Роберт Хайнлайн - Двойная звезда
Эта маленькая группа знала все, а если в курсе дела был кто-то еще, то сообщать об этом мне было признано нецелесообразным. Ясно было одно: остальные члены персонала Бонфорта и весь экипаж «Тома Пейна» знали: происходит что-то странное, но что именно, они не знали. Множество людей видело меня входящим на корабль — но только в образе «Бенни Грея». А к тому времени, когда они снова увидели меня, я уже был Бонфортом.
Кто-то предусмотрительно догадался запастись принадлежностями для настоящей гримировки, но я ими почти не пользовался. Грим можно заметить на близком расстоянии; даже Силикоплоть не совсем походит на кожу. Я удовольствовался тем, что немного оттенил свое лицо несколькими мазками Семилерма и придал ему истинно бонфортовское выражение. Мне пришлось пожертвовать значительной частью своей шевелюры, после чего доктор Кэпек умертвил корни волос. Это меня мало беспокоило: актер всегда может воспользоваться париком — а я был совершенно убежден, что за эту работу получу столько, что смогу на весь остаток дней своих удалиться от дел, если, конечно, пожелаю.
С другой стороны, иногда я начинал бояться, что «остаток дней» может оказаться не таким уж длинным — вы, вероятно, тоже помните старинные поговорки: о парне, который слишком много знал, и ту, которая гласит, что лучше всего хранит тайну покойник. Но, честно говоря, мало-помалу я начал доверять этим людям. Это были просто замечательные люди — они рассказали мне о Бонфорте ничуть не меньше того, что я узнал, прослушивая его речи и просматривая пленки, посвященные ему. Политическая фигура не может быть одним человеком, постепенно начинал понимать я, а обязательно должна состоять из группы хорошо сработавшихся людей. И если сам Бонфорт не был бы приличным человеком, он никогда не смог бы сгруппировать вокруг себя всех этих людей.
Самым большим препятствием для меня оказался марсианский язык. Как и большинство актеров, я в свое время нахватался достаточно марсианского, венерианского, внешнеюпитерианского и т. д., чтобы пробормотать несколько слов, необходимых по роли перед камерой или на сцене. Но эти округленные или дрожащие согласные очень трудны. Голосовые связки человека не так гладки, как типаны марсиан, по крайней мере, на мой взгляд, да к тому же полу-фонетическая передача этих звуков латинскими буквами, например, «ккк» или «жжж» или «ррр» имеет с длинным звучанием этих фонетических стечений не больше общего, чем звук «г» в слове «гну» походит на действительный щелчок с придыханием, с которым банту произносят слово «гну». Например, марсианское «жжж» больше всего напоминает веселое приветствие, принятое в Бронксе.
По счастью, у Бонфорта не было больших способностей к языкам — а я ведь профессионал: мои уши слышат по-настоящему. Я могу имитировать любой звук, начиная со звука пилы, напоровшейся на гвоздь в бревне, и кончая хлопотливым кудахтаньем курицы, которую побеспокоили во время насиживания яиц. Мне нужно было овладеть марсианским в той степени, в которой им владел Бонфорт. Он приложил много усилий к тому, чтобы преодолеть недостаток способностей, и каждое слово и фраза, произнесенные им по-марсиански, были тщательно записаны на пленку и отсняты, чтобы он мог изучать свои ошибки.
Вот и мне пришлось изучать его ошибки. Проектор перенесли в офис, и рядом со мною усадили Пенни, в обязанности которой входило менять ленты и отвечать на вопросы.
Все человеческие языки делятся на четыре группы: флективные, такие, например, как англо-американский; позиционные, как китайский; аглютинативные, как старотурецкий, и полисинтетические (с синтаксическими единицами) как эскимосский — к которым, само собой, мы теперь добавили инопланетные языки, дико чуждые и непосильные для человека, как с огромным трудом воспринимаемый и, с человеческой точки зрения, совершенно невозможный венерианский. К счастью, марсианский язык во многом напоминает земные языки. Базисный марсианский, торговый язык, позиционный и содержит в себе только самые простые конкретные идеи — вроде приветствия «Встретились!» Высший марсианский полисинтетичен и чрезвычайно стилизован, обладая специальным выражением для каждого "нюанса их сложной системы поощрений, наказаний, обязательств. Все это оказалось почти непосильным для Бонфорта: Пенни сказала, что он еще мог читать эти полчища точек, которые они использовали в качестве письменности, и довольно бегло, но, что касается высшего марсианского, то на нем он мог произнести едва ли несколько сотен фраз.
Сколько мне пришлось потрудиться, чтобы овладеть тем немногим, что он знал!
* * *Пенни пребывала в еще большем напряжении, чем я. И она, и Дэк немного говорили по-марсиански, но львиная доля нагрузки по моему обучению пала на ее плечи, так как Дэку приходилось большую часть времени сидеть в рубке у приборов: смерть Джока лишила его надежного помощника. На протяжении последних нескольких миллионов миль, оставшихся до Марса, мы перешли с двойного ускорения на нормальное, и за все это время Дэк вообще ни разу не наведывался к нам. Я много занимался изучением ритуала, который необходимо было знать, чтобы принять участие в церемонии принятия в гнездо. Само собой, не без помощи Пенни.
Я как раз -кончил изучать речь, в которой благодарил за принятие в гнездо Кккаха, — речь, довольно похожую на ту, которую произнес бы ортодоксальный еврейский юноша, принимая на себя обязанности мужчины, но гораздо более выразительную и стройную, как монолог Гамлета. Я прочитал ее со всеми ошибками в произношении, характерными для Бонфорта и с его особым тиком. Закончив, спросил: — Ну, как?
— Очень хорошо, — серьезно ответила она.
— Спасибо, Завиток. — Это было выражение, подхваченное мной с одной из бобин с уроками языка. Так Бонфорт называл ее, когда приходил в хорошее расположение духа— и это прозвище вполне отвечало роли.
— Никогда не смейте называть меня так!
Я посмотрел на нее с откровенным недоумением и, все еще продолжая играть, спросил: — Но почему же, Пенни, деточка моя?
— Не смейте называть меня «деточкой»! Вы... мошенник! Болтун! Актеришко! — Она вскочила и бросилась было бежать, куда глаза глядят — оказалось, это дверь — и остановилась возле нее, отвернувшись от меня и уткнувшись лицом в ладони. Плечи ее вздрагивали от рыданий.
Я сделал над собой нечеловеческие усилия и вышел из образа — втянул живот, позволил своему лицу сменить лицо Бонфорта и заговорил собственным голосом.
— Мисс Рассел!
Она перестала всхлипывать, обернулась ко мне, и у нее отвалилась челюсть. Я добавил, все еще оставаясь самим собой: — Идите сюда и присядьте.
Мне показалось, что она собирается отказаться, но она, видимо, передумала, медленно вернулась к сроему креслу и села, сложив руки на коленях. Лицо ее хранило выражение маленькой девочки, которая продолжает дуться.
Какое-то мгновение я помолчал, а затем тихо произнес: — Да, мисс Рассел, я — актер. Разве это повод, чтобы оскорблять меня?
Теперь лицо ее выражало простое упрямство.
— И как актер я здесь для того, чтобы выполнять работу актера. Вы знаете почему. Вы также знаете, что я был завлечен сюда обманом — никогда в жизни, будучи в здравом уме, я бы не согласился на такое дело сознательно. И я ненавижу эту работу значительно сильнее, чем вы ненавидите меня за то, что мне приходится выполнять ее — потому что, несмотря на все заверения капитана Бродбента, я все еще далеко не уверен, что мне удастся с неповрежденной шкурой выпутаться из этого дела, а ведь она у меня только одна. Мне кажется также, что я знаю, почему вы с таким трудом выносите меня. Но разве может это служить причиной того, что вы значительно осложняете мою работу?
Она что-то пробормотала. Я резко сказал: — Отвечайте.
— Это нечестно! Это непорядочно!
Я вздохнул. — Конечно. Более того — это просто невозможно при отсутствии безоговорочной поддержки всех участников. Поэтому позовите сюда капитана Бродбента, расскажите все ему. Надо кончать с этой затеей.
Она вздрогнула и, подняв ко мне лицо, быстро сказала:— О, нет! Этого ни в коем случае нельзя делать.
— А почему? Гораздо лучше отказаться от нее сейчас, чем тянуть и, в конце концов, с треском провалиться. Я не могу выступать в таких условиях. Согласитесь сами.
— Но... но... мы должны. Это необходимо!
— Что за необходимость, мисс Рассел? Политические причины? Я ни в малейшей мере не интересуюсь политикой — да и сомневаюсь, чтобы вы интересовались ею по-настоящему глубоко. Так зачем нам тянуть эту волынку?
— Потому что... потому... Он... — Она запнулась, не будучи в состоянии продолжать из-за вновь подступивших к горлу рыданий.
Я встал, приблизился к ней и положил ей на плечо руку.— Понимаю. Потому что если мы не сделаем этого, то, на что он положил многие годы своей жизни, пойдет прахом. Потому что он не может сделать этого сам, и его друзья пытаются скрыть это и сделать все за него. Потому что его друзья верны ему. Потому что вы верны ему. И тем не менее, больно видеть кого-то на месте, которое по праву принадлежит ему. Кроме того, вы почти обезумели от мрачных мыслей и тоски по нему. Не так ли?
