Юрий Леляков - Великая тайна Фархелема

Ведь и тогда — торжественные оды грядущим достижениям вдруг, сразу сменились волной стенаний о каком-то упадке и беспорядочны духовных исканий. И так же стали массово появляться не всегда легальные организации разного философского, политического, идейного толка — с разницей, правда, что тогда уже само членство там влекло серьёзные неприятности. Люди, не замышлявшие ничего плохого, лишь искавшие новых путей для общества — подвергались обыскам, допросам, арестам, часто даже не понимая, за что их преследуют, в чём подозревают — но и старых идей, не дававших ответов на новые вопросы, они придерживаться уже не могли. Официальная же власть, видимо, была настроена до конца держаться за обрядность, основанную на мифах, легендах, и уже слишком явно не сбывшихся пророчествах о пришествии тех же религиозных персонажей — придумывая всё новые и всё более оторванные от первоисточников толкования, и относя исполнение всё дальше в будущее (но при этом не объясняя: к чему в будущем могли относиться тексты с явными указаниями на обычаи, технологии и быт давно прошедших времён?)… А ведь так формировался целый слой профессиональных страдальцев даже не за идею — за незавершённые поиски идеи, и этот процесс уже сам по себе обретал смысл священной борьбы с государством как злом. Не избежал таких исканий и Тукар Саум, уже студент Кильтумского университета — сменив несколько студенческих кружков, но не найдя там ничего, кроме невразумительных попыток толкования малопонятных учений, и лишь чудом всякий раз избегая серьёзных последствий при разгроме очередного кружка. (Правда — однокурсник, Сириола Кивау, брал многое на себя, и ему как-то сходило…)

…Хотя — традиционная лоруанская вера в высшую справедливость государства была поколеблена и с другой стороны. «Республиканский путь развития» почему-то стал оборачиваться бесконтрольным произволом в экономике, откуда-то взялось множество богатых и очень богатых людей, новый жизненный стандарт формировался уже соответственно их доходам — а большинству, обедневшему на их фоне, государство ничего не было должно, и никто не брался указать пути решения этой проблемы. И Тукару Сауму было от чего прийти в смятение: глядя, как общество, не объединяемое какими-то целями и надеждами, а раздираемое спорами о том, что происходит — сползало в неопределённость, дробясь на всё новые группировки, искавшие каждая своих путей, и всё более разрасталось предчувствие перемен, хотя вряд ли кто-то мог точно сказать — каких… А ведь Лоруана к тому же была многонациональным государством, и казалось, хоть это должно навести центральную власть на какие-то мысли — но она лишь продолжала тупо цепляться за старое и преследовать невинных. Пока вдруг, неожиданно для всех — мало кому известная группировка, непонятно какими силами захватив в течение одной осенней ночи 7781года практически весь город Алагари, не провозгласила его столицей независимого государства Уиртэклэдия… И пусть осталось загадкой для историков: кто на что рассчитывал, кто ставил какие цели — произошло то, чего, казалось, вовсе никто не ждал. Центральная власть, чей тупой консерватизм и довёл дело до такой развязки, вдруг как-то сама собой рухнула, рассыпавшись в прах — и на месте недавно единой великой державы остался конгломерат областей, как исконно лоруанских, так и национально-автономных, в том числе каймирских — предоставленных каждая своей собственной судьбе. Начались спешные беспорядочные попытки формирования новых государственных образований, сразу втянутых в вооружённую борьбу за спорные территории — жестокость которой всё более потрясала то общество, что недавно было единым народом Лоруаны, и даже не представляло себе всей мощи накопленного в нём зла. (Впрочем — и те, кто громили целые города, вопия о каких-то лишениях, и те, кого они заваривали заживо в их дорогих автомобилях — стоили друг друга…) Но угроза завоевания «независимой» Уиртэклэдией нависла и над Каймиром — когда-то вошедшим на правах широкой автономии в состав всё же лоруанского, а не уиртэклэдского государства. И Джантар помнил, в его памяти всплывали напряжённые студенческие дискуссии в университетских аудиториях: следует ли Каймиру войти в состав родственной по языку и культуре, но территориально далёкой Чхаино-Тмефанхии (на юге — остров Барьерный, отделённый от Каймира Внутренним морем, был лишь дальней окраиной Тмефанхии, а её континентальная часть начиналась лишь за широким выступом Южной Уиртэклэдии и Приполярья; на севере — узкая полоса чхаинского побережья вдоль Берегового хребта начиналась и того дальше от Каймирского перешейка), или обратиться с предложением о поддержке к правительству Фаалокра, которое, контролируя из прежней столицы, Алаофы, большую часть Центральной Лоруаны, провозгласило целью воссоединение страны — но в любом случае не допустить принесения Каймира в жертву очередной попытке возродить некогда утраченную уиртэклэдскую государственность. Кому же, как не им, студентам исторического факультета, было знать: «возрождалась» она всякий раз не только на собственно уиртэклэдской территории, и приводило это к одному результату — полному и кровавому краху… Но увы, даже не были сформированы какие-то единые органы власти на самом Каймире (прежде входившем в состав Лоруаны не как целое, а отдельными областями) — и ничего не удалось решить прежде, чем под вечер второго дня только что наступившего 7782 года в Кильтуме высадился уиртэклэдский десант; и несколько бурных и трагических дней прошли в попытках переговоров городских властей с захватчиками, в надежде уберечь город от разрушений, и одновременно — обращений к правительству Фаалокра за помощью; а затем, когда в ожидании подхода его войск в городе всё же начались грабежи и погромы, жителям Кильтума пришлось организовать оборону своими силами — увы, к войне готовы не были… И Джантар помнил — как студенты, которых приближение очередной группы захватчиков застало прямо в здании университета, вскрыли имевшийся в подвале склад лёгкого стрелкового оружия, и тоже попытались организовать оборону здания — но не помнил самого боя. Воспоминания обрывались совсем близким оглушительным взрывом за окном — у которого он, тогда ещё Тукар Саум, в тот момент стоял… И лишь теперь уже, специально обратившись за разъяснениями к литературе, он узнал: такой бой в Кильтуме действительно был, и здание университета, хоть и сильно разрушенное, всё же не досталось «борцам за независимость от Лоруаны», а спустя ещё двое суток — подошедшие наконец войска правительств Фаалокра вовсе выбили их из Кильтума, так что больше никуда на самом Каймире война так и не пришла (но увы — в отличие от перешейка с его смешанным населением, который, впоследствии ещё несколько раз перейдя из рук в руки, так и остался под властью Уиртэклэдии почти до конца 7782 года, когда правительство Фаалокра, объединив к тому времени всю историческую Лоруану, смогло наконец приступить к борьбе с сепаратистами в Уиртэклэдии, Приполярье и Дмугилии, затянувшейся до 7785 года — и тогда было юридически оформлено воссоединение Лоруаны в прежних границах; однако перешеек, вновь войдя в её состав как бы вместе с Уиртэклэдией, почему-то с тех пор как бы тоже считался уиртэклэдской территорией)… О самом же студенте по имени Тукар Саум — никаких упоминаний в литературе Джантар не встретил, да и вряд ли их следовало ожидать: в ходе боя был практически утрачен университетский архив тех времён. И даже не удалось установить — из какого номера какой газеты была кем-то вырвана та случайно попавшаяся ему страница, что пробудила воспоминания…

…В семье Джантара не очень удивились такому пробуждению памяти — но сразу предупредили: говорить о таком можно не всем. И даже не потому, о каких событиях пришлось бы: всё это было давно в прошлом, оставшиеся участники войны с самых разных сторон жили в лоруанском обществе как мирные граждане, не считаясь ничьими врагами — а… просто для лоруанско-уиртэклэдской культуры была неприемлема сама идея пробуждения глубинной памяти как факт реальной жизни! Да, оказывается — снова, как и тогда, одни народы считались «более правыми» в своих верованиях и представлениях, чем другие. Тем более, Фиар и Итагаро по-своему подтвердили это: Фиар замечала странную реакцию некоторых людей на её способность останавливать кровотечение, а Итагаро — сам не сразу признался Джантару в своей способности входить в контакт с электронной техникой (причём продолжающей развиваться дальше, так что вскоре он надеялся уже не просто чувствовать работу приборов, исправное или неисправное состояние, но и самому влиять на них, и принимать конкретную информацию). И оба уже были предупреждены родителями: хотя «вообще» реальность таких феноменов как будто не подвергается сомнению, конкретному человеку признать их за собой рискованно. Для чхаино-каймирской культуры это было естественно — но в лоруанско-уиртэклэдской среде такой человек сразу становился чем-то вроде психически больного, или даже — меченым клеймом «запретного», принадлежащего иной, не совсем человеческой природе. Так что риск был даже пытаться навести справки в Кильтумском университете, если бы каким-то чудом сохранилась часть тогдашнего архива…