Юрий Леляков - На пороге Галактики
Так… что узнал он в контакте? И в чём его реальная ценность? А впрочем, тогда уж — и многого, что публикуется как информация, полученная в контактах. Тоже — речь о чём-то космически великом, судьбоносном, касающемся высот духовности, упоминаются боги, пророки, ангелы, высшие планеты, вековые тайны земной истории — но всегда непонятно, как совместить это со знаниями самих землян, с той реальностью, что уже познана земной наукой? Хотя до сих пор у него была надежда, что когда-то он в своём контакте узнает больше — но что теперь? И к чему была сама эта решимость, и проверки её со стороны гуру, и зачем он вообще пришёл на собрание — чтобы в итоге ничего не узнать и не понять, как многие другие контактёры?
Или нет… Как — пришёл на собрание? Ведь контакт был только что, отсюда, из этой аудитории! Или началось в самом деле — как воспоминание о каком-то собрании… И только потом — странно совместилось с происходящим в данный момент, в университете… А — где и когда могло быть? Или всё это — каким-то непонятным образом — в самом деле было… здесь и сейчас?
И туг взгляд Кламонтова снова упал на страницу зачётки. И снова в памяти всплыло то смутное чувство, что уже было несколько минут назад (всего несколько? А кажется, как давно это было…) при виде той же страницы. Но теперь не было ни душевных сил, способных противостоять этому чувству, ни желания это делать. Напротив — что-то новое стало проявляться в сознании, требуя объяснения…
В самом деле — он остался, мало того, что без ответов на все вопросы, ещё и с такой зачёткой, что даже трудно представить, как объяснит это в деканате. Если и на контакт сослаться не сможет — они же тут, видите ли, «последовательные материалисты», в такое не верят. Вот и придумай теперь для них отдельно — причину ухода из университета, и отдельно — версию, что произошло с зачёткой. Ведь зачётка — лишь повод, толчок к принятию решения — а сама причина, глубоко продуманная, давно выношенная? Какую причину своего ухода он им представит?
То есть как — ухода? Кламонтов даже вздрогнул от этой мысли. Он, что, действительно принял такое решение?
И ведь, кажется — была такая мысль. Была — но теперь казалась какой-то далёкой, чужой, неестественной и несерьёзной — будто не он, а кто-то принял решение за него. Да и — какое решение? Уйти — куда? «По линии новых нетрадиционных исследований»? Но каких именно? Ведь таких путей много — и он сам ещё на распутье… И — как раз надеялся, что подскажут в контакте! Но не узнал и этого…
И — что в итоге контакта? Испорченная зачётка, могущая вызвать сомнения в его психическом здоровье? Ведь почерк этих записей — его, а не чей-то другой! И это — при инвалидности по неврологическому заболеванию! А от неврологии — один шаг до психиатрии… И — надо было столько лет преодолевать слабость здоровья, чтобы теперь предстать с такой зачёткой? Что уж не объяснить головокружением, приступами тошноты, отключением внимания, как было на уроках в школе… Да и в каком качестве что-то объяснять? Кто он теперь — не ученик, обманутый несостоятельными учителями, и даже не кающийся, но с достойной уважения нравственной позицией, грешник — а просто сумасшедший, неспособный отвечать за такую фopмy протеста (кстати — против чего именно?), на которую и не подумал бы пойти в здравом уме? Так, получается, решили Высшие? А если нет — зачем это, зачем так поступили с ним? Или для них важнее всего, чтобы он просто ушёл — всё равно куда? С «неоконченным высшим» — и ладно? А эти резатели лягушек настолько достойны презрения, что их мнением о себе как сумасшедшем можно попросту пренебречь?
Нет, что-то было не так. И — были же у него сомнения в их праве поступать подобным образом. Ещё до собственно контакта, в надежде на конкретные предложения, указания, по крайней мере — какую-то такую информацию, в сравнении с которой его учёба здесь теряет смысл. А что думать теперь, когда ему и ничего не посоветовали, и никаких сомнений не разрешили? И вообще — как-то странно и неестественно всё было. Не осталось чувства значительного события в судьбе — не говоря уж о посвящении, избранничестве — просто пронеслось и уже ушло, улетучилось что-то непонятное. И в самом деле — что?
Какое-то давнее воспоминание, так ярко и отчётливо проявившееся на фоне его странного состояния? Но — где и когда было само то событие? Или — как он мог здесь и сейчас идти на контакт с непонятно где и когда бывшего собрания? А «экзамен»? С ним теперь как быть? Раньше (опять же до собственно контакта) он мог думать — какое-то знамение, знак судьбы — но что теперь? Знамение чего или испытание на предмет чего — если всё кончилось ничем? И вся полученная информация — обрывки легенд и мифов, следы недоступных тайн, изложенные характерной для литературы о контактах полунаучно-полумистической лексикой: духовные галактики, духовные гены, светлая растительная и чёрная животная энергетика, чёрная цивилизация Сатаны, высшая цивилизация с планеты у невидимой звезды скопления Плеяд…
Плеяд? Еще не вполне осознав догадку, Кламонтов мысленно повторил это название. Ну да, они так сказали… Но Плеяды — звёзды молодые! Там даже не завершилась конденсация протопланетных облаков! Так откуда цивилизации, да ещё высшие?
Несколько мгновений Кламонтов сидел за партой, ошеломлённо собираясь с мыслями. «Шаровое скопление Плеяд…» Но как, ведь шаровое скопление — объект совсем иного возраста и происхождения, чем рассеянное! Они состоят из самых старых звёзд, это — древнейшая подсистема Галактики! Рассеянные же, наоборот — не успевшие распасться группы молодых звёзд! И это знает он, земной студент… Но как сразу мог не обратить внимание? Хотя конечно — такой момент, начало контакта. «Вы видите не все звёзды нашего скопления»… Но Высшие не могли, не должны были так ошибиться — об их родной звезде! Значит…
Значит — что? В самом деле — как понимать такое?
Но это же — и не бред, не плод больного воображения! Он с кем-то говорил, ощущал присутствие! Да и опять же «экзамен»… Если не видения, посланные Высшими как предупреждение, чтобы он изменил свой жизненный путь — что же это тогда? А решение покинуть университет? И ведь готов был уже согласиться на «неоконченное высшее» — и уйти, не зная куда, лишь бы уйти! И опять же, если не под влиянием контакта с «Высшими» — то под влиянием чего? Хотя, по правде говоря, из-за педпрактики и лягушек и сам думал об этом. (Вот именно — не сейчас же впервые узнал о педпрактике.) Но почему Высшие не посоветовали ничего конкретно? Тем более, что…
Вот именно! На самом деле лягушек режут другие — кто не могут, как он, сослаться на недостаточную точность движений и риск зарезать лягушку зря, испортив препарат, который будет негоден для лабораторной работы! А каяться, чувствовать себя виноватым — ему? Но тогда — в чём именно? Что приходится присутствовать при этом — чтобы как-то числилось участие в работе? Или наоборот — что, не умея резать сам, неполноценен как биолог и занимает чужое место? Но разве каким-то обманом поступил он учиться, разве сам признал себя «практически здоровым» для учёбы здесь? И он не собирался оперировать — он полагал работать на томографе, энцефалографе — во всяком случае, на оборудовании, применение которого не обязательно связано с хирургическим вмешательством! А на точность движений, способность к тонкой ручной работе их тут вовсе специально не проверяли! И вдруг — такое чувство вины и раскаяния, будто он то ли учится здесь не по праву, то ли — изверг, учёный-маньяк. Хотя несбыточность и опасность тех давних планов и так осознана им самим, без какого бы то ни было контакта. Тем более, сейчас в контакте об этом речь не шла…
И — как понимать всё происшедшее? Ведь если это не был, не мог быть контакт с представителями высшей цивилизации из скопления Плеяд — как они себя назвали — то что же это? Откуда пришла к нему эта отрывочная информация с требованием поголовного вегетарианства во искупление греха Адама? Кого он почти ни о чём не успел спросить? От кого ожидал помощи землянам в предотвращении мировых катаклизмов? Откуда — сама мысль, что это — испытание, предостережение, а возможно — и посвящение в тайну? И… как же тот, настоящий экзамен? Началось-то — с подготовки к экзамену…
«Время! — вдруг сообразил Кламонтов после нескольких мгновений растерянно-напряжённого оцепенения. — Надо, посмотреть, сколько времени!»
И он даже успел сделать движение левой рукой, намереваясь отогнуть рукав правой — как снова что-то неуловимо изменилась, и смутная тревога попыталась остановить его.
«Не смотри на часы, — вновь прозвучало в глубине сознания уже куда более мощно и грозно, чем прежде. — Иначе ты запустишь часовой механизм сокрушения Вселенной.»
Внезапный испуг заставил Кламонтова отдёрнуть руку. Но прежде, чем он успел это сделать, невольным движением всё-таки сдвинул рукав, часы на мгновение открылись — и озноб пробежал по телу Кламонтова: на часах было… 23. 95!
