Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова
Пришедший оттуда... Откуда? И куда он теперь уходит?
И как его удержать?
Глаза его, полузакрытые, заведенные под веки, казалось, смотрели куда-то внутрь, весь он был чужой, безучастный. Далекий от нас, уже чем-то отгороженный.
На другой день старичок зашел за мной, чтобы вместе ехать на завод. Он посмотрел на тещу, замученную, с красными слезящимися глазами, постаревшую. Ничего не сказал, но только горестно покачал головой.
У парадного ходил взад-вперед Эдик.
- Я с вами, Юрий Николаевич. Шеф велел.
В сером многоэтажном здании со сплошными стеклянными лентами окон помещались заводоуправление и конструкторское бюро. Мы долго шли одинаковыми коридорами с совершенно одинаковыми коричневыми дверями, поднимались и спускались по каким-то лестницам, по которым, казалось, уже проходили до этого. В одном месте коридор расширялся - тут играли в пинг-понг. В другом месте висела Доска почета и стояли вазы-раковины со свисающими прядями зелени. За отворенной дверью иной раз видна была одинокая машинистка, иной раз - чертежные доски с белыми листами и задранными, как локти, кульманами.
Старичок читал таблички на дверях:
- «Отдел главного металлурга». «Бухгалтерия». «Редакция радиовещания». «Отдел сбыта». Похоже, что сюда...
Вошли. Лысый короткий человек с мешками под глазами и крючковатым носом листал папку скоросшивателя, надежно огороженный мраморными канцелярскими бастионами (все мы давным-давно пишем самописками, а учреждения по привычке все продолжают закупать для чего-то громоздкие уродливые письменные приборы). Телефоны на его столе потихоньку скулили, как щенята, которым снится драка.
- Товарищ Ценципер?
- Возможно, - ответил человек, продолжая листать.
Старичок представился:
- Видеться нам, правда, не пришлось, но мы с вами несколько раз говорили по телефону. Можно считать, что знакомы...
- Предположим, - сказал Ценципер в том же телеграфном стиле. Садитесь. В чем дело? Ребенок? Какой ребенок? У нас же не ясли. Завод. По буквам: Зонтик - Аэродинамическая труба - Виноградарство - Олово - Дураки.
Старичок, растерявшись, стал подробно рассказывать, что вот ребенок болен, а бабушка у него «ну, та приятная гражданочка - та самая», а он, собственно, ребенку никто...
- Не надо объяснять. У самого трое, - сказал Ценципер, энергично расписываясь на одной из бумаг. - Вечно болеют. Корь, коклюш, скарлатина, свинка, краснуха, диатез, авитаминоз. Меньше слов. Что требуется? Достать петлю? Одну? Трудно. Могу достать вагон. Партию. Состав. Ценципер не работает по мелочам. Какую петлю? СК-2А? От опытной партии? Хм. Это хуже. А конструкция не пошла потом в производство? - Мы не знали. Он снял трубку одного из своих повизгивающих телефонов и получил справку. - Нет, не пошла. Давно была изготовлена опытная партия? - Поднял другую трубку и получил справку. - Да, давно. Больше года назад. Плохо. Ну, посмотрим, что на центральном складе. - Телефон дал неутешительные сведения. - На межцеховых складах... - Опять то же самое. - Да-а. - Он нахохлился, полузакрыл глаза и стал похож на ястреба, задремавшего на степном кургане. - Трудную вы мне задали задачку.
Эдик скромно кашлянул и сказал бархатно, вкрадчиво:
- Если бы было легко, мы не обратились бы к Ценциперу.
Ценципер встрепенулся, резко повернул голову и стал похож на ястреба, заприметившего полевую мышь.
- Хм. Работаете по снабжению?
- Предположим, - ответил Эдик ему в тон.
- Сразу видно. Тут талант нужен. Для всего остального, э! Сойдет без таланта, если ты архитектор, повар, кораблестроитель, писатель, начальник пожарной команды, заведующий учебной частью. Работоспособность вывезет. Но что касается снабжения, - Ценципер поднял указательный палец и покачал им, - тут только талант. Призвание.
- У нас письма с собой, - Эдик извлек бумажки. - От парткома института - просьба о содействии. Лично от директора института, члена-кора Академии наук, депутата...
Откуда только взялись эти письма? Когда они успели их заготовить?
- Нечего меня агитировать, - сердито закричал Ценципер и взмахнул короткими руками, точно крыльями. - Своих трое. Уберите письма. Смешно!
Старичок высказал предположение, что на цеховых складах могли случайно залежаться запасные части от этой давней опытной партии. Надо только пошарить как следует по ящикам, по стеллажам.
Ценципер полузакрыл глаза и с минуту думал, остроклювый, нахохленный, с окаймляющим лысину венчиком из торчащих серо-седых перьев.
- Хм. Одного пропущу на завод. - Мы с Эдиком оба встали. - Кто, собственно, отец? - Эдик сел. - Позвоню начальникам цехов. Будут в курсе. - Он искоса посмотрел на меня, совсем по-птичьи, и, кажется, пришел к неутешительным выводам. - Провожатого надо. Идем!
Старичок только успел пискнуть: «Счастливого пу...» - и дверь за нами закрылась.
Ценципер несся по коридору с большой скоростью, увлекая меня за собой. Мелькали коричневые двери, от них рябило в глазах.
- Выше голову! - покрикивал на ходу Ценципер. - Больше действий и меньше слез! Отец - это опасная профессия. Бодрость двигает горы, она же берет города.
Наконец Ценципер толкнулся в дверь с табличкой: «Комитет комсомола» (у меня, признаться, создалось такое впечатление, что он открыл ее ударом своего короткого, загнутого от основания клюва).
- Привет! - В комнате было полно народу. - Идет кто-нибудь в третий корпус?
- Да нет, вроде никто... Или постойте. Андрей идет в цех нормалей. Идешь, Андрей?
Андрей, рослый, с хорошо вылепленной грудной клеткой, обтянутой толстым свитером, с выправкой спортсмена, сидел в углу, под бархатным знаменем, и, упрямо нагнув голову с крупно вьющимися темными волосами, писал что-то на листке клетчатой тетради.
- А? - Он не сразу поднял голову. - Да, иду.
- Выручи, - сказал Ценципер. - Оформи пропуск. И проводи до сборки. Уже в дверях он бросил через плечо: - Надеюсь. Смотри. - И ушел.
Андрей кивнул головой и продолжал писать.
Хотя я видел листок вверх ногами, но мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять - он доказывал теорему о среднем. И доказывал ее неправильно. Это удивительное дело - я не запоминаю улиц, плохо ориентируюсь в лесу, могу заблудиться в трех соснах; но ошибку в формуле увижу, кажется, даже в темноте.
Андрей встал, надел куртку и ушанку, сунул сложенную тетрадку в карман. И мы пошли.
В
