Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова
Однажды Мальчик пропал. Нигде его не было. Ни в Любашином кукольном углу, ни у чертежной доски дипломника Феликса (он мог тут простаивать часами). Ни у горки Адель Марковны, уставленной высокоценными фарфоровыми маркизами и трубочистами. Поднялась паника. Теща в ужасе бросилась открывать старый сундук с тяжелой крышкой, из которого потянуло нафталинным духом. Длинноногая Майка, как осиротевшая цапля, бродила по лестнице и робко аукала. Я для чего-то шарил по ящикам письменного стола. И все попадалось на глаза одно и то же: «Если X1, X2... Xn суть результаты...»
Наконец все-таки нашли! Оказывается, он открыл незамазанную балконную дверь и выбрался, хитрец, тишком на балкон. Сидел там на корточках, взбивал руками снежную пыль и смеялся, глядя, как она красиво оседает.
- Пусть уж будет... Егор, - чуть слышно сказала теща, опускаясь на диванный валик. - Ох, сердце заходится. - И тут же, воспрянув, закричала трубным голосом: - Да выньте же его оттуда! Юра, полотенце! Майка, где шерстяные носки?
Назавтра пришла беда - Мальчик заболел. Где-то там внутри какие-то важные механизмы разладились, разболтались, нарушился слаженный ход, нормальная работа, что-то дребезжало, хрипело, заедало в маленькой грудной клетке. Слишком оживленный, с горячими потными ручками. Мальчик сидел в своей кроватке и старался надеть мои очки, которые тут же сползали с его переносицы, как салазки с хорошо укатанной горки. И что-то болтал, неразборчиво, торопливо, возбужденно хохотал, хватался за перильца, порывался встать и бежать.
Мы вызвали районного механика по детям.
Пришла седая женщина с большим грубым мужским лицом и крепко сколоченной фигурой. Она шагала широко и тяжело, обутая в толстые, на меху, ботинки, говорила решительно, резковато. Сняла пальто, опустила подобранные полы белого халата. Распорядилась, чтобы ей показали, где помыть руки. Звали ее Ксения Алексеевна.
Села на диван, достала сигарету. Чиркнула зажигалкой, которую потом, подняв полу халата, каким-то совсем мужским жестом сунула в карман юбки.
- Можно бы и к ребенку, - прошипела ядовитым голосом теща, заранее настроенная недоброжелательно.
- Жду, когда руки согреются, - спокойно сказала Ксения Алексеевна, глядя на нее твердым командирским взглядом. И наша мать-командирша стушевалась. Рядом с Ксенией Алексеевной она выглядела как ефрейтор рядом с полковником.
- Ну-ка, маленький гражданин, - сказала Ксения Алексеевна, входя к Мальчику, - покажись, какой ты есть...
Осмотрев Мальчика, она наметанным, точным глазом выбрала тестя и отозвала его в сторону, к балконной двери. Помедлив, кивнула мне тоже:
- Ну, и вы!
Спросила тестя:
- Вы, случайно, на Первом Украинском не воевали? Знакомое лицо. Может быть, у нас в госпитале лежали?
- Говорите прямо, - сказал тесть, - все как есть.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НА ЛЮДЯХ
Первым делом я пошел к Эдику.
- Что с вами, Юрий Николаевич? - спросил Эдик, останавливая маленький настольный станочек, над которым дрожал изящный серебряный завиток стружки. - Да вы присядьте.
Я рассказал о нашей беде. У Мальчика воспаление легких. Неприятно, но не так уж страшно. Страшно другое - Ксения Алексеевна, прослушав его, обнаружила серьезный дефект в сердце. Очень важный крючок соскочил с какой-то очень важной петельки и повредил ее при этом. Петелька еле держится, вот-вот совсем отвалится. А жить без этой петельки человек не может.
Эдик мыл руки, лицо у него было строгое, сосредоточенное.
- Что надо делать?
- Надо достать точно такую же петельку... и тогда Ксения Алексеевна попробует произвести замену. Это опасно, но возможно.
- Куда думаете толкнуться?
- Да вот можно в мастерскую гарантийного ремонта. Там один старичок...
- Идем сейчас, - Эдик открыл узкий стенной шкафчик собственного изготовления. Надел свое лохматое пальто, завязал пояс узлом.
- В пять заседание кафедры, на котором я должен...
- Ерунда. Вы отец или нет? Ваше дело - спасать ребенка. Остальное - до лампочки! Без вас справятся, раз такое дело.
Пока я одевался внизу, Эдик заскочил на минуту к шефу и вышел со словами: «Все улажено. Можем ехать». Я еще возился, застегивая портфель, а он уже подогнал к подъезду такси.
Старичок в окошке выслушал меня, болезненно сморщился, весь перекривился.
- Ну-ка, зайдите сюда. - Он открыл дверку и пропустил нас в святая святых. - Петелька от пружинного предохранителя? С отверстием 1:35? У нас нету. - Стал ожесточенно скрести подбородок. - Разве нас снабжают как следует быть? Мы же от телеги пятое...
- А где можно достать? Нужно срочно.
Электробритвы выли рядом с нами, как волки воют на северное сияние, тоскливо, безнадежно, монотонно.
- Если на оптовой базе попробовать... - Старичок заскреб подбородок еще сильнее. - Там должны быть. Поедем. - Он закрыл окошко фанерным щитком и написал мелом: «Я на базе».
В автобусе старичок долго присматривался к Эдику, к его мохнатому пальто и меховой шапке пирожком. Наконец спросил: «Вы, случайно, не из газеты? У нас мастерская третьей категории - сколько мы заявлений писали, чтобы дали вторую, а дело ни с места. Продернуть бы их в виде фельетона».
Эдик ответил что-то невнятное, но значительное. Меня они оба не трогали.
На оптовой базе первым попался на глаза высокий худой кладовщик с интеллигентным лицом, в опрятной синей спецовке. Тонкими пальцами он перебрасывал из одной плетеной металлической корзинки в другую розовые маленькие уши в прозрачных целлофановых пакетиках и считал:
- Шестьдесят два... шестьдесят три...
Поздоровался со старичком, объяснил:
- Присылают запчасти в мягкой таре. Бумажными мешками - по тысяче штук. Тара рвется. Шестьдесят пять... Шестьдесят шесть... А теперь вот сиди считай. Шестьдесят девять...
Старичок рассказал, как умел, зачем мы приехали.
- Понимаешь, ребеночек... Жалко ребеночка.
Кладовщик задумался.
- У нас есть как раз комплекты для Белоруссии, еще не отправленные. Можно бы оттуда изъять... одну... Можно бы сделать... но... м-м...
- Значит, заметано? - вставил Эдик.
- Это, конечно, не вполне законно. Поскольку мы оптовая база. Но сделать можно бы... вот только... м-м... не знаю...
Подошла женщина с метлой, повязанная крест-накрест теплым платком.
- Как же не помочь? Ведь ребенок...
- Ну,