, и невеста, захваченная как была — в самом простецком затрапезе. Оба были пьяны до изумления. Впрочем, жених держался на ногах довольно твёрдо, если бы не он, молодая и двух шагов пройти не смогла бы. Лёшка Быстрое гляделся лет на сорок пять, хотя, возможно, в том была виновна устрашающая худоба, навевающая мысли о голоде в Поволжье и гитлеровских лагерях смерти. Ну а невеста… как известно, женщине столько лет, на сколько она выглядит, вот только одна беда — сильно пьющие женщины от двадцати пяти до шестидесяти пяти выглядят одинаково. Шурка Вихрова тоже выглядела на все шестьдесят пять лет. Жениха устроили на сиденье рядом с водителем, на колени ему усадили невесту, которая, видимо, не очень понимала, что происходит. Богородица со сватом приютились на инструментальном ящике. Было там тесновато, так что им тоже пришлось сидеть в обнимку. В таком умильном единении и тронулся свадебный поезд по указанной тропке, прямиком к Лёшкиному дому в деревне Воймирицы.
— Вот и слава богу! — произнёс жених, дохнув изопропиловым перегаром.
Всё-таки умные люди химики! Они знали, что делали, когда назвали основные компоненты сивушного масла пропиловым и изопропиловым спиртами. Как чего пропил, так пропиловым спиртом и завоняло, а регулярно начал пропивать — изопропиловым спиртом пахнуло. Наука, ничего не скажешь.
Между тем молодожёну хотелось поговорить, а пьяный русский мужик по части философии всякого Спинозу за пояс заткнёт.
— Жизнь прожить, — произнёс воймирицкий Спиноза, — не поле перейти! Это потому, что поле на две стороны, а жизнь на все стороны. И одному, значит, совсем никак, хоть разорвись. Я правильно говорю?
— Совершенно, — подтвердил Юра.
— Поэтому я и женился на Шуре, что без жены поле не перейти. Его же не ногами идут, его душой переходить надо.
— Мудрено…
— Не… ты вникай. Вот как разгадаешь загадку, что значит — поле перейти, то ты человек, а не разгадаешь — тьфу на тебя!
— Тьфу, так тьфу, — согласился Юра, не желавший портить человеку свадебное путешествие.
— Не, ты вникай. Поле — это и есть жизнь. Только одному оно на одну сторону, а вдвоём — на все. Поэтому я на Шурке и женился.
Шурка замычала нечто невнятное, из чего, однако, можно было заключить, что она покуда не считает себя замужней дамой и окончательного согласия ещё не дала. Лёшка поспешно назвал невесту лапушкой и принялся гладить её по голове. Голова безвольно моталась из стороны в сторону, так что Шурка не могла собрать в кучу расхристанные мысли.
Объездная тропка и впрямь оказалась короче прямого пути, а по летнему времени так и сухой была, так что домчали духом. Быстровский дом был тёмен и явно не ждал гостей, что ничуть не смутило жениха.
— Вот мы и дома, — объявил он, шаря над косяком прихованный ключ.
— Совет вам да любовь, — пожелал Богородица.
— Это уж как пить дать, — согласился Лёшка. — Мы, любытинские, в любови как-нибудь понимаем.
Выгрузили молодую, сдали её на руки мужу и поехали ночевать к свату. Наварили прошлогодней картошки в мундире, молодой картофель в эту пору разве что дачники подкапывают, поели горячих картошек с постным маслицем и нулевого помола солью. Сват рассчитывал, что продолжится пирушка, но у него самого водки не было, а гости, хоть и пахло от них вкусно, ничего жидкого не достали. Пришлось укладываться спать.
— Сколько ж лет этой Шурке? — спросил Юра, ворочаясь на бугристом диване.
— А я и не знаю. Лет на десять, наверное, Лёшки постарше будет.
— И что ж у них за любовь такая?
— Никакой там особой любви нет. Просто скушно одному. К тому же у Шурки пенсия, а у Лёшки шиш в кармане.
— Так она свою пенсию, поди, сама и пропивает…
— Это дело исправимое! Лёшка мужик строгий, старовер. Чуть что — Шурку за вихры и в таску. Ей не привыкать, раз она Вихрова.
— А говорят, староверы не пьют, — подал голос Богородица.
— Как они не пьют, вы видали. Лёшка — он пить не пьёт, но и мимо глотки не льёт. Ну, да ему не долго осталось; Шурка четырёх мужиков схоронила, не миновать и пятого хоронить.
— Он болен чем? — спросил Юра, вспомнив невероятную худобу жениха.
— Не, просто я так понимаю — раз на Шурке Вихровой женился, значит, помрёт вскорости.
— Весёлую же ты свадьбу сговорил…
— А мне что? Просят: «Помоги!» — вот я и помог. Всё равно бы они сговорились, только тогда всю водку без меня выдули бы.
— Довод… — сонно сказал Юра и захрапел так громко, что сам проснулся от собственного храпа и ещё с полчаса ворочался, стараясь вернуть вспугнутый сон.
* * *Проснулись, как и полагается, с солнышком. Помылись дождевой водой из кадки, подставленной под скат крыши, и пошли заводить каток. Возле катка, хмурая и страдающая, ожидала их Шурка Вихрова.
